Рукопись Ченселора - Роберт Ладлэм

– За тебя, мой дорогой,– прошептала она, испытывая волнение. Как когда-то в молодости, в ней заиграла кровь. Потом она успокоилась, вновь почувствовав себя уверенным профессионалом. Сейчас начнется главное в ее жизни представление. Джон Эдгар Гувер, лежа в постели, пытался сфокусировать изображение на экране телевизора, стоявшего в другом конце комнаты. С помощью дистанционного управления он переключался с одного канала на другой, но везде изображение было нечетким, К тому же его раздражало какое-то странное жжение в горле. Казалось, что ему просверлили дыру на шее и в легкие попадает слишком много воздуха. Но никакой боли при этом он не чувствовал. Простое недомогание, каким-то непонятным образом связанное с искажением звука телевизора, который то ослабевал, то становился громче. И еще, как ни странно, он ощущал голод. А ведь в это время ему никогда не хотелось есть. Он давно приучил себя не есть на ночь. Все это вместе взятое и без того раздражало, а тут монотонно зажужжал его личный телефон. Во всем Вашингтоне этот номер знали не более десятка человек. Кризиса вроде бы не предвиделось. Так какого же дьявола им надо? Гувер схватил трубку и сердито рявкнул:

– Слушаю, в чем дело?

– Мистер Гувер, извините, что беспокою вас. Я по неотложному делу.

– Миссис Гэнди? С телефоном тоже происходило что-то непонятное. Голос секретарши, казалось, плыл, то приближаясь, то удаляясь. – Только что из Кэмп-Дэвида звонил президент. Сейчас он находится на пути в Белый дом. Он хочет, чтобы вы сегодня же встретились с мистером Холдеманом.

– Сегодня же? Почему такая спешка?

– Президент просил передать, что речь пойдет о деле чрезвычайной важности. Информация получена ЦРУ в течение последних сорока восьми часов. При упоминании ЦРУ Гувер не удержался от гримасы. Он питал отвращение к Центральному разведывательному управлению, этой банде подхалимов, возглавляемых чертовыми либералами. Никому из них нельзя доверять. То же самое Гувер думал и о нынешнем хозяине Белого дома. Но если президент располагает информацией, предназначенной для ФБР и если это настолько важная информация, что среди ночи к нему посылают столь близкого к президенту человека, то он не видел оснований отказываться от встречи с ним. Гувер с раздражением подумал о том, как некстати это непонятное ощущение в горле. Кроме того, он испытывал какое-то необъяснимое чувство тревоги.

– Миссис Гэнди, президенту известен этот номер. Почему он сам мне не позвонил?

– Он полагал, что вас нет дома, что вы обедаете. Он знает, как вы не любите, когда вас беспокоят в ресторане, поэтому организовать встречу с вами поручено мне. Гувер покосился на стоявшие около кровати часы. Была вовсе не середина ночи, как он думал, а лишь немногим больше десяти. Как это он сразу не сообразил? Ведь с Толсоном он расстался в восемь, почувствовав внезапную усталость. Но и агентура президента ошиблась: он не был в ресторане, а беседовал с Клайдом. В этот вечер Гувер настолько переутомился, что лег в постель раньше обычного.

– Хорошо, я приму Холдемана. Прямо здесь.

– Я так и думала, господин директор. Президент полагает, что вы, возможно, пожелаете сразу же продиктовать распоряжения старшим офицерам ФБР. Я вызвалась поехать с мистером Холдеманом. Машина из 'Белого дома за мной заедет.

– Вы очень предусмотрительны, миссис Гэнди. У них наверняка что-то интересное.

– Президент хочет, чтобы никто не знал о встрече мистера Холдемана с вами. Он сказал, что это может поставить его в неловкое положение.

– Воспользуйтесь боковым входом, миссис Гэнди. Ключ у вас есть, а сигнализация будет отключена. Я дам указание охране.

– Очень хорошо, мистер Гувер. Женщина положила трубку на стоявший перед диктофоном аппарат и откинулась на стуле. Она сделала это! Роль сыграна превосходно. Ей настолько удалось войти в образ, что она в точности изобразила темп речи, каждый тональный оттенок, скопировала почти незаметные паузы, чуточку носовую интонацию. Превосходно! И самое замечательное, она не испытала при этом ни малейшей неуверенности – как будто кто-то вычеркнул из ее памяти ужас последних двадцати лет. Необходимо было позвонить еще в одно место. Теперь можно говорить любым голосом, и чем вежливее, тем лучше. Она набрала номер.

– Белый дом слушает,-отозвался голос на линии.

