Александр Солоник - киллер на экспорт - Валерий Карышев

— А у меня для вас новости, — как бы между делом произнес Куратор, высматривая, где бы припарковаться.

Пассажир насторожился.

— Вот как?

— Нет, пока работы для вас не предвидится. — Водитель на секунду опередил владельца синего «Ауди», первым нырнув в нишу между машинами на стоянке перед небольшим уличным кафе. — Ну что, в машине будем беседовать или на воздухе?

Скоро они уже сидели за столиком под огромным полосатым тентом, столь спасительным в августовский зной. Похолодания, обещанного накануне синоптиками, не предвиделось. Полуденная жара донимала, асфальт плавился под ногами, словно детский пластилин. Крыши домов, автомобили, узкая улочка расплывались в зыбком солнечном мареве. Толстый потный официант, обмахиваясь газетой, принес большую запотевшую бутылку прохладительного напитка прямо из холодильника.

— Ну, чем вы занимались все это время? — спросил Куратор, разливая в бокалы прохладную жидкость. — Кстати, российские телеканалы смотрите?

Саша пожал плечами.

— Смотрю понемногу. Хотя ничего нового о себе так и не узнал. Телевизора я насмотрелся и в тюрьме. А тут отдыхал, приходил в себя, как вы и велели. Начал понемногу набирать форму — плавание, утренний кросс. Да, а как быть с тиром? Я больше месяца не занимался стрельбой, боюсь потерять квалификацию.

— Мы уже нашли для вас стрельбище, — успокоил Сашу Куратор. — А вот в Москве новости такие…

Серенький четко и грамотно пересказал свой недавний разговор с хозяином охранной фирмы, бывшим чекистским генералом. Не весь, конечно, а лишь его часть — о поисках Солоника и РУОПом, и бандитами. При этом он не назвал никаких конкретных имен и фамилий, избегал характеристик, но намеренно сгустил краски. Выходило, что беглеца ни сегодня-завтра накроют тут, на Балканах, и потому ему следует во всем полагаться на него, Куратора. Ну и, естественно, на тех, кто за ним стоит.

— Впрочем, такое положение имеет и свои плюсы, — неожиданно оптимистически подытожил Сашин собеседник. — Ваши потенциальные клиенты теперь в постоянном напряжении. Уж если великий и ужасный Александр Македонский сбежал из бывшего кагэбэщного спецкорпуса столичной тюрьмы, то он наверняка способен и на большее. Им неизвестно, где вы, с какой стороны ожидать выстрела, чего от вас теперь вообще ожидать. Эти люди отлично понимают, что вам нечего терять и что… — он запнулся, но Солоник прекрасно понял незамысловатый подтекст.

— И что таким Македонским проще управлять?

— Естественно, — обычная невозмутимость вернулась к серенькому. Впрочем, что тут говорить? Вы и сами все прекрасно знаете. Мы вытащили вас из ульяновской зоны, помогли вам выбраться из «Матросской тишины». Но мы — не благотворительная организация.

— Я отработаю, — ответил Саша, твердо взглянув собеседнику в глаза. Отработаю…

Этот ночной клуб внешне ничем не отличался от десятков других столичных заведений подобного рода, однако имел в Москве специфическую репутацию. Причем настолько, что люди, не причислявшие себя к завсегдатаям заведения, старались не появляться тут без нужды, особенно в позднее время.

Нет, обслуживание, кухня, набор спиртного и развлечения тут целиком и полностью соответствовали общепринятым стандартам: официанты и бармены отличались предупредительностью и ненавязчивостью, повара и кондитеры несомненным мастерством, выбор напитков — похвальным разнообразием, а имена популярных эстрадных исполнителей, выступавших тут вечерами, невольно заставляли вспоминать новогодние «Голубые огоньки».

Но люди посвященные отлично знали: в этом небольшом и таком уютном заведении, как правило, собираются бандиты.

Вот и теперь за сдвинутыми столиками неподалеку от бара сидело пять или шесть молодых людей атлетического телосложения и характерной внешности. Разболтанные движения кистей рук, пальцы унизаны перстнями-спецсимволами, значительное выражение лиц, дорогой, но не всегда со вкусом подобранный прикид, в разговоре преобладала профессиональная феня. Все это красноречиво свидетельствовало о принадлежности собравшихся далеко не к самой законопослушной категории российских граждан. Впрочем, не всех сидевших за сдвинутыми столиками можно было причислить к криминалитету.

С краю, ближе к проходу, скромно примостились трое в дорогой, но подчеркнуто-скромной одежде. Напряженные лица, боязнь сказать что-то лишнее выдавали в троице подшефных бизнесменов.

Во главе стола сидел здоровенный амбал лет тридцати. Хищный прищур небольших, глубоко посаженных глаз, мощный квадратный подбородок, плоские уши боксера, стрижка бобриком, из-за которой и без того его крупная голова казалась еще больше, — все это вместе придавало его облику внушительность и агрессивность. Правда, праздничный блеск глаз и резиновая улыбка, с которой он выслушивал остальных, несколько сглаживали устрашающее впечатление. Улыбка редко появляется на его лице.

Сегодня, двенадцатого августа, у него был день рождения. Ради такого дня, который, как известно, бывает лишь раз в году, можно и расслабиться, можно изредка и улыбнуться.

Веселье было в самом разгаре — разливалось спиртное, звучали тосты, с хрустальным звоном сдвигались бокалы. Пожилой бородатый бард с акустической гитарой, типичный ресторанный мужик типа Звездинского, хрипел с подиума в центре зала куплеты на блатной фене:

В кабак заехал на «стрелу»,

Подсел я правильно к окну,

И объяснил все в исключительной манере.

Двоих я сразу срисовал

Один у плинтуса стоял.

Я понял: «крыша» — это милиционеры.

Впрочем, собравшиеся почти не слушали барда, их внимание было сосредоточено на виновнике торжества.

— За новорожденного!

— За тебя, Свеча!

— Чтобы свечи твоим врагам на могилы ставили! — щегольнул каламбуром один из пацанов.

В голове плыл негромкий гул — умиротворяющий, приятный, сиреневой дымкой отделяя собравшихся от будней, минувших и будущих: с «терками», «наездами», «стрелками», коварными ментовскими прокладками и прочими издержками их опасной профессии. Причем настолько опасной, что каждый день может в любой момент закончиться кабинетом следователя, «хатой» следственного изолятора, зарешеченными окнами печально известной двадцатой больницы или секционным залом морга.

Это только в уголовной лирике, столь любимой прыщавыми малолетками, «гнущих пальцы» на блатной манер, будни бандитов представлены в романтическо-возвышенном ореоле. Вон и ресторанный мужичок на подиуме хрипит под гитару:

Когда бугор у них пришел,

Они — за «перья», я — за ствол.

Но ничего тут не поделаешь: работа.

Но кто же будет отвечать?

Они вдруг заднюю включать,

А мне валить их тоже, в общем, неохота…

На самом-то деле все проще, бесхитростней, но куда с большей кровью и жесткостью.