Замок "Мертвая голова" - Джон Диксон Карр

– А когда вы видели фигуру?

– Месье, – взвился Левассер, – как я могу определить время? По великим моментам жизни, а не по часам. Поскольку все меня убеждают, что во время убийства я играл «Амариллис», такое определение более точное. Нелепая мелодия. Но хорошее упражнение для пальцев. Потом я играл канцонетту. Это длинное…

– По крайней мере, вы видели эту фигуру через некоторое время после убийства?

– Насколько я понимаю, да.

– А к балкону какой комнаты ведет эта лестница?

Левассер откинулся на спинку стула. На его смуглом лице появилось неодобрительное выражение.

– К комнате, которую занимают месье и мадам Д'Онэ, – ответил он.

Банколен встал, не произнеся ни слова, подошел к двери и дернул шнур звонка. Когда вошел Гофман, он быстро отдал ему указание по-немецки. Левассер снова принялся разглядывать свои руки, поворачивая их ладонью то вниз, то вверх. Никто не произнес ни слова до тех пор, пока Гофман не вернулся в комнату минут через пять с Жеромом Д'Онэ и его женой. Левассер тем временем слушал звуки бури, похоже пытаясь переложить их на музыку…

– Дадут мне когда-нибудь поспать? – жалобно простонал Д'Онэ.

Он был в ярко-красном халате, с красными, заспанными глазами, тонкие редкие волосы взъерошены на большой голове.

– Добрый вечер, мистер Марл. Счастлив вас видеть.

Он говорил по-французски, и мы, по молчаливому согласию, перешли на этот язык. Я поздоровался в ответ, спрашивая себя, что за сильное взрывное вещество пущено в ход на этот раз. Изабель Д'Онэ была напряжена. Ее светлые волосы немного растрепались. Для хорошенькой женщины она выглядела почти неряшливо. Очевидно, они уже спали, потому что ее голубой халат был смят, а лицо заспанно. Д'Онэ прошел в центр комнаты, коротко кивнув Левассеру.

– Итак? – спросил он.

– Повторите вашу историю, месье, – спокойно попросил Банколен.

Левассер повторил уже порядком надоевшую ему историю, стараясь не смотреть на бельгийца. Последний вытянул шею, приземистый и непроницаемый. Но во взгляде холодных глаз ясно читался гнев, и было видно, как с каждым словом уголки его губ опускаются все ниже. Похоже, слова Левассера попали в горшок, шипящий на огне, и медленно ворошились там до тех пор, пока вдруг все месиво не закипело. Красный халат рванулся вперед.

– Месье, – четко произнес Д'Онэ, – вы бессовестно лжете!

«Обезьянка подскочила на ветке», сверкнув изумрудной булавкой. Левассер ударил Д'Онэ кулаком в губы, и началась настоящая потасовка. Изабель Д'Онэ закричала. Я схватил Левассера за плечо и отбросил его в кресло, да так, что он чуть не перелетел через подлокотник. Тяжелое дыхание Д'Онэ заглушил холодный голос Банколена.

– Месье Д'Онэ, – спокойно произнес он, – я сегодня чуть не сломал вам руку. Не заставляйте меня делать это снова. Одумайтесь. Вы решите вашу проблему, когда мы решим наши, более важные. А пока помолчите.

Он отпустил Д'Онэ, дрожащего и бесцельно поглаживающего руками бока. На его губах выступили маленькие капельки крови. От этого сокрушительного взрыва ярости меня затрясло, в глазах зарябило, а голова закружилась. Мы снова услышали его прерывистое дыхание, которое не смог заглушить даже звук бури.

– Если эта свинья повредил мне руку, – произнес Левассер, холодно разглядывая костяшки своих пальцев, – я его убью. – Бросив на меня приветливый взгляд, он кивнул. – Искренне вам благодарен, месье. Вы спасли меня от повреждения руки.

Маленький самовлюбленный коротышка! За исключением Банколена, он был самым хладнокровным человеком в комнате. Даже волосы его оставались словно прилизанными.

Изабель Д'Онэ робко и неуверенно воскликнула:

– Прошу вас!

Она попыталась вытереть мужу губы тонким платочком, но он оттолкнул ее.

– Дело будет улажено к всеобщему удовлетворению, – заплетающимся языком заметил Д'Онэ.

– Ах, – смирился Левассер. – Тут, смею сказать, не обойдется без адвоката, месье.

– Но прежде чем мы примем какое-либо решение, я отвечу на ваши скрытые намеки. – Д'Онэ с трудом засунул руки в карманы красного халата. – Отвечу, а затем разберусь с вами. Вы, может быть, не знаете, что я подвержен нервным приступам…

Левассер вздохнул. Признаюсь, обсуждение этой темы в такое время мне показалось глупым и несвоевременным. Какое безрассудство! Но Д'Онэ гнул свое:

– Обычно я очень плохо засыпаю. Жена каждый вечер дает мне веронал. Он позволяет беспробудно проспать восемь часов. В вечер смерти Майрона мне дали такую же дозу, как и всегда, в самом начале десятого. Горничная мисс Элисон находилась в это время в комнате и может подтвердить, что я не лгу. Я тотчас отправился в постель. Любой доктор скажет вам, что я не мог покинуть свою комнату. Даже когда, обнаружив тело, они попытались меня разбудить, им это не удалось… Верно, дорогая? – обратился он вдруг к жене.

– Ну конечно! – Она недовольно улыбнулась. – Разумеется, это правда. Я дала ему веронал, и он отправился спать.

– А вы, мадам? – вежливо спросил Левассер.

– Я?

Нет, она не отличалась сообразительностью. Для ответа на вопрос ей понадобилось много времени. Ее темные глаза расширились и потемнели; бледные губы раскрылись, затем вновь сжались от страха.

– О! – пробормотала Изабель Д'Онэ, продолжая пристально смотреть на Левассера. – Понятно. Нет. Это не я. Но могла быть я. Но я была в постели. Жером всегда настаивает, чтобы я ложилась спать одновременно с ним, чтобы… чтобы сохранить здоровье.

Изабель стояла перед нами, очень бледная и прямая. Издалека она казалась надвигающейся катастрофой. Вдруг на ее слабом, безвольном лице отразилось презрение, и она произнесла тихим, отрешенным голосом:

– Это очень… полезно.

Последние слова были произнесены другим человеком. В ее пристальном взгляде мы увидели полное понимание ситуации. Как это ни алогично, но я подумал о солнце, освещающем английские лужайки, и о закрытом ставнями Брюссельском мавзолее, в который превратился для нее дом Жерома Д'Онэ.

– Вы спали? – невинно спросил Банколен.

– Спала. До тех пор, пока меня не разбудил шум. Тогда я встала, накинула на плечи плед и спустилась вниз. Тело как раз уносили, – твердо заявила женщина. – Полагаю, месье получил ответ?

– Исчерпывающий, мадам. – Левассер слегка кивнул. – Я имею претензии только к вашему мужу.

Д'Онэ повернулся к жене:

– Я спал. И могу это доказать. Но ты… – Он побагровел от ярости. – Господи! Я начинаю сомневаться, стоит ли мне пить веронал на ночь!

Улыбаясь в потолок, Левассер милым тоном произнес:

– Месье – лжец, трус и, вынужден настаивать, незаконный сукин сын!