Его одержимость - Полина Довлатова

Похороны. Я не знаю, доводилось ли мне бывать на них раньше. И честно говоря, эту часть своего прошлого я предпочла бы никогда не вспоминать.

Бронированный джип Кости набирает скорость, мча по влажной после ночного дождя трассе. Я сижу рядом с ним на переднем сидении и нервно тереблю подол чёрного трикотажного платья, которое смогла найти в шкафу среди новой одежды, купленной мне этим мужчиной перед моим приездом в его дом.

— Не нервничай, Лера, — Костя отрывает правую руку от руля и кладёт её поверх моих дрожащих ладоней. — Я обещаю, что всё пройдёт для тебя быстро и максимально безболезненно. Твоих родителей будут хоронить в закрытом гробу, ты увидишь только фотографии на могильных плитах.

— Как? — удивлённо смотрю на мужчину. — По традиции крышку закрывают ведь только после церемонии прощания. Непосредственно перед самим погребением.

На самом деле, в глубине души я чувствую невероятное облегчение. Я отвратительная, ужасная, но я не хочу видеть своих родителей мёртвыми. Не исключён такой вариант, что я никогда не смогу вспомнить их живыми, и не хочу, чтобы в моей памяти они остались бездыханными телами в узком деревянном ящике.

— После аварии их тела были повреждены, — Костя сконцентрирован на дороге, но его рука до сих пор сжимает мои ладони. — Думаю, тебе не стоит на это смотреть.

Мужчина паркует машину возле железных кованных ворот кладбища, выйдя, распахивает дверь с моей стороны и помогает выбраться наружу.

Какое-то время мы бредём по узенькой каменистой дорожке мимо памятников незнакомых мне людей. Всё это время я стараюсь не смотреть по сторонам. Не хочу брать на себя лишний негатив. В моей жизни итак всё слишком сложно. И, честно говоря, вся эта кладбещинская атмосфера пробирает меня до мурашек. Глупая маленькая дурочка, но я вздрагиваю от каждого шороха, от сорвавшейся с дерева стаи ворон, и звука шаркающей по брусчатке метлы, когда стоящий неподалёку дворник начинает расчищать дорожку.

— Не стоит бояться мёртвых, Лера. Они не выйдут из своих могил. Живые куда страшнее.

Костя словно читает мои мысли, говоря эти слова. Иногда мне кажется, что мужчина действительно это умеет, залезать мне в голову. От этого я чувствую себя ещё более неуверенно, находясь рядом с ним. Потому что существуют некоторые моменты, о которых я не хотела бы, чтобы он знал. Что-то, в чём я сама не хочу признаваться. Слишком страшно и стыдно. Неправильно и грязно.

— Нам туда.

Костя обхватывает меня за плечи и поворачивает мой корпус вправо, где в некотором отдалении возле двух песчаных холмиков стоит вереница людей.

Растерянно смотрю на толпу и внутренне сжимаюсь. Я не ожидала, что их будет так много. Наверняка они все будут подходить, высказывать соболезнования. Знают ли они, что я ничего не помню? Что не знаю ни одного из этих людей, даже если в прошлом они были близки моей семье?

Даже не замечаю, в какой момент обхватываю Костю за руку и с силой сжимаю его ладонь. Для меня он сейчас единственный маячок, за который я цепляюсь. Единственный живой и настоящий. Сгусток энергии, в котором черпаю силы.

— Здесь нет людей, которые были бы близки тебе или твоим родителям, — говорит, переплетая наши пальцы и притягивая ближе к себе. — В основном только сотрудники Павла.

— Сотрудники? — вопросительно смотрю на мужчину.

Хочу задать ему вопрос о том, кем работал отец, но в этот момент мы заходим за ограду и несколько десятков пар глаз синхронно оборачиваются в нашу сторону, и я теряюсь. Тут же внутренне сжимаюсь.

