Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь - Джон Долан

Я заметил, что молочник каждое утро приезжает около половины десятого и оставляет как минимум по одной бутылке у каждой двери. Однажды, просидев на крыше примерно час, я спустился и принялся сбрасывать вниз бутылки, одну за другой. Я не видел, куда они падали, но слышал, как они разбивались о поручни балконов и лобовые стекла машин во дворе. Я просто обезумел и делал то, что доставляло мне удовольствие. Многие жильцы вышли из квартир и принялись кричать, но я не обращал на них внимания и продолжал хулиганить. Никто меня не видел, к тому же мне было совершенно все равно, что они думают. А потом я вдруг услышал голос Дэвида, который вернул меня к реальности.

– Джон, это ты? Джон! Лучше бы тебе не попадаться, маленький негодник!

Я слышал тяжелые шаги Дэвида на лестнице и его голос, который становился все громче:

– Джон, ты слышишь меня? Где ты? Джон? Это ты?

Спрятаться было негде, поэтому я постарался изменить голос, притворяясь, что разговариваю с приятелем.

– Ну же, Джон, давай! – крикнул я самым низким голосом, какой только мог изобразить. – Помоги мне с этими бутылками! Давай!

– Нет! Хватит, остановись! – ответил я высоким голосом, постаравшись, чтобы он звучал как можно более невинно. – Нет! Я этого делать не буду. Прекрати! Прекрати!

Разыгрывая это представление, я продолжал сбрасывать вниз молочные бутылки и остановился только тогда, когда услышал, что Дэвид завернул за угол.

– Ты не поверишь, что натворил этот сумасшедший! – с притворным осуждением сказал я, глядя вниз с пустого балкона. – А теперь еще и сбежал!

– О чем ты говоришь, Джон? – воскликнул Дэвид. – Ты здесь единственный сумасшедший, да еще и врунишка! Иди сюда сейчас же!

Он схватил меня за шиворот своей громадной рукой и одним рывком приподнял над землей, а затем потащил домой, где уже ждала Дот, чтобы задать мне хорошую трепку.

– Он совершенно от рук отбился! – жаловалась она Дэвиду, несколько раз ударив меня по заднице. – Не знаю, что с ним делать.

Когда Джерри пришел вечером домой, Дот рассказала ему о моих прогулах и молочных бутылках, и он просто взбесился, не в силах поверить, в кого я превратился. Он не хотел выяснять причины, и хотел лишь одного – быть уверенным, что это больше не повторится.

– Ты, маленький жирный негодяй! – снова и снова в бешенстве кричал он. – Даже не ДУМАЙ еще хоть раз выкинуть что-нибудь подобное. Слышишь меня? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?

– Прости, пап. Мне правда очень жаль. Я не знаю, почему натворил все это.

– Потому что ты маленький негодяй, вот почему. Натворишь еще хоть что-нибудь – узнаешь, где дверь на улицу.

Как бы плохо я ни вел себя раньше – попадался полиции, впустил тех двух парней в квартиру, – Джерри никогда не грозил мне дверью на улицу. А следующие его слова до сих пор эхом отдаются у меня в ушах.

– На этот раз ты перешел все границы. Ввяжешься еще в какие-нибудь неприятности – и отправишься жить к Джимми Долану. Слышишь меня? Либо к Джимми Долану, либо в детский дом. Мне все равно.

Он впервые угрожал отправить меня к Джимми Долану, и это сломало меня. Хотя я и знал, что Джимми был моим биологическим отцом, для меня он оставался незнакомцем. Сама мысль о жизни с ним наполняла меня таким ужасом, что меня мутило. Я столько раз повторил себе, что в семье ничего не изменилось, что почти поверил в это, но вдруг Джерри, которого я всегда считал своим настоящим отцом, сказал, что я могу катиться на все четыре стороны. С этого момента дверь на улицу всегда оставалась приоткрытой.

* * *

Должен сказать, взбучка возымела действие, и я некоторое время вел себя гораздо лучше, снова вернулся к обычной рутине, не высовываясь и держась подальше от любых неприятностей. Насмешки в школе продолжались, но я старался не позволять им задевать меня так сильно, как раньше. Окончив начальную школу, я пошел в школу для мальчиков «Сентрал Фаундейшн», которая находилась совсем рядом с развязкой на Олд-стрит. Это была очень большая школа – там училось около пятисот мальчишек от одиннадцати до восемнадцати лет. Ходили слухи, что учиться там трудно. Я слышал множество страшных историй о толстяках, учившихся там, и умолял Дот не отправлять меня в эту школу.

– Все будет в порядке, Джон, – говорила она. – Ты крупный и сильный парень, у тебя не будет проблем.

Я не верил ей. Когда наступил первый день занятий, нервы мои были напряжены до предела. Жаль, я не мог взять с собой Задиру, чтобы тот защитил меня.

Я еле плелся всю дорогу до школы и целый день мечтал стать невидимым и надеялся, что мне не понадобится зайти в туалет, где вечно торчали старшие ребята. Во второй половине дня, едва не лопнув, я все же отправился туда. Никогда не забуду запах, который стоял на широкой и длинной лестнице, спускавшейся к туалетам в подвале, – и это была не вонь испражнений. Из-под двери плыли клубы дыма. Оказавшись внутри, я не мог ничего разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки – таким плотным был дым. Как меня и предупреждали, в туалете оказалась целая шайка старших парней, гораздо более страшных, чем ребята из моего района. Они курили, сквернословили и жаждали веселья или неприятностей – а лучше и того и другого. Они повернулись ко мне, и я сглотнул. Галстук в золотую полоску слишком плотно обхватывал мне шею. В желудке урчало.

– Боже, вот это пузо! – воскликнул один из парней. – Все лето над ним работал, наверное, да? Ел одни пироги? Как там звали толстяка из «Гранж Хилл»[4]? Роланд? Да, решено, теперь мы будем звать тебя Роули.

Лицо мое вспыхнуло, но, к счастью, они лишь посмеялись и продолжили дымить, оставив меня в покое. У некоторых из них были припрятаны бутылки с алкоголем, другие сворачивали длинные самодельные сигареты. Позже я на собственном опыте убедился, что тяжелый запах объяснялся тем, что курили в школе не только табак, но и травку. В первый день я как можно быстрее зашел и вышел из туалета, поразившись, что меня не пихнули головой в унитаз. Вероятно, старшие ребята просто решили, что им тяжеловато будет опрокинуть вниз головой человека моих размеров.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы освоиться, хотя я, пожалуй, так и не втянулся окончательно. Просто учеба в школе была не для меня. На большинстве уроков я сталкивался с теми же проблемами, что и раньше: я не мог сосредоточиться, и кучу времени рисовал на полях. И снова единственным предметом, с которым я справлялся прекрасно, было рисование. Его вел неторопливый мистер Гловер, который всегда позволял мне выбирать, чем заняться. Он оставлял меня одного за партой и позволял делать черно-белые карандашные наброски или копировать из журналов, сложенных стопкой в дальнем конце класса, изображения машин и знаменитостей. Это были единственные уроки, на которых я был сосредоточен. Я так увлекался рисунком, что время пролетало незаметно, и я всегда вздрагивал, когда раздавался звонок. Мистер Гловер был так добр, что был не прочь нарушить ради меня некоторые правила. Однажды я шел мимо его класса на географию и решил, что лучше мне отправиться на рисование, после чего спросил его, могу ли я войти.