Газетчик - Александр Молчанов

– Зуев, ты и правда идиот.

Лицо Зуева потемнело.

– Хватит называть меня идиотом. И хватит здесь курить.

– Я не курила.

– Верка, не шути со мной.

– Все, все, Зуев, ш-ш. Успокоились.

Вера погладила мужа по руке.

В кухню вошел Алексей. В руке у него была большая кружка. Включил плиту.

– Леша, чайник только что вскипел.

Алексей налил чай в кружку и стал заглядывать во все шкафы.

– Что ты ищешь?

– У нас мед есть? Или малиновое варенье?

– Что, простудиться боишься? – усмехнулся Зуев. – Я же говорил, что не надо сидеть под открытым окном.

Вера с подозрением посмотрела сначала на мужа, потом на сына. Достала из холодильника пол-литровую банку с малиновым вареньем.

Кораблев никогда не любил детей. Он их побаивался. Его всегда смущала та власть, которую приобретают дети над своими родителями. Власть, которая сильнее справедливости, правды, порядка, закона – всего, что, на его взгляд, должен уважать любой человек. Скажем, он не понимал, почему, когда его одноклассник на перемене пытался ударить его шваброй и разбил люстру, отец одноклассника, вызванный для разбора полетов, вместо того, чтобы подтвердить обвинение и наказать виновного, набросился на Кораблева и обвинил во всем именно его.

Дети всегда чувствуют свою власть над родителями и пользуются ею. Кораблев окончил естественно-географический факультет и понимал, что такая любовь к детям у приматов объяснима с точки зрения естественного отбора. Дети млекопитающих рождаются слабыми и не приспособленными к жизни. Они не в состоянии начать бороться за выживание прямо сейчас. Если новорожденного человека оставить лежать на земле, как поступает большая часть животных со своим потомством, он погибнет. Поэтому у всех приматов встроен защитный механизм – они любят свое потомство и заботятся о нем. Каждый родитель без труда в тысяче других звуков узнает плач своего ребенка. Кораблев очень хорошо усвоил это, когда у него появился сын.

Вообще в жизни Кораблева главные события происходили как бы автоматически, без его активного участия. Скажем, в институт он попал не потому, что хотел в институт, а потому, что не хотел в армию. На ест-гео – не потому, что хотел заниматься химией и географией, а потому, что туда был меньше конкурс. С Валентиной стал дружить не потому, что она ему нравилась, а потому, что сидела рядом. На первом курсе Валентина его не замечала, искала варианты лучше. После нескольких не очень удачных попыток она наконец заметила Кораблева. Они впервые переспали в конце второго курса. На третьем курсе поженились. Это была студенческая свадьба – нищая и безнадежная.

Новая семья поселилась в деревянном семейном общежитии на окраине Волоковца. Валентина смутно представляла, что они будут делать после института, Николай не представлял этого совсем. Работы в Волоковце не было. Жилья в Волоковце не было. До замужества Валентина жила в двухкомнатной квартире с родителями и сестрой. После того как она переехала в общежитие, сестра очень быстро выскочила замуж и привела мужа на освободившуюся жилплощадь. Как говорили у нас в детском саду: задницу поднял, место потерял.

Кораблевы приехали в Шиченгу. Предполагалось, что это временно. На год. Самое большее, на два. Валентина не собиралась прожить всю жизнь в деревне. А потом родился Тутусик. Следующие три года были полным кошмаром. Колики, потом зубы, потом респираторные заболевания. Этот ребенок не давал родителям расслабиться. В два года выяснилось, что у него задержка речевого развития. Он не говорил. В деревне на такие вещи не особо обращают внимание: не говорит, и ладно, меньше головной боли родителям. О диагнозах вроде аутизма в то время и слышать не слышали. Самое скверное, что он не только не говорил, но и отказывался понимать обращенную к нему речь.

Когда ему исполнилось три, у Валентины закончился декретный отпуск (она работала секретарем в налоговой инспекции). Пришлось выйти на работу. Отдавать Тутусика в садик было нельзя, поскольку он до сих пор ходил в памперсах и не умел самостоятельно пользоваться ложкой и вилкой. Нужно было нанимать няню, чтобы с ним сидела. У Кораблева таких денег не было – его зарплаты едва хватало на еду. Слава богу, что у учителей в сельской местности бесплатные коммунальные услуги.

Тутусик постоянно требовал внимания. Ночами он выл, требуя объятий и укачиваний. Кораблев ненавидел этот вой. Он представить себе не мог, что когда-нибудь будет хотеть хоть раз услышать этот вой. Что будет просыпаться ночами и слушать тишину, смертельно тоскуя, что эта тишина больше никогда не наполнится привычным и уютным воем Тутусика.

Когда Тутусику исполнилось три с половиной, Валентина ушла от него к Юрию Бокову, владельцу трех продуктовых магазинов, огромному грубому мужику, который жил в двухэтажном кирпичном доме на пригорке рядом с церковью и катался по поселку на большом черном джипе.

Кораблев не осуждал Валентину. У Бокова были деньги на то, чтобы купить Тутусику памперсы и нанять няню. Он убеждал себя, что Валентина ушла от него к более сильному мужчине, чтобы обеспечить лучшее будущее своему потомству. Что она сделала это только для Тутусика.

Конечно, в глубине души он понимал, что это не так. Настоящей причиной ухода Валентины к Бокову был не Тутусик. Как раз он ничего от этой перемены не получил. Боков считал, что лучшее место для малыша – коллектив, который его всему научит. Мальчик стал ходить в садик. Кажется, это действительно пошло ему на пользу, по крайней мере, в первое время.

Значит, дело было не в Тутусике. Настоящей причиной был он, Кораблев. И еще Боков. Именно из-за того, что он это понимал, произошла та катастрофа, к которой он, сам того не подозревая, шел всю жизнь.

Пшеницын не застал Соловьева в райотделе, тот уже ушел домой. Домашний телефон не отвечал. Пшеницын чертыхнулся, но распоряжение начальника звучало недвусмысленно – докладывать каждый день о ходе расследования. Значит, нужно было тащиться к Соловьеву домой. Он жил на пригорке, в деревне Дьяковской.

Здесь требуется некоторое пояснение. На том месте, где сейчас стоит Шиченга, люди жили с XI века. Здесь было четыре деревни – Дьяковская, Ногинская, Тимонинская и Волховская. Деревни постепенно росли и к концу XVIII века слились в один поселок. Окончательно статус поселка закрепился в 1806 году, когда на пригорке была построена церковь Воскресения Христова.

Когда в 1930-е дробили районы, Шиченгский район отделили от Архангельской области и присоединили к Волоковецкой. В поселке появились новые улицы – Ленина, Кирова, Калинина, Молотова, как в любом населенном пункте по всей стране. Но деревни сохранили свои названия, оставаясь деревнями внутри поселка. Жители деревень административно были приписаны к поселку. Но в паспортах по-прежнему значилось: «поселок Шиченга, деревня такая-то».

В остальном обитатели деревень были полноценными гражданами поселка. Если не считать того, что, когда молодежь по пятницам на танцах искала повод подраться, тимошата любили схлестнуться с ногинскими, причем в этих драках дьячки были на стороне тимошат, а волховские держали нейтралитет.