Новогодняя игрушка для негодяя - Сусанна Ткаченко

— Он… он там… Генрих там! Бежим, Семён! Скорее! — лепетала я бессвязно, задевая волосы на виске босса губами и вцепившись в его плечи, как утопающий в спасательный круг.

— Прекрати истерику, Лисичкина, и объясни толком что происходит? — босс попытался спихнуть меня с себя, но не на ту нарвался! — Или это план соблазнения у тебя такой? Не выйдет, лиса, этот колобок не для тебя бабушка пекла!

Что он мелет?

Возмущение от нелепицы, которую нёс Сем Тем, даже ужас пред Генрихом перекрыло, и я ослабила хватку, чтобы заглянуть придурку в глаза. Убедиться воочию, что он в себе и говорит серьёзно.

Темнов не шутил. Его обычно серые радужки потемнели, ноздри раздувались, шумно втягивая и выпуская воздух — наверное, от гнева, а мышцы закаменели. Он серьёзно думал, что это я так заигрываю? Да он ненормальный!

— Генрих — крыса. Его принёс Ломоносов, — решила я развеять бред, что снобский нарцисс себе надумал.

Внести ясность удалось чётко и коротко. В голосе не прозвучало ни малейшего намёка на флирт.

Темнов посмотрел поверх моей головы, покрутил своей из стороны в сторону и, развернувшись так, чтобы мне было видно, холодно бросил:

— Вот это, что ли, ужасный Генрих?

Чудовище сидело у стола и с невозмутимым видом жрало шоколадку прямо с обёрткой, видимо, упавшую вместе с сумкой. Я вздрогнула и опять поддалась панике: спрятала лицо у босса на шее, чтобы не видеть эту жуткую картину, и спросила с надрывом:

— Да-а, видишь теперь, что мне не до игр? Что же нам делать?

— Слезь с меня, истеричка. Взяла моду тереться!

Босс вообще не проникся моими страданиями, чурбан чёрствый! Он подошёл к столу и, невероятным усилием отцепив мои пальцы от своего пиджака, ссадил меня на него. А потом спокойно взял Генриха и запихнул в клетку. Странно, но чудовище на него не напало. А я так мечтала увидеть, как босс трясёт окровавленной рукой… Эх…

— И хватит придуриваться, Лисичкина, лисы не боятся крыс, они ими питаются!

Стало обидно до слёз. Ну или это пошёл откат после резкого скачка адреналина, когда наступила относительная безопасность. Не знаю, но я внезапно решила психануть и покинуть приёмную, хлопнув дверью.

Неловко соскочила со стола и тут же рухнула на одно колено. Лодыжку прострелила резкая боль.

— Ой! — вскрикнула, не удержавшись, чем показала досадную слабость, но я ведь не железная.

Зато могу с честью носить звание «неуклюжая овца года», даже уйти красиво не умею.— Да чтоб тебя! — выругался Темнов, подошёл ко мне, подхватил на руки и понёс в свой кабинет.

Возможно, это выглядело бы романтично, но на диван Семён меня сбросил весьма нелюбезно. Мне даже показалось, дай ему волю, он бы и мимо с радостью свою ношу уронил. Но зато когда он сел рядом и закинул мои ноги себе на колени, а потом снял с них туфли и принялся осторожно, едва касаясь, ощупывать лодыжку, мне пришлось прикусить щёку с внутренней стороны от чего-то внезапно ухнувшего в низ живота и резкого прилива жара.

Ой, зря! Зря я решила выпендриться и изображать из себя грациозную попрыгунью. Наверняка именно за это карма меня настигла и загнала в такое неудобное положение. Ведь тело, тело-то моё помнило его руки. И как ему, телу-предателю, в тот раз было хорошо — тоже помнило. Оно невероятно обрадовалось оказанному вниманию и тут же принялось сигнализировать: «Продолжай, дорогой Семён! Я по тебе соскучилось!»

Пришлось срочно призывать на помощь разум и здравый смысл.

— Уже всё прошло, — слабым голосом попыталась прекратить я разврат и отнять у хмурого Темнова ногу.

Но не тут-то было! Он гладил её и гладил, щупал и щупал… уже к колену подобрался.

— Не выдумывай, Лисичкина, я же вижу, как ты морщишься. Вот так больно? — надавил как раз на пострадавшее место, садюга!

Но это хорошо — неуместное томление разом пропало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ай! — вскрикнула я — лодыжка-таки пострадала.

— Поедем в травмпункт. Сейчас позвоню, чтобы принесли твою одежду, — безапелляционно заявил босс.

Мамочки! Только не это! Больницы я терпеть не могла с тех пор, как лишилась родителей, а уж когда бабушка заболела...

— Нет! Не надо в больницу! У меня ничего не болит! — я попыталась вскочить, но была беспощадно придавлена к дивану тяжёлой рукой Темнова.

— Лежать! — гаркнул он, а сам встал, подошёл к столу, взял трубку телефона и, пока я отходила от шока, набрал номер. — Маша? Да, я. Принеси ко мне в кабинет вещи Лисичкиной и скажи Валентине, что она сегодня на работу не вернётся.

Божечки, что делается?! А Маша ведь ещё хуже, чем больница. Она как увидит сейчас развалившуюся на диване меня, так и всё. Труба дело.

Я приняла горизонтальное положение и сдвинула назад порванный боковой разрез юбки.

— Семён Степанович. Не надо в больницу. Ничего ведь страшного не произошло, — я демонстративно задрала пострадавшую ногу и покрутила свободной от туфли ступней.

Босс внимательно проследил за моим действием свирепым взглядом, и я отчётливо увидела, как на его скулах заходили желваки — злился.

— Ещё чего, Лисичкина! Знаю я таких, как ты! Решила мне иск выкатить за производственную травму? Не выйдет!

С чего он это взял?! Уставилась на параноика, не моргая. Почему он постоянно меня в чём-то подозревает? Он по жизни такой или это я создаю неправильное впечатление? Только открыла рот, возмутиться и заверить — если хочет, даже нотариально — что и в мыслях подобного не держала, как, стукнув разок для приличия, в дверь стремительно влетела Маша.

Она хищно окинула взглядом кабинет, явно мысленно измерив расстояние от моего дивана до темновского стола, и сощурилась.

— Вот вещи, Семён Степанович. А скажите, мы теперь постоянно с Валей будем в таком режиме работать? Нам вроде дали третьего оператора, а его вроде и нет…

Очень способная девушка Мария! Она даже высказывать претензии умеет мурлыча. Не то что я. А ещё умудряется при этом кокетливо хлопать глазами и покачивать бёдрами. Гений!

— В кадрах уже занимаются поисками нового оператора, Мария. Потерпите немного. Я выпишу вам с Валентиной премию за переработку, — нелюбезно буркнул Темнов, даже не глядя в её сторону.