Сказки Дальних дорог - Александр Асмолов

Зачем это? – насторожился тот, приготовившись юркнуть в какую-нибудь норку.

– Ты ведь никогда не был на середине реки.

– Не-ет.

– Тогда давай. У тебя теперь есть друг, который запросто тебя прокатит.

– На самую середину?

– На самую-самую…

– Ну, я не знаю, – маленькие хитрые глазки мышонка опасливо забегали по сторонам. – А-а, была ни была!

Он ловко вскарабкался по наклоненной шее лося и устроился у того на загривке, даже не глянув на медвежонка. Длинный добродушно обратился к Ме́не:

– И ты давай!

– Чего это?

– Залезай! Кому говорю!

– И не подумаю! – Медвежонок отвернулся.

– Жаль, – пробасил лесной гигант. – Придется их с Соней вдвоем катать.

– Вот еще! – косолапый мигом вскарабкался на мощную спину. – Тогда я тоже.

При этом острые коготки больно впились в шкуру лося, но тот промолчал и не подал виду, что это было крайне невежливо. Сову уговаривать не пришлось. Она бесшумно опустилась на спину лося позади медвежонка. Ночной охотнице для такого маневра понадобился лишь острый слух.

– Вперед! – гордо пропищал мышонок.

Немного раскачиваясь при каждом шаге, лесной гигант осторожно вышел на середину тихой речки и остановился. Прозрачная гладь не мешала разглядывать подводных обитателей: мелкая рыбешка лениво шевелила плавниками, из норки торчали клешни рака, шустрый пескарик копался на дне. Это был совершенно незнакомый мир для жителей Дальнего леса. У них, конечно, был Высокий ручей, но с речкой его сравнить было трудно.

Ух, ты… – восторженно протянул Малёк. – Длинный, какой же ты длинный, что можешь вот так запросто ходить по рекам!

– Подумаешь! – фыркнул медвежонок. – Вот я сам по воде ходил.

– Врешь! – отмахнулся грызун.

– А вот и нет!

– Разве можно ходить по воде?

– По льду, – поправила его сова. – Это когда вода замерзает.

– Ну, это же все равно вода, – не сдавался Ме́ня. – Просто холодная… и прозрачная.

– Чудеса… – все еще не веря, пискнул грызун.

– А сумку на кого оставили? – неожиданно раздалось у них над головами.

Это Гордый чиркнул крылом по самой макушке медвежонка. Все зашумели, запричитали, но лось в три прыжка оказался под березкой, где сиротливо лежала простоя холщовая сумка. Ме́ня с хода прыгнул к ней и заглянул внутрь. Все замерли в ожидании. Радостный взгляд косолапого был многозначительнее любых слов. Он бережно прижал сумку к себе и даже придавил ее сверху мордой. Потом виновато прошептал:

– Простите меня, друзья…

– Да, ладно, – первым откликнулся Малёк. – Чего там!

– Будь осторожен, брат, – Длинный ласково потерся о медвежонка мордой.

– Мы вместе, – Соня вспорхнула ему на плечо.

– В пу-у-уть, – донеслось сверху.

– И то верно, – пробубнил лось. – До темноты мы еще немало сможем пройти.

О дальнейшем отдыхе как-то само собой забылось, ничто так не поднимает настроение, как хорошая шутка. Правда, путешествовать на спине лося было намного удобнее, да и обзор был не в пример лучше. Незнакомые места всегда манят своей новизной. У некоторых перемена мест, словно жажда. Она все время подталкивает побывать в других краях, посмотреть на то, что еще никогда-никогда не видел. Только ленивый будет утверждать, что леса и холмы везде одинаковые, а отыскать еду и воду проще около своей норки.

Сейчас даже Соня постоянно крутила головой, пытаясь если не увидеть, то хотя бы услышать, что происходит вокруг. Иногда она чуть замирала и принюхивалась, ее маленькие ноздри над мощным клювом едва шевелились, а пышный белый воротник с черными подпалинами раздувался, придавая сове очень важный вид. Со стороны она напоминала учительницу или воспитательницу, которая вывела своих питомцев на прогулку.

Одна тропинка сменяла другую. Когда же лось останавливался на развилке, он поднимал голову, и орел подсказывал верное направление. Скользящее по небосводу солнце помогало ориентироваться, но поля, ручейки, перелески и рощицы быстро сливались в одно целое, носящее имя Неизведанное. Оно окружало путешественников со всех сторон, кого-то настораживая, а кого-то привораживая своей неизвестностью. Те, у кого дух странствий был в крови, с наслаждением впитывали запахи дальних дорог, их безудержно манило вперед все непознанное и загадочное. Разве отыщешь дома хотя бы толику приключений или крошечную тайну. Нет. Они могут быть только за горизонтом!

– Ой, смотрите! – пискнул мышонок. – Бурундук в красной тряпочке.

– И правда, – насторожился Ме́ня, подозрительно прищуривая глазки. – Вот вырядился… – потом добавил со знанием дела. – Это жилетка. Так люди одеваются… Я видел.

– Где это ты видел? – вспыхнул Малёк. – Во сне?

Косолапый хотел было возмутиться такой наглости, но вовремя остановился. Рассказывать всем о пещере Желаний, о том, как он туда попал, как видел превращения Веды, как сам чудом спасся от преследователей, обернувшись со страху сотней лисиц – сейчас было ни к чему.

– Ой, да ладно врать-то! – ухмыльнулся мышонок. – Сотней лисиц… Ты еще скажешь…

– Как ты? – оборвал его Ме́ня. – Мысли читаешь?

– Не-а, – протянул грызун, потупив черные глазки. – Я читать не умею. Только слушаю.

– А как это… «слушаю»?

– Обыкновенно, – мышонок моргнул, отводя взгляд в сторону. – Когда на поляне на меня зеркала времени направили… Оно как шарахнет… Вот с тех пор.

– И слышишь все, что мы думаем? – испугался своей догадке косолапый.

– Нет, только если на кого-то внимательно посмотрю, – смутился мышонок. – Как будто прислушиваюсь… У нас, подземных жителей, слух очень тонкий. Я, если в норке прислушаюсь, то слышу, как наверху кто-то по траве ходит… Вот только Соню никто не слышит – она на деревьях сидит и летает тихо-тихо. Потому ее все боятся.

– А что она сейчас думает? – не унимался медвежонок.

– Вам скажи, вы дружить не будете. Я и тебе зря сказал… Ты не болтай. Ладно?

– Ладно… – Ме́не было очень неловко, и он заторопился перевести разговор на другую тему. – А бурундук о чем думает?

– Соню боится, – Малёк настороженно выглядывал из-за мощной шеи Длинного, не сводя маленьких глазенок с незнакомца у дороги. – Повторяет «пропал Бориска». Наверное, это он про себя…

Лось медленно подошел к застывшему от страха бурундуку и остановился, втягивая огромными ноздрями воздух. В отличие от людей, лесной народец больше доверяет запахам, они, словно надписи на больших табличках вдоль дорог, указывают направление и предупреждают об опасности, заменяют названия и даже говорят о настроении повстречавшихся на пути знакомых.