Итальянские каникулы - Сьюзен Элизабет Филлипс

Она легла на спину и стала рассматривать сочетание красной черепицы и грубо отесанных деревянных балок над головой. Где-то за стеной раздавались звуки, отдаленно напоминавшие рычание трактора. И все. Ни ободряющего звяканья мусоросборщиков, ни перебранки таксистов, проклинающих друг друга на языках стран «третьего мира». Она в Италии. Лежит в комнате, которая выглядит так, словно ее последним обитателем был невинно убиенный святой мученик.

Откинув голову, она заметила распятие на оштукатуренной стене, и слезы снова полились из глаз. Слезы обиды за жизнь, которой она жила когда-то, за человека, которого называла любимым. Все потеряно. Почему она не оказалась достаточно умной, достаточно трудоспособной, достаточно удачливой, чтобы удержать то, что имела? И хуже всего, почему связалась с итальянским жиголо, как две капли воды похожим на кинозвезду— психопата?

Она попыталась побороть слезы утренней молитвой, но Матерь Божья оказалась глуха к своей провинившейся дочери.

Искушение натянуть одеяло на голову и больше не вставать было таким сильным, что напуганная Изабел поскорее села и свесила ноги. Ступни обожгло холодом. Она встала и вышла в узкий коридор, в конце которого была ванная. Нужно признать, маленькое помещение было вполне прилично оборудовано, так что, возможно, это место не такое уж убогое, как она себе представляла.

Изабел приняла душ, закуталась в полотенце и вернулась в свою аскетическую келью, где переоделась в серые слаксы и такой же топ. Подошла к окну и открыла ставни. В комнату ворвалась волна желто-лимонного света. Он струился и струился в окно, словно чья-то неведомая рука лила его из бездонного ведра. Лучи ударили в глаза с такой силой, что Изабел зажмурилась. А когда снова обрела способность видеть, тихо ахнула. Перед ней расстилались бескрайние холмы Тосканы.

— О Боже…

Она оперлась локтями о каменный подоконник и залюбовалась мозаикой коричневатых, желтых и серых полей, кое-где разбавленной рядами темных кипарисов, устремлявших свои вершины-пальцы прямо в небо. Заборов нигде не было. Границы между сжатыми полями, рощами и виноградниками были очерчены то дорогой, то долиной, то просто изгибом рельефа.

Вот она, земля обетованная мастеров Ренессанса. Они рисовали знакомый пейзаж как фон для своих мадонн, ангелов, пастухов и яслей. Земля обетованная… прямо здесь за окном.

Она засмотрелась вдаль, прежде чем перевести взгляд на то, что окружало дом. Слева зеленел спускавшийся уступами виноградник, за садом росла роща узловатых олив. Она уже хотела бежать вниз рассмотреть все поближе, но, отвернувшись от окна, замерла. Солнечный свет неузнаваемо преобразил комнату. Теперь чисто побеленные стены и темные деревянные балки казались прекрасными в своей суровости, а простая мебель говорила о прошлом куда красноречивее, чем все учебники по истории. Да это вовсе не развалина!

Она сбежала вниз по каменным ступенькам. Гостиная с ее шершавыми стенами и сводчатым кирпичным потолком, которую она едва разглядела вчера, имела вид старой европейской конюшни и, похоже, действительно была когда-то таковой. Теперь Изабел вспомнила, как читала где-то, что обитатели тосканских ферм действительно держали животных на первом этаже жилых домов. Кто-то превратил помещение в довольно уютную гостиную, не потерявшую налета старины. Каменные арки, достаточно широкие, чтобы через них могли пройти скот и лошади, теперь служили окнами и дверями. Тонкий слой сепии на стенах казался вполне сносным вариантом того «сельского стиля», за который лучшие нью-йоркские дизайнеры интерьера запрашивают тысячи долларов. Старый терракотовый пол за сотню лет стал совсем гладким от десятков полировавших его ног, но все же был старательно натерт воском. Простые столы из темного дерева и сундук стояли вдоль стены. Кресло, обитое поблекшей от времени тканью с цветочным рисунком, находилось напротив дивана с неяркой обивкой.

Ставни, закрытые прошлой ночью, сейчас были распахнуты. Удивленная, Изабел прошла через каменную арку в большую светлую кухню. Здесь стоял длинный прямоугольный крестьянский стол, выщербленный и поцарапанный от многолетнего употребления. Над старомодной каменной раковиной пестрели красные, голубые и желтые плитки кафеля. Чехол в бело-голубую клетку скрывал трубы. На открытых полках теснились многоцветная керамическая посуда, корзинки и медная утварь. У другой стены возвышались деревянные буфеты и старомодная газовая плита. Застекленные двери, открывавшиеся в сад, были выкрашены бутылочно-зеленой краской. Именно такой представляла Изабел итальянскую кухню.

Дверь открылась, и в комнату вошла пожилая женщина, грузная, с обвисшими щеками, крашеными черными волосами и маленькими черными глазками. Изабел немедленно продемонстрировала «блестящее» знание итальянского:

— Buon giorno*.

(добрый день ит.)

И хотя тосканцы были известны своим дружелюбием, женщина вовсе не выглядела приветливой. Из кармана выцветшего черного платья свисала резиновая перчатка, на ногах красовались толстые безразмерные чулки и черные пластиковые шлепанцы. Женщина молча вынула из буфета клубок бечевы и снова ушла. Изабел последовала за ней в сад, но остановилась, чтобы осмотреть фасад дома. Идеально.

Просто идеально. Одиночество. Отдых. Размышления. Действие. Лучшего места не найти.

Старая каменная кладка поблескивала кремово-бежевым в ярком утреннем свете. Вьющиеся растения цеплялись за стены и обегали зеленые ставни. Плющ поднимался по водосточной трубе. Маленькое голубиное гнездо примостилось на крыше, а серебристый лишайник смягчал пронзительный цвет округлой терракотовой черепицы.

Основная часть здания представляла собой непретенциозный прямоугольник, типичный стиль «fattoria», итальянской фермы, о котором она тоже читала. Странно выдававшаяся с одной стороны пристройка казалась нелепой нашлепкой.

Даже не слишком приятное присутствие женщины с ее мотыгой не могло испортить тихого очарования сада, и узлы, стянувшие душу Изабел, начали потихоньку рассасываться. Низкая ограда, сложенная из тех же золотистых камней, отмечала границу дома. Чуть подальше росла оливковая роща, и расстилался тот пейзаж, который видела из окна Изабел. Деревянный столик с мраморной столешницей стоял в тени магнолии: идеальное место для спокойного обеда или любования видами. Ближе к дому обнаружилась увитая вистерией беседка с парой скамеек, и Изабел немедленно представила себя на скамье с пером и бумагой.

Сад рассекали усыпанные гравием дорожки. Здесь росло все: цветы, овощи и травы. Темно-красные грядки базилика перемежались с белоснежными флоксами и кустами томатов, а возле жизнерадостных роз теснились глиняные горшки, кипевшие красной и розовой геранью. Ярко-оранжевые настурции соседствовали с деликатными голубыми цветочками розмарина, а серебристые листья шалфея служили прекрасным фоном для грядок с красным перцем. Лимонные деревья по тосканскому обычаю росли в двух больших терракотовых вазах по обе стороны от кухонной двери. Еще одна пара ваз содержала кусты гортензии, ветви которых клонились под тяжестью розовых цветочных шапок.

Изабел перевела взгляд со скамьи в беседке на стол, где возлегала пара кошек. А когда вдохнула теплый запах земли и зелени, голос Майкла в ее голове смолк, а в сердце зародилась простая молитва.