Болезнь претендента - Фридрих Незнанский

Ему показалось, что Фортунов не только не испугался, но даже насмешливо посмотрел на него. Мол, переборщил ты, голубчик, исполняя роль старательного оперативника, слишком банально действуешь. Вряд ли Корсарин похвалит тебя за это.

После сильнейшего удара по голове лицо Фортунова исказилось от боли, изо рта потекла кровь. Однако вид поверженного строптивца не остановил, а только раззадорил оперативника. Все больше входя в раж, он дубасил его палкой, приговаривая: «Будешь признаваться, скотина, или будешь молчать?!»

Когда Корсарин приехал в отделение, Фортунов был мертв.

Помощник красносибирского губернатора Леонард Глазурин, мужчина двадцати восьми лет от роду, морально был готов к самому худшему развитию событий. Самым же худшим для него был вариант, когда Аристарх Васильевич лишится своей нынешней должности. Теперь реальность этого события не вызывала сомнений у сотрудников аппарата. Накануне Леонард беседовал в больнице с лечащим врачом губернатора, и Надежда Павловна под жутчайшим секретом призналась, что у Сокольского обнаружен рак поджелудочной железы. Вдобавок в организме бедняги угнездились и другие болячки, вызванные наплевательским отношением к режиму: тут и курение, и водочка, и длительное пребывание на солнце. Хотя, казалось бы, Аристарх Васильевич во всем соблюдает меру: курит не слишком много, и хорошие сигареты; водочку принимает в основном во время обеда по выходным – полбутылки в субботу, столько же в воскресенье. Правда, приходится и среди недели, на деловых переговорах или банкетах, тяпнуть рюмочку-другую. Однако при этом всегда и везде отличная закуска, не захмелеешь. На солнышке жарится только во время отпуска, летом же на даче ходит в панамке. Тут дело не только в солнце – клещей боится.

Все эти мелкие нарушения режима в совокупности сказались на здоровье. Теперь – недолго уж. Что будет с Глазуриным после ухода Аристарха Васильевича, это одному Господу известно. Во всяком случае, ничего хорошего. Даже если преемником Сокольского станет человек из его окружения, не факт, что он оставит при себе Глазурина. Мало ли у него более близких знакомых! Хотя у Леонарда мягкий, можно сказать, робкий характер, теплые отношения с аппаратчиками у губернаторского помощника не складываются. Не способен он изображать искренние симпатии к этой зажравшейся публике. Больше того – при всяком удобном случае собирает на них компромат, это стало его настоящим хобби. Неизвестно, как в дальнейшем сложится жизнь. Поэтому следует пополнять свой арсенал всеми видами оружия, которое может пригодиться в трудную минуту.

Следует признать, на двадцативосьмилетнем жизненном пути Глазурину не посчастливилось встретить мудрых советчиков, ему до всего пришлось доходить собственным умом. Лишь прилежное штудирование книг и газет подсказывало немало стоящих идей. У Леонарда вообще существовала теория – можно и нужно читать все подряд, без разбора, поскольку заранее неизвестно, что принесет пользу. Однако даже в подобной бессистемности порой проскальзывала закономерность. Вернее, она проявлялась при частом повторении. В частности, излишне назойливое упоминание в печати про всякие подслушивающие устройства надоумило его самостоятельно освоить современные технические новинки.

Пользуясь учебниками и справочниками, дипломированный юрист Глазурин изучил слаботочные устройства не хуже дипломированного выпускника института связи. Сам шутил, что теперь его можно поздравлять с Днем радио. Родители знали: если по воскресеньям Леона нет дома, значит, сын поехал на радиорынок Пархомовку аналог московской Горбушки. Попадая туда, Леонард прочесывал рынок вдоль и поперек, по дешевке приобретая всевозможные детали, из которых дома монтировал подслушивающие устройства. С некоторых пор он ходил на все деловые встречи с миниатюрным мощным диктофоном, размером меньше сигаретной пачки. На работе, в краевой администрации, в некоторых комнатах установил «жучки», пару из них пристроил даже в кабинете губернатора. Его фонотека, которой Глазурин очень дорожил, день ото дня пополнялась свежими записями. Видимо, немало ценного материала появится в ней и сегодня, когда вышедший после болезни Сокольский пригласил к себе Базилевского и Корсарина. Присутствовал на встрече и помощник губернатора, которому Аристарх Васильевич безоговорочно доверял.

