Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов

— Наша Красная Армия?

— Это были бандеровцы. А их Кузнецов и его ребята приняли за своих: бандеровцы были в советской военной форме. Стычка, бой, Николай Кузнецов и двое его ребят были убиты.

— А как же история о том, что, не желая сдаваться в плен, Кузнецов, окруженный бандеровцами, взорвал себя противотанковой гранатой?

— Она меня больше всего угнетает. Ну, представьте себе — как это возможно? Граната должна со страшной силой удариться о броню. Нет, все это вранье.

— А что правда?

— Правда то, что командир отряда Медведев нашел отчет Кузнецова за подписью «Пух» в освобожденном Львове в архивах гестапо. Вернее, копию этого отчета, оригинал начальник тамошнего гестапо переслал в Берлин Мюллеру.

— Тому самому?

— Да, папаше Мюллеру. Ведь пакет с донесением, подписанный «Пух», попал к бандеровцам. И только тогда те поняли, кого они убили. И началась торговля. Сообщили немцам, что разведчик взят полуживым, и в качестве доказательства дали отчет. Поставили условие: в обмен на Пуха — Зиберта освободить арестованных детей и жену одного из своих главарей Лебедя. Бандера был под арестом, и Лебедь его фактически замещал. В конце концов, немцы согласились их хорошо кормить, и обещание выполнили, улучшили им условия содержания в лагере. Прошла неделя. Кузнецов мертв, а бандеровцы выдают немцам: он убит, причем обратите внимание, гранатой, при попытке к бегству. Как можно убить человека при попытке к бегству? Только пулей. Заварилась вся эта липа. Да они бы Кузнецова держали как драгоценность — он бы был их единственной разменной валютой.

Немцы послали на место боя специальную группу СС и убедились, что Зиберт — Пух и еще двое погибли в бою. Каминского и Белова похоронили в соседней деревне. Поп Ворона, совершавший обряд, рассказывал, что немцы привезли двух людей. Оба — в немецкой форме, но без погон. Видимо, это и были люди Кузнецова.

— Теодор Кириллович, зачем кому-то на Украине потребовалось теперь чернить славное имя Кузнецова, заявляя, будто он дрался не с фашистами, а с украинским народом? Сам видел статейку в одной из газет, где всерьез утверждается, будто Николай Кузнецов, как и весь отряд «Победитель», был заброшен в 1942-м в район Ровно не для борьбы с фашистами, а … для уничтожения «лучших представителей украинского народа».

— Ложь эта вызывает и у меня чувство брезгливости. Вымысел, и грязный. Быть может, уничтоженные Кузнецовым главный немецкий судья Украины Функ, начальник так называемых «Восточных войск» Ильген или вице-губернатор Галиции Бауэр и другие высокопоставленные палачи также принадлежали к «лучшим представителям украинского народа»? Улицам, носившим имя Кузнецова, присвоены совсем иные названия. Памятники Герою в Ровно и Львове демонтированы. Ликвидирована квартира-музей Кузнецова в Ровно. Идет беззастенчивое обеление Бандеры и его пособников. Из них пытаются сделать героев. Но не получается. Точно известно, сколько фашистов уничтожили отряды Ковпака, Вершигоры, Сабурова, Медведева… Но кто и когда видел какой-нибудь документ, из которого было бы ясно, сколько немецких оккупантов уничтожила бандеровская часть? А за Николая Кузнецова говорят его дела. Памятник герою можно, если руки чешутся, снести. Но добрая память о разведчике — это навсегда.

…

Не щадил врагов. И себя.

— А почему в начале беседы вы назвали Кузнецова личностью «трагической»?

— Тяжело у него складывалась жизнь. Ему везде завидовали. Яркая личность всегда вызывает сложные чувства. Человек ни в каких школах — ни разведывательных, ни диверсионных не учившийся, превратился в одного из величайших мастеров редчайшей своей профессии. Одарен с рождения способностями разведчика. Впитывал все, как губка. А его — дважды гонят из комсомола, исключают с последнего курса техникума. Или эта уже упоминавшаяся история, когда попались на махинациях его начальники, а ему пусть не срок, но условно. Ведь Кузнецов их разоблачил, выдал милиции.

— Ничего себе.

— А вы думали. Им — по четыре-восемь лет, а Кузнецову «всего-навсего» год исправительных по месту работы минус 15 процентов зарплаты. Считается, будто отнесся к этому спокойно — ерунда, формальности. Да нет. Травма на всю жизнь. И судимость на нем оставалась. Еще один арест — уже во время работы негласным агентом. Действительно допустил по неопытности ошибки.

— Об этом я не слышал.

— Но, увы, случилось, могли подвести под жутчайшую в ту пору 58-ю статью — расстрельную. Провел несколько месяцев в подвалах внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД. К счастью, отыскались смельчаки, добившиеся его освобождения.

— Значит, и Кузнецова сталинские репрессии коснулись. Вот о чем раньше никогда не упоминалось.

— Коснулись. И в душе все это оставалось. И попав в Москву в начале 1940-х, Кузнецов вспоминал не только своих родственников, но и обидчиков. Даже писал злейшему врагу письма: я в столице на особой работе, объездил всю Германию, воевал с финнами. Сплошной вымысел, чистая мистификация. Никогда ни в какую заграницу не выезжал.

— Согласитесь, есть тут признаки авантюризма.

— У многих великих они присутствовали. И, говоря о душевных переживаниях Кузнецова, отмечу: одно то, что его приняли в отряд Медведева, где собрали людей исключительно проверенных, уже свидетельство большого доверия. Подпись под приказом поставил заместитель наркома Меркулов. Но оставалось у Кузнецова после всего пережитого чувство, может, и обиды, желание доказать, что он лучший, что нужен стране. Иногда говорил во сне, причем на русском. И врач партизанского отряда Цесарский, с которым они делили кров, его тормошил, будил. И отучил-таки.

— Читал об этом в ваших книгах.

— Но вот что именно говорил Кузнецов, я узнал у доктора Цесарского сравнительно недавно. Разведчик все время повторял: «Я еще им докажу, кто настоящий патриот». Слово в слово. Сидела в нем эта боль, не давала покоя. И прорывалась вот так. Когда он уходил на задания, вернуться с которых было чудом, оставлял прощальные письма. И командир отряда Медведев однажды сказал: «Николай Иванович, вы знаете (Медведев почти со всеми был на «вы»), с таким похоронным настроением идти на задание нельзя». Одно письмо Медведев даже разорвал. Но во всем этом и был Кузнецов с его трагизмом. Полная готовность к самопожертвованию, мысли о смерти в нем присутствовали. Та, прошлая — его собственная судьба — на нем висела. И вот эта готовность отдать жизнь могла в тяжелейший момент сыграть свою трагическую роль. От себя не щадил.