– Говорит ФБР, мой дорогой,-произнесла актриса с легким южным акцентом.– У меня ничего срочного, просто информация, которую надо занести в регистрационный журнал. Сегодня в девять ноль-ноль директор получил пакет от мистера Холдемана. Я звоню, чтобы подтвердить получение. У меня все.

– О'кэй, подтверждение принято. Я зарегистрирую его, Душный вечер сегодня, не правда ли?

– Да, но для меня это самый чудесный вечер,-ответила актриса.-Самый прекрасный вечер в моей жизни.

– Кому-то сегодня здорово повезло на свидании?

– О, речь идет о более важном. Гораздо более важном. Спокойной ночи, Белый дом.

– Спокойной ночи, бюро. Женщина встала со стула и взяла свою сумочку.

– Мы сделали это, дорогой,-прошептала она. Ее последний спектакль оказался самым лучшим. Она отомщена. Она свободна.

Водитель автофургона внимательно изучал показания индикатора электрического поля. В нижнем левом углу и левее центральной части линия диаграммы прерывалась. Это означало, что на указанных участках цепи ток был вырублен и установленная там сигнализация отключена. Судя по диаграмме, отключенными оказались сигнальные устройства, контролирующие въезд во двор Гувера и проход в каменной стене, который вел к дому. Пока все шло по плану. Водитель взглянул на часы – пора было взбираться на телефонный столб. Он проверил аппаратуру. Когда она заработает, в резиденции Гувера возникнут помехи в подаче тока и начнут мигать все электролампы, телевизоры, радиоприемники. Они продлятся не больше двадцати секунд. Этого вполне достаточно, чтобы отвлечь внимание. Но прежде чем заработает аппаратура, необходимо устранить еще одно препятствие. Если и доме соблюдаемый годами распорядок не изменится и сегодня, он легко это сделает. Водитель опять посмотрел на часы. Пора! Он открыл заднюю дверцу фургона, спрыгнул на мостовую и быстро подошел к столбу. Отстегнув один конец длинного страховочного пояса, он обмотал его вокруг столба и снова вставил крюк в защелку на поясе. Потом поднял по очереди сначала одну, потом другую ногу и пристегнул к ботинкам кошки для лазанья. Проделав эту операцию, водитель огляделся. Вокруг – никого. Передвинув страховочный пояс выше по столбу, он начал взбираться. Не прошло и полминуты, как он уже был на самом верху. Свет уличного фонаря показался ему слишком ярким, а потому опасным. Повиснув почти под самой металлической распоркой, на которой крепился фонарь, водитель достал из кармана пневматический пистолет, заряженный свинцовыми пульками. Внимательно оглядевшись по сторонам и убедившись, что из окон возвышающихся над гаражами домов никто за ним не наблюдает, он прицелился в стеклянный колпак яркого фонаря и нажал на спусковой крючок. Послышался щелчок – и, ослепительно вспыхнув, фонарь погас. Водитель замер, сидя на столбе. Ни звука. В полной темноте он расстегнул накладной карман чехла и вынул из него длинный металлический цилиндр, оказавшийся стволом довольно странной винтовки. Из другого кармана он достал тяжелый стальной стержень с изогнутой скобой на конце и приделал его к цилиндру. Из третьего кармана водитель вытащил кожаный чехол с двенадцатидюймовым инфракрасным телескопическим прицелом, точно подогнанным к специальному гнезду на цилиндре. Прицел имел самозапирающееся устройство, и достаточно было вогнать его в гнездо, чтобы он был готов к стрельбе. Наконец водитель вынул из куртки механизм затвора, вставил в расположенное на нижней части цилиндра отверстие и проверил его работу. И вот винтовка собрана. Осталось лишь зарядить ее. Прижав левой рукой странную винтовку к груди, водитель запустил правую в карман, достал из него стальную стрелу с расширяющимся наконечником, окрашенным светящейся краской, вставил ее в ствол и отвел затвор. Теперь винтовка была полностью готова к выстрелу. Часы показывали без шестнадцати минут одиннадцать. Скоро станет ясно, намерены ли обитатели дома и сегодня соблюдать давно заведенный ими распорядок. Висевший на высоте тридцати пяти футов над землей водитель дернул потуже страховочный пояс, подтянув себя вплотную к столбу, вскинул винтовку и прижал к плечу приклад со специальной выемкой. Глядя в светящийся зеленый глазок прицела, он осторожно вел винтовку до тех пор, пока 6 поле его зрения не попала задняя дверь дома. Несмотря на темноту, он отчетливо видел в прицел ступеньки входа. Водитель ждал. Время тянулось ужасно медленно. Не удержавшись, он взглянул на циферблат часов. Было уже без семи минут одиннадцать. Слишком долго ждать он не мог: надо было возвращаться в машину, чтобы включить аппаратуру. Неужели именно сегодня