Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон

Маленькая деревенька Галапагар служила последним местом отдыха для королевских гробов на пути в склепы Эскориала. Ричард Форд рассказывает, что, когда кортеж был готов отправляться в путь, высший чиновник государства подходил к гробу и спрашивал, желает ли его величество выступать. Еще несколько миль горной дороги привели нас в деревеньку, где маленькие мальчики предлагали открытки с изображением огромного грозного серого здания, которое мы видели перед собой.

Это, конечно же, был Эскориал.

§ 2

Дворец великолепно оправдывает свою репутацию; он именно такой, каким его описывают: мрачный, величественный, сумрачный, суровый и исполненный достоинства. Он стоит на склоне горы, кальвинистский по строгости, и каждое окно — а там их много сотен — как зоркий изучающий глаз. Полагаю, ни одно великое строение не раскрывало так явно своего строителя. Очень просто написать биографию Генриха VIII, не посетив Хэмптон-Корт, или Людовика XIV, не побывав в Версале, но биограф Филиппа II обязан посетить Эскориал, потому что этот дворец — сам король, воплощенный в граните, и никакая картина или фотография не способны передать его истинную идею.

Мы все чувствовали себя несколько придавленными этим зданием. Веселая болтовня, наполнявшая автобус, утихла, и мы, одинокая маленькая группка, молча стояли в сером наружном дворе, пока гид — а он оказался весьма опытным и знающим — не подошел к нам и не развел англоговорящих в одну сторону, а французов в другую, и не начал рассказывать, сначала по-английски, а потом по-французски. Он сообщил нам, что Филипп II решил построить этот дворец-монастырь как могилу для своего отца, великого Карла I Испанского, императора Карла V Священной Римской империи, и, кроме того, пожелал строительством умилостивить святого Лаврентия за разграбление Сен-Кентена во Франции, когда испанские солдаты совершили святотатство и сожгли церковь, посвященную этому святому. Мы, конечно, тут же вспомнили, что святого Лаврентия зажарили на решетке, и кивнули. Филипп II построил Эскориал в форме огромной решетки: четыре угловые башни символизировали ее опоры — вверх ногами, здания дворца были «ручкой», а прямоугольные дворы и строения — самой решеткой. Я считаю, что это позднейшие домыслы, но историю рассказывают всем.

Гранит доставили с окрестных холмов, и в течение двадцати лет Филипп жил с мечтой об огромном монастыре — могиле, куда он намеревался удалиться, чтобы окончить свои дни. Он привык сидеть в старом алькасаре в Мадриде и смотреть на строительство в подзорную трубу. Дорога за деревней вела вверх, к гранитной скале, в которой вырублено сиденье, называемое Креслом Филиппа II; король сидел здесь, наблюдая, как Эскориал обретает форму. Все это мы узнали от гида: к некоторому удивлению, рассказывал он живо и с энтузиазмом, хотя ему наверняка приходилось повторять одно и то же каждый день.

Я подумал, каким великим достижением было для одного человека в течение жизни замыслить и исполнить столь веское воплощение своего благочестия и непреклонного стремления доминировать над верой всей Европы. Зданию присущи сила и величие и наряду с этим — красота пропорций, но все его очарование могло бы уместиться в чайную чашечку. Человек, разумеется, вправе ожидать хоть немного теплоты в таком количестве гранита, но, очевидно, Филиппу II было нечего вложить. Нигде в мире в то время не могли похвалиться таким архитектурным гигантом, и пока он рос на этих серых испанских холмах, в Англии строились загородные дома, некоторые — на доход от разоренных монастырей: Лонглит, Пенсхерст-Плейс, Хэддон-холл; колледж Иисуса в Кембридже и Миддл-Темпл-холл в Лондоне также относятся к этому времени.

