Год Мужчины. Ордер на Любовь - Александр Гордиенко

Александр Борисович Рокотов, генеральный директор телекомпании, отключил телефон, бросил его на стеклянную овальную столешницу и на пару минут застыл у широкого окна, из которого открывался великолепный вид на столицу (учитывая, что это был двадцать третий этаж специально отстроенного под телекомпанию здания, расположенного не на одном из семи холмов, на которых стоит столица, но тоже достаточно высоко). Резко развернувшись, генеральный вернулся за стол, надавил клавишу вызова референта-помощника.

В дверях образовалась Валентина, ухоженная дама средних лет с невыразительной внешностью и большим опытом в сфере коммуникации.

– Да, Александр Борисович.

– Валя, найдите мне Железнова. Сейчас. Где бы он ни был.

Через двадцать секунд раздался зуммер телефона. Железнов.

– Саша, вы где?

– Ну как вам сказать, Александр Борисович… Врать не хочется… Да и правду сказать – тоже. Недалеко, в общем… в заведении, одним словом.

– Вы не один?

– Ну да, конечно. В соответствии с тезисом: «Один плюс один – и ты не один», продолжать? С Наумом мы. Орты ставим… перпендикуляры то бишь.

– Не понял.

– Пытаемся слепить фабулу сценария. Мышление с Наумом у нас перпендикулярное. Моцарт начинает, Сальери продолжает… И наоборот… Никогда не знаем, куда нас занесет. Но иногда получается. В смысле, нам нравится.

– И кто у вас Моцарт? – Чувствовалось, что Рокотов улыбается.

– Обижаете, Александр Борисович, Наум у нас – признанный гений, ему и нимб над головой, а я так… Отравить кого – плевое дело.

– Ладно, Саша, об этом – потом. Хочу пригласить вас на ужин… без Наума.

– Так я не ужинаю. В принципе. Но раз уж такое дело… – Железнов понял, что случилось что-то из разряда «экстра»: генеральный в первый раз приглашал его куда-то. – Приму стакан томатного.

– Хорошо, подъезжайте к офису. Вверх не поднимайтесь. Ждите внизу, у моей машины.

– А по телефону никак, Александр Борисович? Уж слишком мы в процесс погрузились.

– По телефону – никак, – отрезал генеральный. – Жду.

Уютное кафе в старом районе Москвы

За 10 месяцев и 27 дней до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится».

Начало февраля. Понедельник. 19:40.

Александр Железнов, сидя на грубо срубленной табуретке за таким же столом, рассматривал интерьер небольшого уютного кафе, стилизованного под средневековье. Стены каменные. Потолок – тоже. Арки. Камин. Полумрак. Факелы. Не настоящие, конечно же.

«Славненькое местечко. Народу немного – понедельник».

Железнов выбрал место в углу, лицом ко входу. «Интересно… почему – сегодня и почему – именно здесь…»

Еще до обеда Саша получил мейл, достаточно короткий и достаточно безапелляционный: «Хочу Вас видеть. В 19.30. Кафе «Зигфрид». Маша».

«Ни фига себе, – Железнов в очередной раз перечитал послание, – меня особо и не спрашивают, могу я, не могу я… Может, «взъерошиться», как Оберст, и не пойти…» Хотя, конечно же, Железнов понимал, что пойдет, обязательно пойдет, уж очень неоднозначная женщина.

Железнов прикуривал вторую сигарету, когда вместе с трелью колокольчика в дверях появилась она, стремительно переместилась к столику, на ходу скинув с себя коротенькую шубку и повесив ее на крюк, на секунду замерла и выдохнула: «Вот и я…»

Неимоверная… совершенно необъятная… сумасшедшая волна обаяния и какого-то внутреннего тепла в одно мгновенье накрыла Железнова. На уровне подсознания он совершенно четко ощутил, что хочет… да нет, просто не сможет… не сможет больше существовать без этого ощущения… Что этого он никогда не сможет забыть… Что это – самое главное из всего, что было в его жизни…

«Неужели так бывает? – мелькнуло где-то глубоко-глубоко. – Вот она, его женщина, женщина, которую можно искать всю жизнь и так и не найти…»

– Что-то не так? – Маша внимательно вглядывалась в лицо Железнова.

– Эт-то с-смотря с какой стороны посмотреть. – Железнов медленно приходил в себя от нахлынувших ощущений.

– Саша, да что с вами?

– Со мной? Со мной – цветы. – Железнов, с неимоверным усилием преодолевая пронзившую его дрожь, развернулся и достал огромный букет белых роз, очень красивых, живых, с капельками воды на лепестках.

– Саша… Это мне? – Железнову показалось, что Маше доставляет удовольствие произносить «Саша» с насыщенным «ш».

– Нет, вам.

– Как это?

– Нет, потому что думал подарить эти цветы таинственной Мате Хари. Вам, потому что никакая Мата Хари не выдержит сравнения с вами, Маша.

– Да ладно вам, Саша, я самая обыкновенная…

– Уже нет…

– Что это значит?

– Маша, а вы курите?

– Да… Vogue с ментолом. Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

– Мне очень нравится ваш голос… У некурящих такого не бывает. Я привык к сложным диалогам. Зачастую без ответов. Из одних вопросов. Вы же знаете, что, как правило, вопрос значит неизмеримо больше, чем ответ… Вопрос всегда, практически всегда более искренен, чем ответ. Один из двух оставшихся у меня друзей, Оберст…

– Оберст? Странное имя…

– Оберст на немецком – «полковник»… Мой попугай, амазон, безумно преданное существо с интеллектом трехлетнего ребенка, и, как вы понимаете, наши диалоги складываются сложно, но честно, без обмана. Он меня многому научил…

– Это он вас научил писать форматы? Я слышала, что ваш телеканал в условиях строжайшей секретности проводит кастинги – подготовку к производству совершенно нового формата, автором которого являетесь вы.

– Хорошее сочетание: «слышала» и «строжайшая секретность»… Да, я. Стечение обстоятельств.

– Расскажите, пожалуйста.

– Маша… Бог ты мой, как же мне нравится произносить это – «Маша». Так вот, Маша, моя жизнь – это стандартная голливудская история, совершенно случайно реализовавшаяся здесь, в России, в Москве. При этом я убежден, что мне за нее придется долго расплачиваться. Причем чем-то очень важным для меня…

– Почему?

– Да потому, что все в жизни распределено по нормали.

– Как это – по нормали?

– Хороший вопрос. В переводе с математики это означает, что за все в жизни надо платить. За успех – разочарованием. За большое счастье – большим горем. Адекватно, в общем.

– Но бывают же и исключения.

– Бывают… Но я об этом не думаю. Вам и вправду интересна моя жизнь? – Железнов поднес зажигалку Маше и прикурил сам. – Это долгая история.

– Ее можно растянуть на несколько встреч…