распорядок будет нарушен? Вдруг над крыльцом зажегся фонарь и дверь распахнулась. Водитель вздохнул с облегчением. В фокусе инфракрасного прицела показалось огромное животное. На прогулку вышла собака Гувера, чудовищного вида мастифф, о котором говорили, что это самая злобная собака в мире. Рассказывали также, что директору нравится сравнивать свое лицо с ее мордой и обнаруживать при этом некоторое сходство. Итак, распорядок дня не нарушен. Было известно, что каждый вечер между десятью сорока пятью и одиннадцатью сам Гувер или Энни Филдз выпускает собаку побегать по участку. Дверь закрылась, но фонарь над крыльцом продолжал гореть. Человек на столбе направил винтовку на мастиффа. Вот перекрестие совпало с ее толстой шеей. Водитель нажал на спусковой крючок – послышался легкий металлический щелчок. Сквозь оптический прицел он увидел, как глаза мастиффа расширились от мгновенного шока, челюсть отвисла и, усыпленный, он рухнул на землю, не издав ни единого звука. Серый автомобиль малоизвестной марки скатился под уклон и остановился в ста футах от перекрестка, за которым начиналась 30-я улица. Открылась задняя дверца, из машины вышел высокий мужчина в темном костюме и огляделся вокруг. Около резиденции перуанского посла какая-то женщина прогуливала далматинского дога. П другом конце тупика, примерно в двухстах ярдах от машины, медленно шла какая-то парочка, направляясь к освещенному подъезду дома. Больше никого не было видно. Мужчина взглянул на часы: в его распоряжении ровно полминуты, то есть целых тридцать секунд. Потом у него будет еще двадцать секунд. Кивнув водителю, он быстро направился к тупику. Его ботинки с подошвами на натуральном каучуке не производили ни малейшего шума. Он шел размеренным шагом, ни разу не сбившись с ритма, стараясь при этом держаться в тени. Подойдя к двери в каменной стене, мужчина вынул из-за пояса маленький пневматический пистолет и переложил его в левую руку. Стальная стрела с наркотическим веществом была на месте. Правда, в глубине души он надеялся, что ему не придется ею воспользоваться. Мужчина снова взглянул на часы. Оставалось одиннадцать секунд. Он проверил положение ключа в правой руке. Пора! Вставив ключ в замочную скважину, мужчина повернул его и вошел во двор, оставив дверь немного приоткрытой. Перед ним па трапе лежала огромная собака с раскрытой пастью. Водитель автофургона мастерски сделал свое дело. На обратном пути мужчина удалит стрелу, и к утру следы от действия наркотика исчезнут. Свой пистолет с такой же стрелой он положил обратно в карман. Мужчина решительно направился к входу в дом. Его мозг методически отсчитывал секунду за секундой. Он увидел, как в доме начали волнообразно потухать и снова зажигаться огни. Потом он вставил ключ в дверь, ведущую в дом. Теперь в его распоряжении оставалось ровно девять секунд. Ключ не проворачивался – заклинило реверсивный механизм! Мужчина яростно вращал ключ. Четыре секунды, три… Одетые в операционные перчатки руки – руки хирурга – осторожно и в то же время быстро манипулировали в дверной скважине зазубренным металлическим приспособлением. Он действовал им так, будто это был скальпель. Две секунды, одна… Наконец дверь подалась! Мужчина вошел в дом, оставив эту дверь немного приоткрытой. Оказавшись в прихожей, он огляделся. Свет горел везде нормально. Прислушался – из другой части дома, из комнаты, в которой жила экономка, доносился звук телевизора. Тот же звук, более слабый, но довольно отчетливый, слышался и наверху. Передавали одиннадцатичасовые новости. Мужчина подумал, что завтра в этой программе сообщат известие, к которому он будет иметь самое прямое отношение. И ему вдруг захотелось задержаться в Вашингтоне, чтобы послушать их. Мужчина начал подниматься по лестнице. Взобравшись наверх, он остановился у двери, расположенной посередине лестничной площадки. Дверь вела в комнату, где находился человек, встречи с которым он ждал больше двадцати лет. Ждал, преисполненный ненависти. Такой глубочайшей ненависти, которая никогда не проходит. Осторожно повернув дверную ручку, мужчина вошел в комнату. Директор дремал, лежа в постели. Его огромная голова упала на грудь, отвисшая челюсть покоилась на толстой шее. По-бабьи пухлые руки сжимали очки, которые он из тщеславия почти никогда не надевал на людях. Мужчина подошел к телевизору и включил его на полную мощность. Потом приблизился к кровати и стал пристально смотреть на человека, к которому все эти годы питал жгучую ненависть. Внезапно голова директора дернулась – сначала вниз, потом вверх. Лицо его исказилось.