Испанскому школьнику приходится учить гораздо более сложную и запутанную историю, чем любому другому европейцу, и английский мальчик не представляет, насколько он удачлив: ведь ему досталось изучать совершенно прямую и простую историю — с одной линией королей и страной, которую можно называть Англией с далеких времен. С того момента, как арабы вторглись в Испанию в 711 году, страна перестала быть Испанией, известной римлянам и вестготам, и не могла именоваться Испанией почти восемь сотен лет. В течение этих восьми веков страна разделилась на христианский север и мусульманский юг и жила в состоянии приграничных набегов и партизанской войны, которая превращалась в крестовый поход, когда одному христианскому королю удавалось убедить других христианских владык стать его союзниками. Крестовый поход заканчивался, и все возвращалось на круги своя до следующего союза, примерно век спустя. Во время этих долгих перерывов у испанских христиан и испанских мусульман находилось очень много общего — практически все, кроме религии.

Так что за период, который в английской истории отделяет саксов от эпохи Тюдоров, в Испании одновременно существовали не только два пути развития: христианский и мусульманский; в христианской Испании также были несколько королей, правящих различными государствами на севере; в результате эти государства превратились в два — Кастилию и Арагон. Великий момент наступил в 1469 году, когда Изабелла Кастильская вышла замуж за Фердинанда Арагонского и христианская Испания наконец объединилась. Это были «католические короли» — los reyes catolicos, и их имена приезжий слышит по всей Испании. Совокупной силой объединившихся королевств Фердинанд и Изабелла вдохновили десятилетний поход, который в конце концов выдворил мавров из Испании. По всей Европе зазвонили колокола, в соборе Святого Павла в Лондоне и во всех европейских столицах отслужили благодарственный молебен «Те Deum», когда пришли вести, что Фердинанд и Изабелла приняли капитуляцию Гранады, последней твердыни мавров, и установили крест на крепостном валу. Это случилось 2 января 1492 года, среди наблюдавших за волнительной сценой был и Христофор Колумб.

И наступил золотой век Испании Габсбургов. Политика Фердинанда и Изабеллы была направлена на создание сильного блока против Франции: монархи выдавали своих дочерей в нужные королевские фамилии. Одна стала королевой Португалии; вторая, Екатерина (Каталина) Арагонская, королевой Англии и первой женой Генриха VIII; а третью, Хуану Безумную, выдали замуж за Филиппа Красивого Бургундского, наследника Максимилиана I Габсбурга, императора Священной Римской империи. Этой несчастной женщине выпала судьба стать источником загнивания древней династии Габсбургов.

Сыновья Филиппа I и Хуаны поделили между собой огромное наследство Габсбургов. Карл I Испанский стал императором Карлом V и основал линию испанских Габсбургов, которая продолжалась двести лет и оборвалась безумием — на Карле II Испанском; в то время как Фердинанд, ставший императором вслед за Карлом, продолжил австрийскую линию, которая продержалась до самой Первой мировой войны.

Именно от Хуаны появились в роду Габсбургов выступающие вперед губы и челюсть, как и много других несчастливых особенностей этой фамилии; и чтобы объяснить затравленные лица испанских Габсбургов, которые смотрят на нас со стен галереи Прадо, нужно знать кое-что из ужасной истории этой женщины. Хуане было семнадцать, когда ее отправили во Фландрию, чтобы выдать замуж за восемнадцатилетнего Филиппа I Бургундского. Говорят, она была красивой и очаровательной молодой женщиной. Филипп никогда не притворялся, что любит ее, но она влюбилась в него со всей страстью. Своенравная собственница и истеричка, от частых измен мужа Хуана приходила в чудовищную ярость и отчаяние, которые фламандский историк описывает как «любовную горячку». Она запиралась в своих покоях и устраивала голодовки; она становилась агрессивной и неконтролируемой и возымела такую ненависть к своему полу, что выпроводила из дома всех женщин и иногда даже сопровождала Филиппа на поле боя — единственная женщина среди десяти тысяч мужчин. Она не делала ничего, чтобы умерить свою ревность, и после нескольких лет брака оказалась на грани безумия, если не за этой гранью.