Невинный соблазн - Софи Джордан

– Ну, возможно, он не находил это важным, но другие должны были вам что-то рассказать, или нет?

– Разумеется, я спрашивала, милорд, – произнесла она и подняла на него глаза так, словно ожидала, что у Ника ее слова вызовут неудовольствие. – Я знаю, что до замужества ваша матушка была актрисой, а потом, забрав вас, она куда-то уехала.

Ник улыбнулся. Уж слишком отважный взгляд графини не соответствовал ее скромному виду молодой девушки в этом простом домашнем платье.

– К сказанному можно еще кое-что добавить. Горькая правда заключается в том, что отец выгнал нас обоих из дому. Развод. Это мерзкое короткое слово лишь шепотом передавалось в гостиных из уст в уста. Мне тогда исполнилось всего восемь лет, но после развода отец отрекся и от меня.

Несмотря на спокойный тон, горечь переполняла каждое произнесенное им слово.

Женщина задумчиво прищурилась. Она поджала губы, что-то явно обдумывая. Светильники на стенах отбрасывали длинные тени. Нику было трудно разглядеть выражение ее глаз, но он почувствовал в них порицание… Или это ему только почудилось?

– Вам интересно, чем мы заслужили такое обращение?

– Нет. Я считаю, что трудно простить отца, отрекшегося от собственного ребенка. Такой поступок заслуживает всяческого осуждения.

– Отречение от ребенка, а как же супруга? – с вызовом спросил Ник.

– Я… – запнулась графиня, – не знаю обстоятельств…

– Очень тактично с вашей стороны, однако не уверен, что вы изволили бы выражаться подобным образом, не окажись моя матушка оперной певицей. Не думаете же вы, что она находилась в равном с моим отцом положении? У него было богатство и статус в обществе. Я не говорю уж о том, что закон предоставляет мужчинам больше прав, чем женщинам. Разве вы сейчас не зависите от меня в той же мере, в какой прежде зависели от Эдмунда?

Она напряглась всем телом. Ник видел, что его слова достигли нужного эффекта. Значит, графине не нравится ее подчиненное положение и она прекрасно понимает всю степень своей зависимости.

– Что-то не так? Вам неприятно слышать правду, миледи?

– Да, неприятно, – признала она. – Не люблю быть кому-либо обязанной.

– Ваше положение не так уж сильно отличается от того, в котором оказалась моя матушка. Вы обе остались без пенни за душой. – Ник пожал плечами. Он старался сохранять хладнокровие, но это было отнюдь не просто. – Отец обвинил мою мать в неверности. Если его обвинения являлись правдивыми, возможно, она заслужила кару.

– А вы? – спросила Мередит. – Не могли же вы совершить что-нибудь настолько скверное. Тогда вы были беспомощным ребенком. Должно быть, ужасно потерять все то, что составляло опору вашего существования. Могу представить, как вам было тяжело.

Она произнесла это таким тоном, словно и впрямь понимала, что значит потерять опору существования. Возможно, графиня испытывает нечто похожее сейчас, когда ее будущее остается сокрытым в тумане неопределенности. Ее будущее зависит от того, родится у нее мальчик или девочка, и подчинено капризу судьбы.

«Дочь приходского священника, скорее всего, сочтет это Господним провидением», – усмехнувшись, подумал Ник.

Она сочтет, а он – нет. Если Бог есть, он давно уже отринул от себя Ника. Мальчик или девочка? Все равно что играть в орлянку с судьбой.

– Я выжил.

– Ваш отец также многого лишился, даже если он этого и не понимал. Умер он очень одиноким человеком. Уверена, он сожалел…

– Нет! – нетерпеливо прервал графиню Ник, рубанув ребром ладони воздух. – Этот мерзавец не заслуживает ни капли жалости. Вам не удастся переубедить меня. Коль вам так уж необходимо кого-либо пожалеть, то пожалейте мою мать, которая была вынуждена продавать свое тело ради того, чтобы мы не умерли с голоду. Она умерла, заходясь кашлем, в грязной, кишащей крысами дыре.

Лицо графини побледнело. На сей раз ему удалось взять ее за живое, а вот на душе Ника сразу же полегчало. Гнев – старинный приятель, который не покидал его в самые трудные дни, вырвался наружу. Было очень здорово отвести душу, выместив свою злость на постороннем человеке. Все, кого он мог бы обвинять в случившемся, умерли. Она была ближайшим громоотводом. Будучи девушкой, она вышла за Эдмунда, делила ложе с человеком, который безучастно наблюдал за тем, как изгоняют Ника. Тогда сводному брату исполнилось пятнадцать лет. Он вполне мог поднять голос в защиту младшего. Женщина, стоявшая перед Колфилдом, была замужем за этим слабовольным слюнтяем. Она даже умудрилась оплакивать его кончину. Ник не испытывал к ней сострадания. Ему все равно, с каким сочувствием она слушает его, пока он изливает перед ней душу.

Графиня потупила взор. Она уставилась на расстеленный по полу ковер. Теперь девушка напоминала Колфилду мышку, которая старается незаметно улизнуть, встретившись с грозным хищником.

– Извините. Я сказала не подумав.

– Теперь вы знаете правду.

– Мне жаль, что вам пришлось перенести столько страданий. Плохо, что об этом никто не знал. Вам помогли бы тогда.

Ник ощутил растущее раздражение. Неужто графиня и впрямь думает, что никто ничего не знал? То, что никто им не помог, еще не значит, что скандальная история его семьи оставалась неведомой для окружающих.

– Все всё знали. В этом лично у меня нет ни малейшего сомнения. Случись подобное в наши дни, порядочное общество и пальцем бы не пошевелило, чтобы помочь таким, как мы.

– Я уверена, сегодня в Эттингеме вы встретите множество людей, которые не останутся в стороне, зная о столь чудовищном попрании справедливости.

Ее наивность бесила Ника.

– Если вы родите девочку и я захочу выгнать вас в лес жить с волками, добрые христиане Эттингема, уверяю вас, постараются не заметить этого прискорбного обстоятельства.

Медленно покачав головой, графиня тихо, без особой уверенности в своей правоте произнесла:

– Такого не случится.

Мужчина разглядывал ее вблизи, околдованный дивной игрой света, зажигавшего крошечные рыжие огоньки в ее светло-каштановых волосах.

– Как же вы наивны! Могу с полной уверенностью заявить: мои бывшие соседи не нарастили в своих душах совести за последние двадцать лет даже на дюйм. Но не волнуйтесь. Я сдержу данное мною слово. Вам не доведется на себе проверить, насколько они щедры и великодушны.

– Могу лишь заверить вас, что добрые христиане, подле которых я сижу в церкви…

Презрительный смех заставил Мередит умолкнуть.

– Что смешного я сказала, милорд? – с явным неодобрением в голосе поинтересовалась она.

Став серьезным, Ник тихо произнес:

– Я не особо полагаюсь на Бога и Церковь.

Бог был подспорьем для матери, но отнюдь не для него. По неровному дыханию женщины Ник сделал вывод, что он либо оскорбил, либо очень удивил ее. Маленький упрямый подбородок дерзко дернулся вверх. Мужчина понял, что графиня не намерена сдаваться.