Каменный плот - Жозе Сарамаго

Он тронул машину и шагом — если так можно выразиться — двинулся дальше, ему хотелось, ему надо было все крепко обдумать. Теперь он уже не просто какой-нибудь заурядный путешественник, едущий в сторону границы, обыкновенный, ничем не примечательный и никому не интересный человек — нет, быть может, в это самое время уже печатаются его портреты с крупно, жирно набранным красными буквами словом «WANTED»[14]наверху, быть может, уже идет на него охота. Он глянул в зеркало заднего вида — позади нагоняла его машина дорожной полиции, мчалась так, что, казалось, вот сейчас влетит к нему прямо через багажник. Влип! — мелькнуло у него в голове, он прибавил газу, но тотчас сбросил скорость, не прикасаясь к тормозам, но все эти маневры были ни к чему — патрульный автомобиль пулей пронесся мимо, полицейские даже не покосились в его сторону, о, знали бы они, чей драндулет обошли, торопясь по своим делам. Жоакин Сасса снова взглянул в зеркало, но теперь уж на себя самого, чтобы увидеть, как уходит с глаз долой тревога, зеркало укреплено так, что больше в нем ничего почти не увидишь, разве что кусочек его лица, так что трудно сказать наверное, чье это лицо — что ж тут трудного, Жоакину Сассе, разумеется, да это-то мы знаем, а кто такой этот Жоакин Сасса? — человек ещё сравнительно молодой, тридцати с чем-то лет, впрочем, ему ближе к сорока, и маячит на горизонте день, которого не минуешь, темнобровый и, как большинство португальцев, кареглазый, нос прямой, особых примет нет, самое обыкновенное лицо, мы разглядим его получше, когда он обернется к нам. Вспоминая настоятельный радиопризыв, он думает, что хуже всего будет на границе — да ещё имя у меня такое, не слишком распространенное, вот был бы я Соуза, тот самый, которого въехал колесами в трещину на Койадо-де-Пертюи и что это за имя такое Сасса? Однажды он даже полез в словарь посмотреть, есть ли такое слово и что оно значит, и узнал, что «сасса» — это крупное, достигающее стольких-то метров в высоту дерево, растущее в Нубии, какое красивое женское имя, а Нубия расположена в Восточной Африке, где-то неподалеку от Судана, смотри «Атлас мира», страница девяносто три. А где же я буду сегодня ночевать — об отеле и думать нечего, там радио включено постоянно, и сейчас все португальские портье, коридорные и прочая отельная челядь тщательно вглядываются в лица претендентов на ночлег, жаждущих пристанища, можно себе представить, как все это будет: Разумеется, сеньор, милости просим, есть, есть, как не быть, отличный номер, на втором этаже, эй, Пимента, отнеси вещи сеньора Сассы в двести первый, а когда он, не раздеваясь, рухнет на кровать, управляющий, исходя нервным возбуждением, тотчас ринется к телефону: Он — здесь, приезжайте скорей!

Он поставил машину у обочины, вылез, чтобы размять ноги и проветрить мозги, которые в данную минуту не могли предложить ему ничего путного, за исключением одной довольно необычной идеи: Поезжай в город побольше, знакомый с достижениями цивилизации, пойди в публичный дом — проведешь ночь с одной из тамошних девиц, они документов не спрашивают, заплатишь, а если от всех этих передряг пропадет охота воспользоваться её ласками, сможешь просто выспаться, и обойдется тебе это дешевле, чем номер в гостинице. Что за чушь, ответил Жоакин Сасса, в машине посплю, вот здесь, на обочине тихой дороги. А вдруг придут разбойники, бродяги, цыгане, нападут на тебя, ограбят и убьют? Нет здесь никаких цыган, это мирный край. А если появится маньяк-поджигатель, сколько их сейчас развелось, и ты проснешься в пламени и сгоришь заживо, судя по всему, это самая жуткая смерть, помнишь мучеников инквизиции? Чепуха, снова огрызнулся Жоакин Сасса, решено — останусь в машине, и внутренний голос смолк, он всегда смолкает, когда воля тверда. Но ещё рано, вполне можно проехать ещё километров сорок-пятьдесят по этим извилистым шоссе, разбить бивак где-нибудь возле Томара или в окрестностях Сантарена, у проселочной дороги, ведущей в поле, прочерченное глубокими бороздами плуга, который раньше тащила упряжка быков. а теперь трактор, ночью там никого не бывает, и есть где спрятать машину. Можно даже и под открытым небом поспать, сейчас ведь так тепло, и внутренний голос никак не отозвался на эту идею, но в молчании его чувствовалось явное неодобрение.

