Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

В одном местном злачном небольшом клубе я заценил выступление Crazy World of Arthur Brown. У него был всего один хит, зато какой: «Fire», который он исполнял на Top of the Pops в горящем шлеме. На концерте было не больше сотни человек, но Артур исполнил полноценное театральное сценическое шоу с кораблем из папье-маше.

Было прикольно, но за сердце меня брала совершенно другая музыка. Случилось это в конце 1960-х, когда я услышал Led Zeppelin и Deep Purple.

Учитывая мое происхождение и личностные качества, появление более тяжелой музыки в моей жизни было неизбежным. И случилось это в самый подходящий момент. В конце 1960-х все старались быть громче – что в итоге привело к появлению хеви-метала.

Джим Маршалл изобрел огромные усилители, благодаря которым гитары звучали громче, поэтому барабанщикам приходилось дубасить по барабанам сильнее, чтобы их было слышно. Девушки кричали громче; «Битлз» не слышали себя из-за криков на стадионе «Ши». Всюду росла громкость.

И пока гитары и барабаны становились громче, вокалисты не отставали. Мне нравились мощные голоса, и, услышав, как Роберт Плант и Ян Гиллан вопят во всю глотку, я понял, чем хочу заниматься в жизни.

Их голоса поражали, и я понял: вот оно. Именно эту музыку я и хочу исполнять.

Led Zeppelin снесли мне крышу. Никогда не забуду, как лежал в кровати в Бичдэйле между двумя колонками и услышал «Whole Lotta Love». Взаимодействие двух гитар по левому и правому каналу в исполнении Роберта Планта и Джимми Пейджа унесло меня в другую вселенную.

Zeppelin и Purple задели нотки моей души… и изменили мышление. Я ведь все еще хотел стать актером. Каждый вечер стоял сбоку сцены Большого театра, наблюдал, как актеры и комики тонут в бурных аплодисментах, и считал, что, наверное, это самое приятное чувство в мире. Но, услышав Планта и Гиллана, я вдруг понял, что хочу стать певцом.

Благодаря одному из моих школьных учителей музыки я пару лет валял дурака в местных группах. Он попросил меня спеть в его группе, Thark – жуткое название! – поэтому я ходил на репетиции и горланил в микрофон. Просто прикалывался и не считал, что это к чему-то приведет.

В Уолсолле была местная любительская музыкальная сцена, и через Thark я познакомился с ребятами из группы Abraxis. Я зависал на репетициях и тоже исполнял с ними каверы. Позже они стали группой Athens Wood, где были я и трое парней по имени Майк Кейн, Бэрри Ширу и Фил Батлер. Мы играли блюзовый прог-рок и относились к своей музыке чуть серьезнее.

Что интересно, играть на гитаре и любом другом инструменте я совершенно не желал. Таскать с собой барабанную установку было совершенно неинтересно. Хотелось быть просто певцом. Мой инструмент – я сам[24]. Я хотел лишь орать во всю глотку.

Музыка стала играть в моей жизни главную роль, но я по-прежнему каждый день не спеша ехал на мопеде в Большой театр. И возникающее ощущение сексуального замешательства, которое досаждало мне в школе, не проходило – оно лишь усиливалось.

В театрах всегда хватало друзей Дороти[25], и наш не был исключением. Работавший там парнишка по имени Рой был первым геем, с которым я познакомился (не считая тех двух извращенцев, которые меня домогались). Он познакомил меня со своим парнем, Дэнни, профессиональным трансвеститом.

Дэнни должен был выступить со своим шоу в городке Скегнесс[26], и мы втроем поехали туда на выходные – взяли трейлер с одним койко-местом. Я спал посередине: как котлета между двух булочек. Мы слегка повозились друг с другом, правда, дальше этого не зашло.

Ну, так мне, по крайней мере, казалось. Через неделю, вернувшись в свою комнату на Келвин-роуд, я почувствовал, как в паху что-то зудит, и опустил штаны, чтобы посмотреть. На лобке прыгали крошечные твари, словно носясь по зараженным джунглям. О, черт! Это еще что за херня? Я понятия не имел, что это, поэтому пошел искать отца.

– Пап, у меня… проблемка, – промямлил я.

– Что такое?

Я приспустил брюки и показал ему. Он один раз взглянул и сразу же все понял.

– У тебя мандавошки! – сказал он мне. – С кем ты ошивался?

– В смысле? – спросил я нервно, прекрасно понимая, о чем он говорит.

– Ну, тебя ими мог только кто-нибудь заразить, – пояснил отец. Ему стало меня жаль. – Или на сиденье в туалете подцепил.

– Да, так и есть! – охотно согласился я. – На сиденье! – А сам сгорал от стыда.

Папа нашел мне врача и принес бутылку с какой-то жидкостью вроде молока, велел приложить вату и каждый день протирать лобок. Жгло, будто я прижигал кислотой. Несколько месяцев не мог избавиться от этих чертовых мандавошек; никак они не проходили. И Рою сказать так и не решился.

Ощущение сексуальной неполноценности все усиливалось. Мир геев оставался для меня загадкой. Мне было любопытно – а как иначе? – но я боялся из-за предыдущего неудачного опыта. Я был совсем мальчишкой, потерянным, но отчаянно хотел попробовать на вкус этот мир и завести отношения.

В газете я увидел маленькое объявление от парня, который искал встречи с другими мужчинами для «дружбы или, может быть, чего-то большего». Ага! Я написал ему на почтовый ящик, он ответил, и мы договорились, что я приеду к нему в Редхилл, что в графстве Сюррей.

Не знаю, чего я ждал, пока ехал к нему на поезде. Не сказал бы, что ожидал секса… но вероятность была. Неужели сегодня будет первый раз? Ничего не было. Он был милым парнем и моим ровесником, но искры не возникло. Мы отправились в Лондон за покупками, а потом я на поезде уехал домой.

В Большом театре, когда стартовал сезон пантомим, мы устроили пышное выступление с настоящим оркестром. Дирижер втрескался в меня не на шутку и ходил по пятам.

Он совершенно не скрывал своих чувств. Парень был гораздо старше меня и, я полагаю, гораздо наглее мужика с завода и мерзкого приятеля отца. Этот не пытался меня лапать или приставать. Он относился с уважением, но постоянно пытался флиртовать.

Меня это раздражало. Теперь я понимал, чего он хочет и к чему стремится, но он мне не нравился, и я должен был это прекратить. Ситуация выводила меня из себя. И однажды, когда он в очередной раз ко мне подкатил, я решил, что с меня хватит. Я знал – пора что-то сделать… Но что?