Последний бой Василия Сталина - Максим Алексашин

По воспоминаниям летчика—штурмовика Василия Емельяненко, был у них заместитель командира полка, некий майор К. (видимо, по этическим соображениям В. Емельяненко не указал его фамилию. — Авт.), харизматическая, резко выделявшаяся подтянутостью и строгостью среди прочих летчиков личность, который в начале войны любил говорить пламенные речи о скором разгроме врага. На митинге 22 июня 1941 года он пообещал выпустить по противнику первый РС за родину, второй — за Сталина, третий — за народ. Но на фронте майору сразу «перестало везти». Вначале он дважды посадил самолет «на брюхо» и оба раза вроде бы случайно. И вот настало время идти в бой. Комполка, чтобы придать смелости этому самому майору К., назначает его командиром звена при атаке на бобруйский аэродром. Штурмовка аэродрома была поистине грандиозна. Были уничтожены десятки бомбардировщиков и штурмовиков немцев. Это позволило ослабить нажим на наши отступающие войска, практически не подвергавшиеся при отходе атакам с воздуха. А самое главное, были сорваны сроки немецкого наступления на этом участке фронта. При выполнении этого задания понесли большие потери экипажи наших Ил–2, а у майора К… опять забарахлил двигатель, и он, даже не дойдя до линии фронта, освободился от груза бомб и РСов над болотом, после чего в очередной раз разбил при посадке свой самолет. Оправдания насчет сбоев в работе двигателя не были убедительными. Техники прогнали его на всех режимах и подтвердили великолепную работу мотора. Зато ведомый рассказал о трусости в бою своего командира. Это привело к тому, что целая группа самолетов не участвовала в штурмовке аэродрома, в то время как их товарищи погибали от зенитного огня противника. То есть первый заход оказался не столь эффективным, каким мог быть в случае, если бы звено майора К. отработало по аэродрому. Трибунал приговорил этого майора к расстрелу перед строем, заменив наказание штрафной эскадрильей (Емельяненко В. Ил–2 атакует — М.: Эксмо, 2006. — стр. 77).

Неужели несправедливо? По—моему, вполне оправданная мера. Во всяком случае, с трусами В. Сталин поступал так же, при том, что сам в подобном уличен не был. Сталин был не просто смелым летчиком, а смелым до безумства, за что не раз получал от своего начальства. Но и не со всеми трусами обходились так, как с майором К. Вот пример того, как трусливый летчик попал на руководящие посты в ВВС СССР, описанный летчиком—бомбардировщиком Василием Решетниковым в его книге «307 боевых вылетов»: «Водить бомбардировщики на цели, хорошо прикрытые истребителями, сквозь зенитный огонь противника, не самая простая задача. Тут нужно не просто мужество, а самоотверженность и точный расчет. Именно точным расчетом, лишенный всех остальных боевых качеств, и обладал летчик Клотарь. А расчет его был прост и вскоре оправдался. После многочисленных „поломок двигателя“ (не правда ли, весьма распространенный повод у летчиков, не отличавшихся смелостью. — Авт.) Клотарь «прирос» к земле. Но командир полка не терял надежд вытолкнуть его на боевое задание, надеясь со временем подавить в нем страх, и поручил ему облетывать самолеты после ремонта. Полк работал с большим напряжением, боевые летчики уставали, и у них просто не хватало времени на облет своих восстановленных машин. И тут Клотарь пригодился как нельзя лучше. Дело в том, что в отличие от боевого задания опробование воздушных судов не представляло ничего сложного и опасного. Взлет, полет по кругу, полет в зону, посадка. Но преодолеть себя он не мог, да, видно, и не хотел, а страх, как ползучая болезнь, перешел и на обыкновенные полеты. Каждый полет доставлял ему великие муки, был завоеванием всех, кто выпускал его в воздух. Взлетал—то он сносно, в воздухе кое—как держался, но очень скверно садился: то грохнет несчастную машину с высокого выравнивания, то ткнет ее в землю на большой скорости. А двумя днями раньше был командирован в Монино для перегонки на полевой аэродром отремонтированной там машины. И вдруг — звонок начальника ремонтного завода: на разбеге Клотарь отклонился в сторону, налетел на трактор и убил тракториста. Изрядно пострадал и самолет. Василий Решетников послал за экипажем Клотаря и за самим виновником. «К вечеру, — вспоминает Василий Решетников, — мы были дома. Не знаю, какое предписание выдал командир полка, но вскоре Клотарь тихо и незаметно исчез. Скитания ему не грозили. Начальник штаба Цоглин, под руками у которого тот больше всего любил околачиваться, восхищая своего покровителя каллиграфическим почерком, добился для него нового назначения и снабдил самыми лестными характеристиками.

Многие годы о Клотаре никто не слышал, но потом события прояснились. Быстро остыв от фронтовых потрясений, он сначала оказался на должности начальника штаба полка фронтовой авиации, затем приподнялся повыше. Видимо, там он и добрался до своего личного дела и, наведя там «новый порядок», заставил его работать на себя. Спустя год с должности старшего помощника начальника авиаотдела армии Клотарь был зачислен на учебу в Военно—воздушную академию. Мы закончили войну, он — академию. Через несколько лет — вторую. В чинах рос стремительно, поскольку за его боевые «подвиги» звания шли досрочно и без задержки. В личном деле оказались записи о многих — под сотню! — успешно выполненных боевых заданиях. За наградными листами потянулись ордена. Нагрудные планки внушали почтение и тем, кто был на фронте, и старшим начальникам, с кем он работал. В манере держаться у Клотаря уже прочно закрепилась самоуверенность, горделивость, в суждениях — резкость и безапелляционность. Он окончательно поверил в свою новую незакатную звезду, шел напролом, вздымаясь по крутым военно—административным ступеням, и, казалось, ничто не могло стать преградой на его пути». Но встреча в коридорах власти с полковником А.Д. Цыкиным восстановила справедливость: Клотарь был снят с должности начальника штаба ВВС Группы советских войск в Германии и уволен из армии» (Решетников В. 307 боевых вылетов. — М.: Эксмо, 2006. — стр. 131).

Если сравнивать случаи с майором К. и лейтенанта Клотаря, то картина их трусливых действий, несмотря на то, что один служил штурмовиком, а другой — бомбардировщиком, просто поражает своим сходством. Оба начинают бояться не только вылетов на боевые задания, но и просто полетов, оба совершенно беспричинно калечат исправные самолеты и даже повод у обоих один и тот же — «плохо работал двигатель». Ладно, двигатель, но зачем же самолеты, нехватка которых всегда ощущается на фронте, так безжалостно выводить из строя? Это не просто вредительство, это — предательство! Подобные случаи описаны у истребителей И. Кожедуба и К. Евстигнеева.

Так что трусов хватало и, как видите, заканчивали они не только штрафными эскадрильями. Но только В.И. Сталин трусов не любил. И это не последнее объяснение тому, что в эскадрилье его боевого товарища Виталия Попкова, командиром которого был Василий Сталин, 11 из 14 его истребителей стали Героями Советского Союза.

Истребители и бомбардировщики действовали очень слаженно: одни наносили удар по фашистским войскам, а другие надежно прикрывали тех, кто вел атаку, от налетов «мессершмиттов». Однажды во время выполнения боевого приказа (необходимо было вывести из строя аэродром в Морозовске) один из бомбардировщиков был сбит огнем зенитной артиллерии врага. Экипаж выпрыгнул из самолета с парашютами. Двое раненых летчиков укрылись в одной из станиц, где их приютили местные жители. А штурман смог перейти линию фронта и вернуться в Гумрак. Когда об этом стало известно В. Сталину, летчики—инспектора подполковник Н.И. Власов и майор А.Ф. Демин вылетели в тыл врага на двух самолетах По–2, разыскали раненых пилотов и доставили их в расположение своей части. Здесь стоит отметить действия Василия Сталина: он не отдал на растерзание фашистам летчиков—бомбардировщиков из чужого полка. Он послал в тыл противника инспекторов (кто сказал, что служба в Инспекции ВВС была безопаснее, чем на передовой?) для эвакуации экипажа сбитого самолета. Жизнь летчиков для Василия была превыше всего! Смелое решение командира, смелый поступок летчиков—инспекторов, которые в принципе имели право и не лететь на это задание.