Душегуб из Нью-Йорка - Иван Иванович Любенко

вышла, выслушала меня, сказала, что волноваться не стоит: все адреса есть в стенографических отчётах и в черновых записях по сделке… А потом помолчала и выдала новость об увольнении. Я, признаться, оторопел… И сразу к вам. У вас дверь закрыта, вот я и поднялся на палубу.

– Уволиться она может, но совсем потерять с нами связь у неё не получится.

– Да? – удивлённо вскинул бровь Баркли и выпустил дым.

– Мисс Флетчер – важный свидетель по покушению на вас и Эдгара Сноу в Голландии, а также по убийству Алана Перкинса в Праге и Эдгара Сноу уже здесь, на пароходе. Да и в Берлине тоже. Помните судью из Кёльна, отца шестерых детей, отравленного из солонки?

– Да-да, вы правы. Я совсем забыл об этом несчастном прусаке.

– К тому же уход Лилли не обеспечит её безопасности, хотя бы потому, что Морлок может и не знать, что она уволилась. А если даже ему станет это известно, разве он не попытается сыграть на вашей жалости к ней?

– Безусловно, – согласился Баркли и набросил на плечи принесённый стюардом плед.

– Но давайте вернёмся к вашему допросу инспектором уголовной полиции в Роттердаме. Помните?

– О да! Припоминаю.

– О чём он вас спрашивал?

Наморщив лоб, американец произнёс:

– О восьмиугольной памятной золотой монете в пятьдесят долларов, выпущенной к всемирной выставке «Панама-Пасифик» пять лет тому назад. Её нашёл кондуктор в тамбуре, откуда вытолкнули Эдгара. Он спросил, не моя ли монета. Нет, не моя. Моя – дома, в письменном столе. Я уже говорил вам, что в 1915 году, в год проведения выставки, я купил банк и назвал его в честь себя San Francisco JBank, то есть банк JBank – Банк Джозефа Баркли (Joseph Barkley). Я приобрёл пять памятных монет и подарил их членам правления.

– Они и сейчас в него входят?

– Их осталось четверо. Пятый – мой компаньон и хороший друг Морган Локхид – исчез.

– Умер?

– Нет, пропал.

– Признан безвестно отсутствующим?

Американец покачал головой.

– Ещё не вышел срок, в течение которого его могут признать безвестно отсутствующим. К тому же этот период дважды прерывался. Первый раз я получил от него телеграмму из Лас-Вегаса – маленького городка в Неваде – о том, что он берёт отпуск на полгода в связи с продолжением путешествий. А вторую, ещё через полгода, он прислал жене из Мексики. Она мне её показывала. Текст состоял из трёх предложений. Я запомнил его наизусть: «Дорогая, я жив и здоров. Скоро вернусь. Не волнуйся».

– Странно.

– Более чем. Я уже думал, что он попал в мексиканскую тюрьму. Мой адвокат послал туда запрос. Оказалось, что и там его нет.

– А сколько ему принадлежало акций?

– Раньше он имел тридцать пять процентов.

– Прилично!

– Больше было только у меня – пятьдесят два.

– Дивиденды по ним выплачивались?

– Они перечислялись на его счёт до конца 1915 года. А в конце года на общем собрании акционеры приняли решение об увеличении уставного капитала в десять раз. Локхида на собрании по понятным причинам не было, хотя мы уведомили его по месту проживания. Но что толку? Жена Моргана правопреемницей не являлась, поскольку он не числился ни погибшим, ни пропавшим. Соответственно, его доля уменьшилась до трёх с половиной процентов. – Баркли пожал плечами. – А что было делать? Бизнес должен развиваться. Он не может зависеть от прихотей одного человека. Я не удивлюсь, если окажется, что Мо подался в какой-нибудь монастырь в Перу либо построил себе хижину на берегу Амазонки и наслаждается одиночеством. Он всегда был немного с придурью. И зря я тогда согласился отважиться вместе с ним на глупое путешествие через Мохаве.

– Что? – Частный детектив приподнялся в кресле. – Вы переходили пустыню?

– Да, представьте себе. Чёрт меня дёрнул на эту авантюру.

– И когда это случилось?

– В августе пятнадцатого, – вздохнул Баркли.

– Для неподготовленного человека это самоубийство.

– Я тоже так считал, но друг меня уговорил. Откровенно говоря, я пошёл у него на поводу лишь для того, чтобы хоть немного расстаться с лишним весом.

– Весом? – Ардашев рассмеялся. – Вы с жизнью могли расстаться. Сколько дней вы планировали находиться в пути?

– Десять. И по его расчётам, за это время мы должны были преодолеть сто десять миль. Морган был членом Американского географического общества и бесплатно получал журнал «Нэшнл географик». За год до этого он отправился в Альпы и провёл там целую неделю. Мо гордился тем, что, имея минимум снаряжения, при почти полном отсутствии продуктов сумел не только выжить зимой в горных условиях, но и преодолеть перевал. Тогда он тоже звал меня с собой, но я считал, что нельзя нам, самым крупным акционерам, надолго оставлять банк, ведь вся эта затея вместе с дорогой отняла бы по меньшей мере один месяц, а кроме того, могла плохо кончиться.

Баркли замолчал, и было слышно, как недовольные волны бьются о борт парохода. Затем он спросил:

– Вам это интересно?

– Да, с удовольствием послушаю ваш рассказ.

– Хорошо, – кивнул американец и, помолчав немного, продолжил: – Неподалёку от Голливуда, захватывая юго-восточную часть Калифорнии, северо-запад Аризоны и юг Невады, простирается пятая по величине пустыня мира – Мохаве. Она знаменита Долиной Смерти, песчаными дюнами, обширными областями такыров и едкими щелочными холмами. Шоссе из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас пересекает её как раз через «содовые холмы» и такырники. Температура там доходит до +43 R°[33] и выше при свирепом горячем ветре. В округе Сан-Бернардино, примерно на одной трети пути из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас, лежит небольшой городок Барстоу. За ним начинается пустыня, и оттуда мы должны были начать наш пеший переход. Мой компаньон проложил маршрут на северо-запад в направлении южных отрогов гор Сьерра-Невады к городку Йоханнесбург. Местные его называют Джо-бург. Это конечная станция железной дороги Рандсбург. Городишко маленький. Население – две сотни жителей.

Путь пролегал по самой засушливой части Мохаве. Никакой особенной экипировки у каждого из нас не было, кроме охотничьего ножа, увеличительного стекла, белого носового платка, армейской фляжки в суконном чехле с надетой сверху кружкой, двадцатифутовой[34] тонкой верёвки из конского волоса, куска брезента размером четыре на четыре фута и такого же размера отрезка белой ткани и двух компасов. Одеты мы были одинаково: летние белые рубашки с длинными рукавами, лёгкие светлые брюки, подпоясанные армейскими брезентовыми поясами, парусиновые туфли, носки из хлопка и соломенные шляпы с большими полями.

Пообедав в придорожном кафе двумя бифштексами, часа в три пополудни мы зашагали к песчаным дюнам. Стояла адская жара. Ни воды, ни еды мы с собой не брали, потому