Ноль-Ноль - Алексей Евдокимов

Чем во всей этой мутноглазой, потливой, затравленной толпе так уж выделялась она — кроме того, что была дочерью не слишком близких, но давних знакомых? Примчавшихся к Филу в маловменяемом состоянии после того, как деточка Кариночка чудом не загнулась от передоза триметилфентанила (он же «тришка», он же «крокодил») — бронебойного синтетического опиата, известного быстрым привыканием, тяжелейшей зависимостью, разнообразными осложнениями и огромной летальностью (того самого, между прочим, которым в виде аэрозоля потравили полторы сотни человек на «Норд-Осте»)… Девочка из хорошей семьи, подсевшая на заразу в полубогемной тусовке, двадцатиоднолетняя «задвига», еле откачанная налоксоном, — маленькая, тощенькая, шмыгающая носом…

Почему именно ей он сам стал названивать даже после ее выписки из реабилитационного отделения, и ей, и родителям, требуя регулярных собеседований, настойчиво зазывая в Центр в качестве консультанта («Вот смотрите: я глухо кололась полтора года, а теперь полностью завязала…»), с удивлявшей его самого готовностью откликаясь на любую ее просьбу о совете, общении, даже деньгах?.. Наверное, на фоне этой готовности она могла бы выдоить из Фила существенные суммы, но как раз деньги-то Каринка занимала редко, понемногу и всякий раз, очевидно, преодолевая себя. Просто просить у родителей на фоне вечных их мотивированных и немотивированных скандалов ей было еще неприятней, а с нормальной работой девчонке не везло так же, как и со всем остальным.

Это была какая-то кармическая расплата, тягостная необъяснимая закономерность: умная, много умеющая (без всяких дипломов), коммуникабельная, с хорошим характером, она фатально не приживалась нигде, вечно искала работу, устраивалась на самые неожиданные должности, и либо вылетала через месяц-два, либо разорялась очередная контора. Далекая от любых стандартов красоты, Каринка тем не менее всегда была центром мужского внимания, причем обычно какого-то смутно беспокойного, драматически-конфликтного, постоянно мучилась с выбором и каждый раз выбирала самый проблемный вариант…

Не сказать, что она часто жаловалась Филу (она вообще нечасто жаловалась), но уже без малого три года он был для нее человеком, который всегда готов слушать, который всегда рядом. Зрелый тридцатисемилетний мужик, давным-давно женатый («до отвращения моногамный», как хмыкал он сам), чей сын не так сильно отставал по возрасту от Каринки, как сама она от Фила, квалифицированный и востребованный врач, работающий зачастую на износ, у которого таких пациентов, как она, за годы практики было батальон…

Наркоманы и наркологи хорошо знают поговорочку — жутковатую для тех, кто «в теме»: «Героин умеет ждать». «Мы как б…, — мрачно ухмылялся Никеша, один из нетривиальных Филовых подопечных, — бывшими не бываем». Над любым завязавшим это висит как отсроченное исполнение приговора, — всю жизнь. Можно пройти любые лечебные и психотерапевтические курсы, можно вытерпеть ад сухой ломки, можно возненавидеть эту дрянь всеми убитыми ею печенками, не колоться год, два, пять, десять, пятнадцать лет — и все равно сорваться. Не просто можно, а как правило, так и бывает. Рано или поздно. Но — с огромной вероятностью.

Как любой нормальный профессионал, Фил просто старался делать свое дело хорошо, не слишком заморачиваясь на сопутствующие темы. Но временами его, конечно, не могла не прошибать мысль о малом КПД его работы, такой нужной и такой бесполезной. Невозможно всю жизнь проходить за плечом у каждого отломавшегося. Но в этой худенькой девице, оказавшейся и сильной, и целеустремленной, и терпеливой, в какой-то степени персонифицировался для Фила конечный смысл его пахоты: по крайней мере, данный конкретный человек, с неправдоподобно тонкими запястьями, точками в мочках от снятых сережек и всегда неуверенной улыбкой, ни за что, ни в коем случае не должен был последовать за теми, кого Фил «вел» и кого потом закопали на Домодедовском, Богородском или Спасо-Перепечинском. Потому что из-за передозировок и инфекционных осложнений средняя продолжительность жизни торчащих на обычном нашем разбодяженном героине или самодельной «чернике» (не говоря о какой-нибудь мерзости группы фентанила) — лет пять…

Каринка так и не объявилась до конца недели. В этом не было бы, конечно, ничего странного, не посвяти она Фила в историю с Витькой и не обещай сообщать что и как. В понедельник Фил позвонил Каринке сам, но она не взяла трубку. Во вторник мобильник у нее оказался отключен. Назавтра тоже.

Ни на что особо не рассчитывая, Фил позвонил ее предкам и услышал привычное: что с Кариной они не общались уже недели две. Видимо, после очередной разборки. Он всегда поражался способности столь спокойного и покладистого существа, как Каринка, с одной стороны, и чрезвычайно, даже, может, чуть утрированно интеллигентных людей, далеко не молодых ее родителей — с другой, яростно искрить почти при каждом соприкосновении. Поводы для срывов в крик, в слезы, для обид на месяцы были обычно совершенно ничтожны или отсутствовали вовсе. То есть ничего, собственно, странного: на преувеличенную заботу о единственном ребенке, переходящую в нажим, ребенок отвечал декларациями и демонстрациями независимости. Как подозревал Фил, эксперименты ее с шировьём с того и начались. После же наркотической эпопеи несчастные папа с мамой порывались установить над несчастной Каринкой тотальный контроль, и немалых усилий стоило Филу убедить их в строго обратном эффекте подобных попыток. Ему пришлось пообещать им не спускать с нее глаз, хотя единственное, что он мог, это просто находиться в пределах ее досягаемости. Но лишь Фил был для Каринкиных стариков хоть каким-то гарантом спокойствия — так что, переполошив их звонком, он еще вынужден оказался подпускать уверенности в голос и заверять, что ничего особенного не происходит. Наверное, так оно и было: Каринке случалось и уезжать без предупреждения, и мобильник отключать, и забывать его зарядить…

Вспомнив, что она упоминала Сашку, Витькиного двоюродного брата, Фил путем ряда манипуляций добыл его номер. Он не знал, как представляться — Фил ведь понятия не имел, рассказывает ли Каринка своим знакомым о нем, и если да, то в каком ключе…

С этим Сашкой она приятельствовала довольно близко. История там, насколько Фил мог судить, была вполне в Каринкином духе. Она, по-видимому, нравилась серьезному, сугубо адекватному старшему брату, но сама, разумеется, зациклилась на младшем Витьке — типе, даже без учета последней истории, явно с теми еще тараканами…

К удивлению Фила, Сашка сразу понял, кто ему звонит. И вопроса о Каринке он словно ждал. Нет, где она, он не знает. Сам он с ней последний раз виделся в прошлый вторник… (за день, получается, до встречи с Филом), а по телефону разговаривал… в четверг вроде… (шесть дней назад). Она не упоминала, что, может быть, собирается куда-нибудь уехать? Нет. Ничего странного Александр не заметил в ее словах?

— Я хочу убедиться, что с Кариной все в порядке… — пояснил Фил в наступившем молчании. На подразумеваемый вопрос, почему, собственно, он о ней так беспокоится, он готов был сказать, что действует по просьбе Каринкиных родителей.

— Странно… Не знаю… — Сашка откровенно мялся, явно не в силах решить, стоит ли откровенничать. — Она спрашивала… Не в курсе, говорила ли она вам, что Витька, ну вы знаете Витьку, разбился недавно…