Медальон для невесты - Барбара Картленд

— Это правда, сэр? — в голосе Тары смешались восторг и благодарность.

— Да, правда. У меня и при себе есть несколько книг. Как только мы остановимся отдохнуть, я распакую вещи, и ты сможешь выбрать что-нибудь прямо в дороге. Есть даже стихи. Боюсь только, кое-какие из моих книг покажутся тебе слишком скучными.

— Разве могут книги быть скучными? — почти мучительно воскликнула Тара. — Больше всего на свете я люблю читать. Я всегда жалела, что у меня нет денег на газеты, но миссис Бэрроуфилд сказала, что мы не можем себе это позволить.

Мистер Фолкерк еле заметно нахмурился. Он уже решил для себя, что уговорит герцога отправить миссис Бэрроуфилд на пенсию, наняв на ее место разумную, добросердечную, честную женщину. Требовалось только найти кого-то, кто не просто будет заботиться о детишках, но сможет подготовить их к самостоятельной жизни, которая для большинства сирот начинается в двенадцать лет. Но если что и тревожит больше всего, так это явная нехватка в приюте хорошей еды и одежды. Взглянув на Тару, он с облегчением обнаружил, что ее серое платье не только чистое, но и в приличном состоянии. Ясное дело, красотой оно не отличалось, но чего еще можно было ожидать от герцогини Харриет, по приказу которой шилась эта униформа? Основательница «Приюта безымянных» была суровой шотландской дамой, не склонной, по общему мнению, «к разного рода финтифлюшкам». На самом деле, подумал мистер Фолкерк, Тара была бы очень привлекательной, если бы не эта крайняя худоба, которую не в силах скрыть даже черный дорожный плащ.

— Я хочу заключить с тобой уговор, Тара, — неожиданно для себя предложил он.

— Уговор? О чем же? Со мной? — встревожилась Тара и оторвалась от окна.

— Именно. — Мистер Фолкерк загадочно улыбался. — Я одолжу тебе свои книги, если ты согласишься… съедать все, что я буду предлагать тебе во время наших обедов!

У Тары вырвался тихий смешок облегчения.

— Уверяю вас, сэр… я не из тех, кто откажется от еды. И я не жеманна…

Но ее многообещающее заявление, как выяснилось позже, оказалось слишком оптимистичным. Добравшись до Балдока, они остановились на ночь в дорожном трактире. Спальня, которую выделили Таре, превзошла все ее представления о роскоши и удобстве. Вымыв руки и лицо, она переоделась в еще одно серое платье, которое как две капли воды походило на первое. И после этого поспешила в гостиную, чтобы поужинать с мистером Фолкерком.

По нескольким фразам, брошенным ее спутником, Тара догадывалась, что он тоже переоденется к ужину, но она и представить себе не могла, как изменит его вечерний наряд. Она с изумлением взирала на элегантный костюм с длинными полами и туго накрахмаленный муслиновый галстук. Но и этому восхищению суждено было померкнуть, когда она увидела то море еды, которое внесли в гостиную хозяин трактира и две служанки в опрятных чепцах и фартучках с оборками на плечах и по низу.

Первыми подали горячие блюда: густой суп с пряностями, баранью ногу и парочку голубей, поджаренных на вертеле.

От множества закусок у Тары и вовсе разбежались глаза. Тут были холодная говядина, пирог с устричной начинкой, ломоть свинины, студень, который настоятельно порекомендовал им хозяин трактира, несколько жирных цыплят и большой кусок ветчины.

— Думаю, Тара, ты проголодалась не меньше меня, — с довольным видом проговорил мистер Фолкерк, усаживаясь за стол и сглатывая слюну.

Он с одобрением отметил, что Тара немного выждала, чтобы посмотреть, какой ложкой он будет есть, и только после этого принялась за суп.

Ела Тара на удивление быстро. Причем у мистера Фолкерка сложилось впечатление, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не орудовать ложкой еще быстрее.

Как только с супом было покончено, хозяин поставил на стол блюдо с роскошным палтусом. Он долго извинялся, что не принес его раньше, но жена только-только приготовила его «для смены», пояснил он.

— Я знаю, вам должно понравиться, сэр, — сказал трактирщик. — И маленькой мисс это наверняка придется по вкусу.

Мистер Фолкерк заметил, что Тара взяла с блюда лишь пару ложечек рыбы. По взгляду, какой она бросила на него, было ясно — взять больше она просто стесняется, но была бы не прочь. Он ничего не сказал, но, когда дело дошло до баранины, сам щедро наполнил ее тарелку.

Только покончив со своей порцией, он заметил, что Тара съела не больше четверти того, что он положил ей.

— Не любишь баранины? — спросил он.

— Боюсь показаться неблагодарной, сэр, но я не в состоянии проглотить больше ни одного кусочка. — Тихонько вздохнув, она добавила: — Если бы можно было отправить часть этой еды в приют!

— В настоящий момент меня волнует не столько приют, сколько ты, Тара, — честно признался ей мистер Фолкерк. — Помнится, ты обещала мне съедать все, что будет лежать у тебя на тарелке.

— Да, сэр, я обещала… но это невозможно… совершенно невозможно. Я съела столько, что в меня уже просто не помещается!

— А что ты ела сегодня?

Последовала пауза.

— Я хочу знать, — настаивал мистер Фолкерк.

— Кусок хлеба… с капелькой жира… на завтрак, сэр, — пролепетала Тара. — А в обед… было так мало еды, что на всех просто не хватило, и я отдала свою порцию детям.

— Я уже пообещал тебе, что в скором времени с детским голодом будет покончено, — строго отреагировал мистер Фолкерк. — Поэтому я хочу, чтобы ты питалась как можно лучше. Вряд ли твоим детишкам поможет, если ты уморишь себя голодом. Не забывай, его светлости ты нужна здоровой и сильной.

— Я постараюсь… я… правда постараюсь, — с легким испугом пообещала Тара, но при словах о «ее детишках» на глаза ее навернулись слезы, и она быстро уткнулась в тарелку.

По настоянию мистера Фолкерка она умудрилась впихнуть в себя несколько ложек студня, который, по словам хозяина, сделал бы честь любой кухне. Зато мистер Фолкерк отдал должное всем выставленным перед ними блюдам, которые, как заверил он Тару, были куда лучше того, что им могли предложить в других таких же трактирах.

Еще он выпил бутылку дорогого кларета, но Таре вина предлагать не стал.

Рано утром они вновь отправились в путь. Тара поначалу сидела тихо, о чем-то думала, и мистер Фолкерк ее не тревожил, понимая, что должно пройти какое-то время, пока ее чувства улягутся. Вот тогда они и поговорят. Но, как позже выяснилось, Тару душили вопросы, однако она не решалась донимать ими спутника. А тот обнаружил вдруг, какое это захватывающее состояние — представить себе, что думает и чувствует девушка, которая почти что восемнадцать лет провела взаперти и теперь не отрывает глаз от окна. Ему было и жаль ее, но и было отрадно, что она наблюдает иные окрестности, чем те, что она знала вблизи приюта. А потом его приятно удивила рассудительность Тары, а также тот факт, что благодаря чтению и природному воображению она оказалась намного смышленей, чем можно было предположить.