Сокровища и реликвии эпохи Романовых - Николай Николаев

Так же безуспешно роют землю и у финской границы — жена Агафона Карловича спрятала там золото-бриллианты «под приметным деревом». Третье место паломничества кладоискателей — усадьба Мудули под Ригой. Там, где-то под голубятней, которой теперь нет и в помине, изделия Фаберже закопал некто Бауэр, акционер фирмы и бухгалтер московского отделения. В Латвию ценности провезла его супруга, спрятав в одежде и в каблуках туфель. Но воспользоваться ими все равно не удалось — слухи дошли до Евгения Фаберже, и тот примчался из Парижа в Ригу, чтобы заявить на Бауэра латвийскому министру юстиции. Несколько недель бывшего бухгалтера протомили в тюрьме, а потом выпустили за отсутствием доказательств. В 1936 г. он умер, указав родной сестре на ту самую голубятню. Только вот сестра не сумела удержать язык за зубами, а агенты братьев Фаберже были на чеку. На этот раз в Ригу помчался Александр Карлович, перекопал усадьбу вдоль и поперек, но ничего не нашел и вообще еле унес ноги от советских солдат, внезапно оккупировавших Латвию… Шестнадцатью годами ранее, в 1920 г., Карл Фаберже доживал последние дни в Лозанне, почти в нищете. Он вечно болел, хандрил и не испытывал желания разговаривать. Единственные слова, которые люди слышали от него достаточно часто, были: «Нет, это не жизнь!» Когда же кто-то из сыновей спросил, почему Карл не воспользовался уникальной возможностью вывезти из России хоть что-то, старик удивился: «Что проку теперь было бы в нескольких горстях бриллиантов?» Может, он имел в виду: потеряв голову, о волосах не плачут, и жалкие осколки былого богатства никак не утешат того, кто утратил дело жизни и любовь царей. А может, просто, что драгоценности к 1920 г. до неприличия обесценились.

В Питере в Гражданскую «Фаберже» шел за несколько картофелин. Да и в Европе дело обстояло не многим лучше: ювелирный рынок перенасытили драгоценности, привезенные ордами русских эмигрантов. Когда же к 1922 г. рыночная цена на камешки и драгметаллы снова стала расти, большевики вспомнили, что в Москве, в Оружейной палате, еще со времен Керенского пылятся сотни ящиков с конфискованным имуществом императорской семьи. Пасхальные яйца вместе с другими шедеврами ювелирного искусства одно за другим забирал у Оружейной палаты Наркомвнешторг: Стране Советов требовались деньги на индустриализацию. Высокую цену на яйца не назначали из принципа: приято было считать, что художественной ценности царские пасхальные игрушки не имеют. Состоятельные иностранцы, понятное дело, не зевали.

Директор Оружейной палаты Дмитрий Иванов бился за каждый музейный экспонат, писал никому не нужные объяснительные записки, а накануне изъятия последних десяти яиц Фаберже покончил с собой. Это, как ни странно, и спасло остатки коллекции — они и поныне хранятся в музеях Кремля.

При том, что художественная ценность творений фирмы Фаберже по-прежнему многими ставится под сомнение (мол, слишком пышно, слишком занимательно, на грани кича, а знаменитые пасхальные яйца — так просто киндерсюрпризы столетней давности), на аукционах такие лоты неизменно производят сенсацию. К примеру, настольная фигурка слона с клеймом Фаберже ушла за 145 тыс. долларов. Что же касается яиц, то в основном продаются те, что были сделаны для Варвары Кельх. Стоят они дешевле императорских, но все равно цена доходит до трех с половиной миллионов долларов. Самым же дорогим на сегодняшний момент считается «Зимнее яйцо», проданное три года назад на аукционе Кристи за 9 579 500 долларов. И уж совсем недавно девять яиц Фаберже из императорской коллекции купил русский нефтяник Вексельберг, уплатив за них на аукционе Сотбис то ли 90, то ли 120 млн долларов.

Увы! Нынешним владельцам фирмы «Фаберже и К°», в 1923 г. основанной в Париже Евгением и Александром Фаберже, приходится довольствоваться куда меньшим оборотом. Магазин с громкой вывеской существует и по сей день, но торгуют там отнюдь не императорскими игрушками, а, например, шампунем. Что ж! В некотором смысле на то была воля Карла Густавовича Фаберже.

***

Предлагаем вниманию читателей несколько материалов, посвященных одной теме, — поискам величайшей российской реликвии — Янтарной комнаты, похищенной фашистами в годы Великой Отечественной войны. Их авторы с разных позиций подходят к этой животрепещущей до сих пор теме.

Популярность янтаря объясняется не только его красотой, редкостью или тем, что он удобен в обработке — не слишком тверд и не слишком хрупок. В древности его использовали как целебное и даже… колдовское снадобье!

Размолотый в порошок янтарь смешивали с маслами и готовили мази, а янтарные амулеты должны были хранить от дурного глаза и злой судьбы. И вплоть до XVIII в. люди верили в волшебную силу золотистого, теплого на ощупь, легкого камня. Почему? Потому, видимо, что, если потереть этот камень об одежду, он превратится в магнит, а «магнетизм» в умах наших предков находил исключительно сверхъестественное объяснение.

Его прозвали «золотом Балтики» — и недаром: янтарь всегда был желанным товаром на любом рынке, да и сам он когда-то служил разменной монетой. По древним торговым путям — один из них, ведущий от Данцига[4] на юг, даже назывался «янтарный путь» — везли обработанный солнечный камень и «сырьем» через всю Европу в Переднюю Азию.

В местах, где находили «золото Балтики», его промысел стал привилегией самых богатых и самых сильных — крепких купцов и могущественных феодалов. А в XIII в. янтарную монополию захватили Орден меченосцев и Тевтонский орден.

Постепенно обработка янтаря становилась весьма уважаемым ремеслом, а в XVII в. сформировался и свой цех — янтарных дел мастеров. Особенно славились мастерские в Кенигсберге[5] и в Данциге.

…Когда в 1701 г. бранденбургский курфюрст самолично короновал себя прусской короной и стал королем Пруссии Фридрихом I, коронация происходила в Кенигсберге. Познакомившись с работами тамошних мастеров янтарного дела, Фридрих I загорелся идеей заказать в Кенигсберге лично для себя какую-нибудь небывалую вещицу.

Так, в 1701 г. Фридрих I заказал кенигсбергскому мастеру Готфриду Вольфраму (датчанину по происхождению) не какой-то перстень, а янтарные панели для отделки стен (!) в галерее своего берлинского замка Шарлоттенбург.