– Ну? – спросил Сокольский, обращаясь в первую очередь к полковнику милиции. – Что там стряслось с бывшим подводником?

– Неувязочка вышла, – разведя руками, сокрушенно ответил Корсарин. – Сначала все шло по сценарию, и Фортунов свою роль исполнил на совесть. Вел себя как положено, когда его задержали, доставили в отделение, и на допросе был молодцом. К нему никаких претензий нет. А этот дурень Приходько все испортил. Не дождавшись моего приезда, вошел в раж, он же психованный, завелся и начал вести допрос по-настоящему.

– Так он был предупрежден?

– Я ему намекнул, чего в конце концов нужно добиться. Но ведь такому болвану говорить бесполезно: в одно ухо влетает – в другое вылетает. Поэтому мы и остались с носом.

Глазурин спросил:

– Вы рассказывали ему все подробности операции?

– В том-то и дело что нет. Может, тогда бы этот болван не проявил такого рвения.

– Кто знает, – усмехнулся Григорий Федорович. – Дуракам закон не писан.

– Правда, потом Приходько искупил свою вину, – продолжал полковник. – Задержал якобы двух подельников Фортунова. С ними уже обращался поосторожнее. Однако те парни сами перепугались до смерти и наговорили на Ширинбекова черт знает какую напраслину. Такую ахинею несли, что ребенок не поверит.

– Например?

– Сказали, будто знают гараж, где похоронена бухгалтерша Кригер, которую убили люди Ширинбекова. А эта чушка жива-здорова, греет пузо в Греции, куда умотала со своим любовником.

– М-да, хорошие результаты, – вздохнул губернатор. – С такими далеко уедем.

– Если у них все показания такие достоверные, считай, впустую потратили столько времени и сил.

– Нет, Григорий Федорович, не все, – сказал полковник с язвительными нотками в голосе, отчего остальные насторожились. – Кой-какие их откровения соответствуют действительности. Однако как раз для тебя было бы лучше, если бы не соответствовали.

– Слава, я тебя умоляю – не говори загадками.

– Они сказали, что наш друг-соперник Низами свет-Вагифович Ширинбеков страстно влюблен в очень привлекательную женщину по имени Алена Углова. Втрескался в нее наш землячок кавказской национальности, можно сказать, по самые уши и предпринимает невероятные усилия, чтобы добиться ее благосклонности.

При этих словах Базилевского чуть было не хватил апоплексический удар – его лицо покрылось багровыми пятнами, на лбу набухли жилы. Казалось, еще немного – и из ушей повалит дым.

Григорий Федорович сам был безумно влюблен в журналистку Углову Они познакомились год назад, и вскоре Базилевский поймал себя на мысли, что мечтает об этой женщине денно и нощно, не представляет без нее жизни. Алена еще не давала первому вице-губернатору никаких авансов, а он уже начал готовить площадку, на которой впоследствии надеялся возвести дворец своего нового семейного счастья. Подготовка заключалась в разводе с первой женой, которая потеряла былую привлекательность и вообще надоела ему хуже горькой редьки: глуповатая, любопытная, все время сует нос в его дела, постоянно интересуется астрологическими прогнозами, пытается вести себя в соответствии со «звездными» рекомендациями. Он и без Угловой мечтал развестись с ней, а когда появился столь мощный стимул, решил как можно скорее превратить грезы в реальность.