Но нет, Жоакин Сасса не доехал до окрестностей Сантарена и до Томара не добрался: он поужинал, сохраняя строгое инкогнито, в харчевне маленького городка на берегу Тэжу, а здешние люди, хоть и очень интересуются, из каких это краев к ним пожаловал гость, однако все же так, в упор, не спрашивают: Эй, тебя как звать? — но если тот задержится, пусть и ненадолго, тогда, уж конечно и вскоре выведают всю его подноготную — и воспоминания о былом, и планы на будущее. Покуда Жоакин Сасса ужинал, поглядывая на экран телевизора, кончился фильм из жизни обитателей подводного царства, и — то стремительной дробной россыпью, то искусно затянутая, как акт любви, продлеваемый опытным сладострастником, — пошла реклама, сопровождаемая писклявыми детскими голосами, и ломающимися голосами подростков, и чуть хрипловатыми голосами женщин, а уж если вступал мужчина, то непременно бархатисто и баритонально, а на задах дома хрюкала свинья, выкармливаемая, как водится, помоями и объедками. Но вот начался выпуск новостей, и Жоакин Сасса задрожал, ожидая, что сейчас на экране появится его фотография. Убедительную просьбу повторили, но фотографии не дали — в самом деле, он же не преступник, его всего лишь вежливо, хоть и очень настойчиво, попросили подать о себе весть, объявиться и тем самым послужить на благо высших интересов отчизны, и ни один патриот, достойный называться так, не станет уклоняться от исполнения такого, в сущности, простого долга — эка важность, прийти к властям и рассказать, что знаешь. В таверне было ещё трое пожилая супружеская чета и за соседним столиком — одинокий мужчина того известного типа, о котором всегда говорят: Наверно, коммивояжер.

Разговоры прервались, когда стали передавать первые новости с Пиренеев, свинья продолжала хрюкать, но никто её не слушал, все это произошло разом, в одно мгновенье — хозяин поднялся со стула прибавить звук, девчонка, собиравшая посуду, остолбенела, вытаращив глаза, посетители осторожно положили вилки-ложки на край тарелки, а на экране возник вертолет, снятый с другого вертолета: они влетали в какой-то ужасный каньон с отвесными стенами такой высоты, что и неба не было видно — так, клочок лазури, полоска голубизны. Вот страх-то, даже голова кружится, сказала девчонка, а хозяин ответил ей: Молчи, и мощные прожектора высветили зияющее отверстие — зев преисподней, вход в то самое пресловутое царство мрачного Аида, но вместо лая Цербера раздавалось лишь хрюканье свиньи, видно, и мифология не та уж, что была прежде. Эти уникальные кадры, пояснял диктор, заснятые с риском для жизни, и голос его вдруг поплыл, сделавшись тягучим и вязким басом, а вместо двух вертолетов — о, чудо из чудес — на экране возникло четыре, Проклятая антенна, сказал хозяин таверны.

Когда же наладились звук и изображение, вертолеты уже исчезли, и диктор прочел все то же обращение, но теперь несколько более пространное: Убедительная просьба ко всем гражданам, ставших очевидцами каких-либо странных природных феноменов, необычных и необъяснимых явлений, незамедлительно связаться с ближайшими представителями властей. Девочка-подавальщица, польщенная тем, что её так вот, напрямую попросили о содействии, тотчас вспомнила случай, о котором в свое время толковала вся округа — о рождении козленка о пяти ногах, причем четыре были черные, а пятая белая, однако хозяин ответил: Хватилась, дура, это ж было несколько месяцев назад, да и потом пятиногие козлята и двухголовые цыплята — не такая уж редкость, а вот та история со скворцами, о которой учитель рассказывал, — это да, от этого действительно ум за разум заходит. Какие скворцы, какой учитель? — спросил Жоакин Сасса. Наш здешний учитель, а зовут его Жозе Анайсо, дня два назад шел он где-то и вдруг видит огромнейшую стаю скворцов — штук двести, не меньше. Больше, поправил коммивояжер, я только сегодня утром видел, как они вились над школой, и так галдели и хлопали крыльями, что и получился самый натуральный феномен. Тут взял слово пожилой господин за соседним столиком и сказал так: По моему мнению, надо сообщить председателю местного самоуправления об этих скворцах. Да он знает, ответил хозяин. Знать-то знает, но одно не соединяет с другим, не усматривает, если будет позволено так выразиться, связи между задницей и штанами. Что же делать? Да завтра же поутру поговорить с ним, тем более, что наш край могут показать по телевизору, это тоже дело не последнее, полезно будет для развития промышленности и торговли. Однако пока пусть все останется между нами, раньше времени звонить не стоит. А учитель этот, он где живет? — спросил Жоакин Сасса с таким видом, будто ответ его не интересовал нисколько, что и сбило с толку хозяина, не успевшего цыкнуть на свою девчонку, а та мигом и проболталась: Да рядом со школой, там все учителя живут, и свет у него всегда допоздна горит, произнесла она, и в голосе её прозвучала некая затаенная печаль. Хозяин опомнился и в гневе гаркнул на нее, бедную: А ну, замолчи, ишь, язык распустила, иди лучше задай корму свинье, — приказ довольно нелепый, ибо свиньи, как правило, в столь поздний час не едят, а спят, если же не спят, то, значит, их снедает какая-то внутренняя тревога, что-то не дает покоя, то же, что заставляет кобыл на конюшне или в загоне ржать, нервно трясти головой, рыть кованым копытом землю, а если нет земли — стучать подковой по круглым камням, вороша соломенную подстилку. По мнению большинства, так действует на скотину полнолуние.