Это странно, ведь по сути получается, что среди всех этих людей я единственный родственник погибших, но почему-то чувствую себя лишней здесь. Незваной. Как будто я не имею права тут находиться.

Замечаю, как взгляды людей начинают метаться от меня к Косте, а потом опускаются на наши сцепленные руки, и в глазах очень многих я вижу удивление и осуждение.

Меня тут же накрывает волной стыда. Словно я делаю что-то постыдное. Что сейчас думают эти люди? Если они были сотрудниками папы, то наверняка ведь и Костю должны знать. Неужели они думают, что между нами что-то есть? Это ведь глупость какая-то. Я сделала что-то не так?

Хотя возможно со стороны это действительно выглядит двояко, но ведь Костя был лучшим другом отца. Можно сказать, членом нашей семьи. Он как дядя мне, и я просто ищу в нём поддержки.

Я бы, конечно, могла списать всё на то, что мне просто показалось, но когда люди, смотря на нас, начинают перешёптываться, окончательно убеждаюсь в своей правоте.

Тут же пытаюсь отдёрнуть руку, но Костя не позволяет мне этого сделать, сильнее сжимая мои пальцы между своих.

— Я сказал тебе стоять рядом, Лера, — чеканит ледяным тоном.

— Просто все смотрят на нас… странно, — шепчу, опуская глаза. — Как будто думают что-то не то про… нас… понимаете? Что между нами есть… что-то.

Мужчина склоняется ближе ко мне, практически прижимаясь губами к моему виску и говорит очень тихо, но твёрдо, чётко проговаривая каждое слово:

— Даже если бы я действительно тебя трахал, это касалось бы только тебя и меня. Запомни, девочка, мнение посторонних людей ничего не значит.

От его слов я моментально вспыхиваю и отвожу глаза в сторону. Внизу живота возникает тянущее напряжение, но я списываю это на нервы. Просто сегодня очень тяжёлый день. Дело вообще не в словах Кости, хотя я и не понимаю, как он может вот так просто говорить подобные вещи. Даже гипотетически.

Мужчина в этот момент выпрямляется и с непроницаемым выражением лица ведёт меня ближе к вырытым ямам, рядом с которыми стоят два гроба из красного лакированного дерева. Толпа скорбящих расступается перед нами, но никто ничего не говорит. Я тоже стараюсь не смотреть по сторонам, но боковым зрением всё же замечаю, что смотрят они преимущественно на Костю. Недоверчиво, боязливо. Я вижу это. Мне не кажется. Я потеряла память, но ведь ещё не сошла с ума. Или сошла?

— Лера!

Незнакомый голос окрикивает меня со спины, и я тут же оборачиваюсь, замечая приближающегося к нам мужчину, одетого в чёрный деловой костюм. Пока он движется в мою сторону стараюсь разглядеть его получше. Этот человек старше меня, но, кажется, моложе Кости. На вскидку ему около тридцати. Русые, слегка волнистые волосы, светло-карие глаза. Очень тёплый, приятный оттенок. Почему-то машинально сравниваю их с ледяными глазами Кости, но тут же отмахиваюсь от этих мыслей, снова переключаясь на незнакомца.

Мужчина, в отличие от остальных людей, пришедших на похороны, смотрит на меня с теплом и добродушием. И исключительно на моё лицо, словно даже не замечая того, что Костя продолжает сжимать мою руку. От этого факта я испытываю невероятное облегчение. Я бы не вынесла ещё одного осуждающего взгляда.

— Здравствуй, Лера, — остановившись напротив меня, мужчина грустно улыбается и, протянув руку, касается моего предплечья чуть сжимая его. — Я рад тебя видеть. Прими мои искренние соболезнования. Павел Сергеевич и Людмила Александровна были замечательными людьми. И очень тебя любили. Как ты? Пока ты была в больнице, к тебе не пускали. Я пытался до тебя дозвониться, но телефон постоянно вне зоны. Тебе нужна помощь? Ты же знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне.