Потерянная принцесса - Алина Немирова

Полураздетых, их усадили на ложе, на квадрат чистого полотна, расстеленного поверх тюфяка. Парни разули невесту, сняли с ее ног чулки. Девчонки вокруг Лютгера тоже завозились, захихикали, опустившись на колени.

Колышутся огоньки сальных плошек. Свежо и пряно пахнет душистое сено, которым набит свадебный тюфяк.

Один из дру´жек что-то шепчет Вальбурге на ухо. Она, не открывая глаз, покорно поднимает руки, чуть привстает – и тут же с нее через голову сдергивают рубаху.

Когда Лютгер осознал, что его тоже раздевают совсем, он чуть было не рванулся – и, конечно, расшвырял бы всех невестиных подружек. Но оказывать сопротивление малолетним девчонкам означало бы сделаться совсем смешным…

Они, все так же пересмеиваясь, стремительно ускользнули вверх по лестнице. Дру´жки дали деру тем же путем еще раньше. И когда последняя из девчонок исчезает наверху – мать невесты, которую они в своем отступлении обтекали, как воды ручья обтекают громоздкий валун, захлопывает за ними и за собой дверь.

И тут же снаружи грянула песня: разудалая, веселая, полная освященной обычаем похабщины. Родичи обоих молодых, собравшиеся во дворе, будут петь и пить, плясать и петь, может быть, петь и драться – час, два, три, сколько потребуется, пока из дома не прозвучит крик боли, доказывающий, что невеста стала женой…

Чьей женой? Этот, как его, Ян Младший – он что, сидит там сейчас, среди всех этих добрых бауэров, наливается пивом и ждет, когда его нареченная принесет сыну его господина тот дар, который девушка может вручить мужчине лишь единожды? Все остальные Яны, Вотцели и прочие, что собрались сейчас во дворе, тоже ждут именно этого?! И их жены тоже ждут?

Не помнил он имена этих бабищ – да и Людвиг вряд ли считал нужным запоминать. Но дело в их мужьях.

Им не может быть жалко пфеннинга. Они обеспеченные домохозяева! Замок Варен скорее опекает их, чем давит из них соки! Им самим должно быть стыдно, перед родней и соседями, так крохоборничать!

А если не жадность тому причиной – то что тогда?!

Где это вообще видано: выплачивать господину такие долги натурой, даже среди беднейших крестьян?!

Дверь, конечно, на засов не задвинута. И одежда его вся здесь осталась, вот она, на сундуке, аккуратно сложено и верхнее, и исподнее платье, а рядом свернулся змеей пояс с кинжалом. Никто не помешает ему встать, облачиться в господское платье и выйти… Но сделать это сейчас – означает навлечь позор на замок Варен. И на себя, ныне старшего сына, которому когда-то предстоит…

Вот, наверно, в чем дело: их сердцу был мил Людвиг! Эти бауэры не могут отказать тому, кто пришел ему на смену, в праве называться старшим сыном… отказать не могут, но показывают: ты не мужчина, ты не твой брат, ты не сможешь поступить так, как подобает!

Лютгер с ненавистью посмотрел на бревном лежащую рядом с ним Вальбургу – конечно, она тоже участница заговора! И тут его ненависть куда-то испарилась.

Обыкновенная крестьянская девица. Рослая, крепкая, очень чисто вымытая. Очень юная, пускай и старше его. Очень испуганная: до сих пор глаза раскрыть не посмела.

Людвиг уже год назад, в свои тогдашние пятнадцать, был мужчиной. И не только телесно. Он бы смог оценить, красива эта девица или нет. Ну, просто представил бы, что она – что-нибудь понятное: если кольчуга – то гибкая, легкая, прочная, обтягивающая тело, как вторая кожа… Отличная скаковая кобылка, необъезженная еще, пугливо трепещущая ноздрями, но изгиб ее шеи горделив, бабки изящны… Меч со струйчатым, вьющимся узором вдоль лезвия: в бою он, наверно, поет…

Песня грузно топталась во дворе – не как меч, а как пьяная сороконожка. Билась в забор и стены дома неуклюжими изгибами тела, сама себе лапы оттаптывала.

Лютгер осторожно коснулся тела Вальбурги. Девчонка вздрогнула так, будто в руке у него было раскаленное железо. Эх ты… заговорщица…

Он постарался немедленно доказать, что заслуживает права называться мужчиной. Она судорожно предприняла неловкие, но жаркие попытки помочь ему.

Оба примерно знали, что следует делать, однако у них долго не получалось. Это было как первая охота на оленя: копьем владеть умеешь, в убойное место вроде попал – а вот не удается толком пронзить, сам измучаешься и зверя измучаешь, пока, наконец, рухнет он, многажды израненный. Песня еще трижды опоясала двор и зашла было по четвертому кругу, когда Вальбурга, уже нежданно для них обоих, закричала под Лютгером, с этим криком перенесясь на другой берег той реки, которая отделяет девушку от женщины.

Тут же с пьяным смехом ворвалась родня, осыпала их лепестками цветов, и сразу после этого Лютгера вдруг словно бы перестали замечать. Он едва мог поверить своим глазам. Все поздравляли мужа и жену, Вальбургу и младшего Яна, их лица светились счастьем… Кто-то подхватил с тюфяка окровавленное полотно и, размахивая им, выбежал наверх, откуда сразу донеслись новые ликующие вопли…

Значит, дело не в том, что новому молодому господину стремились указать его место, заставить сравниться с покойным братом и ощутить свою малость?

Молодой господин торопливо натянул одежду, препоясался кинжалом. На него по-прежнему не обращали внимания.

Не зная, что и думать, он подошел к коновязи. Маявшийся там вороной с радостным ржанием потянулся ему навстречу. Лютгер затянул подпругу, вскочил в седло – и едва удержался от того, чтобы махнуть через изгородь: померещилось вдруг, что он здесь в осаде и со двора его живым не выпустят.

Уж на этот поступок точно обратили бы внимание. Но он превозмог себя и выехал через ворота, так никем и не замечаемый. Обе семьи бурно веселились, отмечая свершившийся брак своих детей.

Всю дорогу до замка Лютгер ломал голову, пытаясь понять, что это было. Так и не понял. В замке никому ничего не рассказал.

* * *

Вальбурга понесла сразу после свадьбы. Может быть, с первой же брачной ночи – но кто угадает такое наверняка? Срок, который требуется женщине, чтобы выносить новую жизнь, не может быть вычислен с точностью до дня. И даже до недели.

В положенное время она родила мальчика. Назвали его, конечно, Ян. Теперь он считался Яном Младшим, а отец его, то есть муж Вальбурги, звался Ян Недомерок. Среди бауэров такое прозвание обидным не считалось: можно зваться Недомерком и стать исправным хозяином, когда придет твой черед сменить отца.

Если о происхождении этого ребенка и шептались в деревне, до замка эти слухи не доходили. А скорее и не шептались – принимали все как есть. И без того забот по темечко.

Лютгер пару раз видел Вальбургу с младенцем на руках: она ему кланялась, конечно, и оба старших Яна тоже склоняли головы положенным образом, молодой господин есть молодой господин… А младенец – ну, он тоже младенец и есть, кем бы ни был зачат: нечто запеленутое, попискивающее, с красным пятном рожицы. Второго взгляда не стоит.

Потом судьба Лютгера изменилась. Правда, это уже через три года произошло. О семействе Яна Недомерка он что-то специально узнавать не стремился, скорее наоборот, но владение Варен – не графство и даже не баронство, тут поневоле хоть что-то да будешь знать о любом из сколько-нибудь заметных хозяев.