Алхимия убийства - Кэрол Макклири

Дверь открылась, и вошла санитарка. Я пролетела мимо нее, держась за живот.

— Ужасно болит. Доктор Блюм знает.

Я побежала в сторону лазарета. Услышав, как за мной хлопнула дверь, я изменила направление и в панике рванула к старому пирсу. Здравый смысл подсказывал, что нет причины паниковать, но я не могла отделаться от ощущения нависшей опасности. Когда старушка напевала про Блюма и воду, у меня шевелились волосы — совсем нехороший признак.

Признаться, я не самый образованный человек на свете. Но случись что, меня выручал инстинкт. Разум иногда подводил меня, но интуиция — никогда. Я мучилась в догадках, что может происходить с Джозефиной наедине с доктором Блюмом.

При входе на пирс стоял стеллаж с деревянными черепками, на которые моряки наматывали веревку. Они хватались за эти дубинки в пьяных драках, чтобы проломить кому-то череп. Я взяла одну из них.

Мне не доводилось бывать на пирсе, но я много раз проходила мимо него. Казалось, что стоящий на нем полусгнивший дом и пристройку к нему обязательно смоет в хороший шторм. Как мне рассказывали, Блюм жил в одной половине, а в другой хранился керосин для психбольницы. В окне справа от переднего входа сквозь занавески пробивался тусклый свет лампы.

При приближении к дому я замедлила шаг. Что теперь? Постучаться в дверь и, держа дубинку в руке, любезно спросить, могу ли я видеть Джозефину?

Что, если доктор действительно проводил безобидные опыты, а я лишила Джозефину шанса совершить побег с острова? Я не могла гарантировать, что вызволю ее, даже если Пулитцеру понравится мой репортаж, а доктор мог.

Я остановилась, всматриваясь в дом. Надо бы заглянуть в окно. Оба окна, выходившие на пристань, были занавешены. Узкий выступ шириной сантиметров тридцать тянулся вдоль стены, обращенной к реке. Когда я днем проходила мимо дома, видела окно и дверь с тыльной стороны и не знала, есть ли на окне занавески. Единственный способ проверить — это подобраться к нему поближе.

Лицом к стене, вытянув руки в стороны для равновесия, я пошла по узкому выступу. Внутри не горел свет, и на окне висела занавеска. Я решила попробовать открыть дверь. Это была не обычная дверь — она отодвигалась в сторону, когда с лодки выгружали и вносили груз.

Добравшись до двери, я обнаружила, что она закрыта на висячий замок. Я подергала его. Гвозди, которыми был прибит засов, непрочно держались в старой, прогнившей стене. Я сильнее дернула замок и чуть не опрокинулась в реку. Стараясь не потерять равновесие, я стала расшатывать гвозди и тянуть замок в надежде, что в доме всего этого не слышно. Когда мне удалось немного вытащить гвозди, я поддела засов своим оружием как рычагом.

У меня бешено колотилось сердце. Я приложила голову к стене и попыталась дышать медленнее. Потом уперлась плечом в дверь, и она неохотно поддалась со скрипом, более неприятным, чем царапанье ногтей по классной доске.

Я протиснулась в образовавшуюся щель и оказалась в темном помещении, не представляя, где я. Не осмеливаясь сделать шаг в темноте из боязни наткнуться на что-нибудь, я отдернула занавеску на окне, и в комнату проник лунный свет. Это была спальня, небольшая, с койкой вроде больничной, только с более высоким матрасом и несколькими одеялами.

Я пересекла комнату и подошла к двери. Она заскрипела, когда я открыла ее, и я съежилась. Если что, скажу, что попала сюда по ошибке. Я очень удивлялась, что меня до сих пор не обнаружили и не наказали. Я просунула голову в дверь и увидела кухню, небольшую, как и спальня. Свет в ней не горел, но была открыта еще одна дверь. Через нее струился свет. Я подумала, что это гостиная и что видела свет снаружи в ее окне. По моим предположениям, жилое помещение здесь заканчивалось, потому что в другой части дома находился керосиновый склад.

Я прислушалась и ничего не услышала, кроме дальнего гудка парохода. Никаких разговоров между доктором Блюмом и Джозефиной, никаких страстных стонов, слава Богу. Ничего. Сидеть вдвоем и негромко беседовать в полутемной гостиной едва ли доставит удовольствие.

Может быть, Джозефина обманула меня, сказав, что идет к нему домой? Не имела ли она в виду его кабинет? Почти на сто процентов уверенная, что я одна, я спокойно проскользнула через кухню и открыла дверь в гостиную.

Лампа на столе рядом с окном излучала достаточно света, чтобы разглядеть, что доктор использовал гостиную как лабораторию. И она оборудована гораздо совершеннее, чем я ожидала. Длинный стол посередине комнаты заставлен научными аппаратами: на нем микроскоп, бунзеновская горелка, стопки чашек Петри, батареи пробирок и колб. На двух других небольших столах у стены еще колбы и склянки.

Доктор Блюм, очевидно, серьезно занимался своими научными исследованиями. Скорее это было похоже на лабораторию химика, смешивающего весь рабочий день препараты, чем на кабинет врача, надеющегося урывками от основного занятия сделать открытие с помощью микроскопа и чашек Петри.

Единственно, куда можно было присесть, кроме табурета за большим столом, — это кушетка, стоящая поперек комнаты, с горой одеял на ней. Мне показалось, что одеялами накрыто что-то — по размеру это «что-то» как раз соответствовало скорчившемуся в смертной позе телу щуплой девушки, такой как Джозефина.

Я осторожно подошла к кушетке и откинула одеяла.

Две подушки. По-видимому, доктор спал на них.

Я почувствовала какой-то запах, который сразу не узнала. Не химический запах, какой-то другой, чего-то органического. Я заметила две темные кучки величиной с мужской кулак на лежащем на столе стекле. Подойдя ближе, я узнала запах. Кровь. Вонь сырого мяса — внутренностей. Господи, с чем доктор Блюм проводит опыты?

Рядом с темными кучками лежал небольшой удлиненный белесый предмет. Я наклонилась, чтобы разглядеть его, и у меня перехватило дыхание.

Человеческий палец с кольцом… Кольцом Джозефины.

Я взвизгнула.

Дверь распахнулась, и появилась темная фигура. На докторе Блюме был забрызганный кровью белый халат. В одной руке он держал большой нож, а в другой что-то еще. Шок парализовал мой мозг, и я не поняла, что это.

Он рванулся ко мне, я завизжала и швырнула дубинку. Она пролетела мимо него и попала в лампу. Стеклянная колба раскололась и вспыхнула.

В безумном страхе я обеими руками схватилась за край лабораторного стола и опрокинула его. Батарея пробирок и прочих склянок полетела в него, разбившись у него под ногами.

Языки пламени вспыхивали позади меня, когда я опрометью кинулась обратно через те же комнаты, по которым вошла. Я вылетела через грузовую дверь и плюхнулась в холодную воду.

Весь остров всполошился, когда бушующее пламя охватило хижину и пирс, после того как огонь подобрался к хранилищу нефтепродуктов. Пациенты и медперсонал выбежали из помещений, но справиться с сильным пожаром они не могли — полусгнившая хижина и пирс полыхали как солома.