Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик

Пока я раздумывала, он тяжелым жестом провел по лицу ладонями и что-то надсадно пробурчал себе под нос. Потом поднял голову и вздрогнул, наконец увидев меня.

– Это ты? – голос звучал так изумленно, что я невольно засмеялась.

– Нет, это мой фантом вышел погулять. Дома душно, а тут в самый раз.

Он рывком пересел ко мне и, проговорив:

– Нет, ты всё-таки жуткая соблазнительница! – принялся неистово целовать, стиснув меня дрожащими руками с такой силой, что мне стало трудно дышать.

Я была так рада его видеть, что даже не пыталась сопротивляться. И когда он уложил меня на узкую скамейку и лег сверху, уже полностью обнаженный, я не возражала. Я просто плавилась под его горячим телом, пока меня не пронзила острая боль.

От неожиданности я всхлипнула и он, заглянув в мое искаженное болью лицо, что-то жарко прошептал и продолжил, стараясь двигаться мягко и невесомо.

Потом он повторял это еще несколько раз, пока на востоке не показалась розовая полоска зари. Он приподнялся, посмотрел на часы и мрачно сказал:

– А ведь через час мне уезжать. – И без перехода посетовал: – Я не хотел, чтобы всё получилось так. Просто не удержался. Извини!

Я не знала, как он хотел, поэтому молчала. Одевшись и подождав, когда я приведу себя в относительный порядок, горячо пообещал:

– Дай мне номер твоего телефона. Я тебе обязательно позвоню, когда ты приедешь домой.

Я продиктовала ему номер телефона, ничуть не надеясь, что он его запомнит. Чуть прикрыв глаза, Георгий повторил его, и, крепко поцеловав меня на прощанье, опрометью кинулся из сада.

Как я и думала, он не позвонил. В сентябре всех первокурсников отправили на картошку, и я целый месяц отпахала в колхозе со стандартным названием «Путь Ильича». Если таким путем должна была идти вся страна, то было понятно, почему в магазинах, по мамулиному выражению, красовалось только два товара: «килька в томате и продавец в халате». Колхозники пьянствовали круглосуточно, а бригадир не забывал всё сделанное студентами добросовестно поделить поровну среди членов своей бригады. А зачем нам что-то там платить? Так и на своих ничего не останется. Достаточно было и того, что студенты жили бесплатно, ютясь по двадцать человек на огромных, грубо сколоченных нарах, и питались в столовой какой-то жуткой бурдой, от которой у меня постоянно болел живот.

Но что дело было не в столовской пище, я поняла, когда приехала в октябре домой. Месячных не было вот уже два месяца, и передо мной встала жуткая проблема – что делать дальше? Матери о случившемся сказать было совершенно невозможно, она меня просто заест. Она же всегда предупреждала меня о мужской подлости и коварстве. Аборт? Об этом было страшно даже подумать.

Может быть, мне уехать к бабушке? Она меня примет, конечно, и не осудит, но как быть с учебой? Бросить? Но где тогда работать? В маленьком Пореченске работы не найти даже с большим стажем и высшим образованием, а кому я нужна со своими смешными одиннадцатью классами?

В ноябре я уже впала в такое состояние, при котором мне было совершенно всё равно, что там будет дальше. Мать на меня внимания не обращала, она почти каждый вечер после работы ездила через весь город к Константину, третируя его сожительницу и требуя, чтобы ее сынульке доставалось всё самое лучшее. Я уже в то время думала, что бедная Тамара в таких условиях долго не продержится. Уж с ее-то квартирой вполне можно найти нормального мужика без третьего лишнего. Со временем так и случилось, а пока мамули не было дома, я имела возможность если и не вздохнуть спокойно, то и не паниковать каждый раз.

В начале декабря приехала бабушка. И всё поняла с первого взгляда. Животик у меня был уже вполне приличный. Тогда я не знала, что у меня двойня, и думала, что на четвертом месяце они у всех такие. Бабушка ни о чем меня не спросила, но, погостив всего несколько дней, уехала, а через неделю появился Георгий.

Он ждал меня после занятий у входа в институт, с каменной физиономией рассматривая всех выходивших из вестибюля. Погруженная в свои невеселые думы, я не смотрела по сторонам и испугалась, когда меня кто-то резко ухватил за локоть. Обернувшись, я почувствовала, как у меня мутнеет в глазах, и обессилено пошатнулась. Георгий поспешно подвел меня к скамейке и усадил. Сев рядом, с непонятным выражением лица спросил:

– Как дела?

Мне хотелось плакать, но я привычно растянула губы в надменной улыбке:

– Прекрасно!

– А рожать когда собираешься?

Я недоуменно уставилась на него. Об этом я вовсе не думала. Это было совершенно по-детски – прятать голову в песок, но мне почему-то казалось, что всё как-нибудь утрясется само собой.

Поглядев в мои озадаченные глаза, он проговорил:

– Что ж, всё понятно. – И со словами: – Пойдем, на скамейке сидеть слишком холодно! – поднял меня и повлек по улице.

– Где ты живешь?

Я испуганно заявила:

– Ко мне идти не надо. Мама ничего не знает. И я не хочу, чтобы она узнала.

Он скептически пожал плечами. В его голове никак не укладывалось, как это можно ничего не знать, когда всё уже заметно. Но настаивать не стал и повел меня в кафе.

В тепле я несколько расслабилась, и плакать мне расхотелось. Наоборот, мне стало ужасно стыдно. Будто я сделала что-то жутко непристойное. И, хотя Георгий меня ни в чем не упрекал, мне казалось, что он безмолвно винит меня в том, что случилось.

Взяв мне бифштекс с пюре, он приказал:

– Ешь!

Есть мне не хотелось, но он тихо заметил:

– Тебе ведь надо есть за двоих, ты и так дошла до точки.

Я и в самом деле очень сильно похудела за последнее время. И от переживаний, и от недомогания. Поневоле принявшись за еду под его настойчивым взглядом, довольно быстро справилась с порцией.

Он предложил:

– Еще хочешь?

Я отчаянно замотала головой и выпалила, не сдержавшись:

– Зачем ты здесь?

Георгий с изумлением посмотрел на меня. Но ответил осторожно:

– Ну, скажем так, прояснить обстановку.

Подспудно я надеялась на другой ответ, поэтому совсем сникла.

С неожиданным сочувствием погладив меня по руке, он предложил:

– Пойдем к тебе, надо же познакомиться с твоими родителями.

Этого мне нисколько не хотелось, о чем я ему и сказала, но он непреклонно заметил:

– Так положено, знаешь ли. Теоретически я с ними уже знаком, они как-то приезжали в Пореченск, когда я навещал бабушку, но это было давно. Ну, пошли?

Это прозвучало так властно, что мне ничего не оставалось, как подняться и пойти за ним.

Дома были мать и отец. Как всегда, игнорировавшие друг друга. Мамуля с откровенным неодобрением посмотрела на Георгия и враждебно мне заявила: