Божество реки - Уилбур Смит

Я был старшим в этой избранной компании рабов. Я остался здесь, в отличие от других мальчиков, чья красота за многие годы увяла или поблекла и кого вельможа послал на невольничий рынок. Он научился ценить во мне другие достоинства помимо красоты. Хотя и она не увяла: наоборот, с годами она стала еще более поразительной. Не считайте меня тщеславным только потому, что я так говорю. Я решил записывать здесь только правду, и даже ложная скромность не может сделать эти записи более интересными.

Да, теперь мой господин редко развлекался со мной, и я был поистине благодарен ему за такую забывчивость. Когда вельможа Интеф звал меня, то наказывал меня близостью с собой. Он прекрасно знал о физической боли и унижении, которые я испытываю. Хотя еще ребенком я научился скрывать свое отвращение и изображать радость в моменты извращенной любви, мне не удавалось обмануть его.

Как это ни странно, мое чувство отвращения и ненависти не могло лишить его самого наслаждения, скорее даже усиливало его. Вельможу Интефа нельзя назвать ни добрым, ни чутким человеком. За все эти годы сотни мальчиков-рабов попали ко мне избитыми и в слезах после первой ночи с моим господином. Я лечил их и всячески старался успокоить. Вот почему мальчики-рабы прозвали меня Ак— Кер, что означает «старший брат».

Хотя я больше не мог назвать себя любимой игрушкой моего господина, он стал ценить меня гораздо выше игрушки. Я стал очень многим для него: врачом и художником, музыкантом и писцом, архитектором и счетоводом, советником и доверенным лицом, инженером и нянькой его дочери. Я не настолько наивен, чтобы поверить, будто он любил меня или доверял мне, но иногда его отношение настолько походило на любовь и доверие, насколько он вообще мог любить и доверять. Вот почему Лостра заставила меня вступиться за Тана.

Моего господина Интефа мало интересовала дочь. Он видел в ней лишь товар, который нужно содержать в наилучшем состоянии и который можно продать, то есть выдать замуж. Иногда он целый год, от одного половодья до другого, не обменивался с ней ни единым словом. Я не мог различить какого-либо интереса в его глазах, когда докладывал ему о воспитании и обучении дочери.

Разумеется, я старался скрыть от него свои истинные чувства к Лостре, так как он наверняка при первой же возможности использовал бы их против меня самого. Я пытался создать впечатление, будто считаю ее воспитание нудной и досадной обузой, и старался убедить его, что разделяю презрение и отвращение к женщинам. По-моему, он так и не понял, что, несмотря на кастрацию, мои чувства по отношению к противоположному полу были такими же, как и у обычных мужчин.

Именно из-за равнодушия моего господина к своей дочери я периодически поддавался соблазну и после долгих просьб Лостры шел на безумный риск, устраивая что-нибудь вроде последней проделки с поездкой на охоту на борту «Дыхания Гора». Обычно у нас был шанс выйти сухими из воды.

В тот вечер я рано ушел к себе и прежде всего накормил и приласкал моих любимцев. Я очень люблю птиц и животных и так хорошо лажу с ними, что даже сам удивляюсь этому. Я дружил почти с дюжиной кошек, поскольку подчинить кошку не может никто. Кроме того, мне принадлежала стая прекрасных собак. Мы с Таном охотились с ними на антилоп и львов в пустыне.

Дикие птицы слетались на мою террасу и наслаждались моим гостеприимством. Они зло дрались между собой за право посидеть на моей руке или плече. Самые храбрые брали пищу из моих губ. Ручная газель терлась о мои колени, как кошка, а два сокола клекотом звали меня со своих насестов на террасе. Они были редкой породы, красивой и злобной. Как только у нас с Таном появлялась возможность, мы брали их в пустыню и выпускали на гигантских дроф. Я с истинным восхищением смотрел, как быстро и грациозно они пикировали на добычу. Всякий, кто попытался бы приласкать их, познакомился бы с их острыми загнутыми клювами, но со мной они были нежными, как ласточки.

Только позаботившись о своем домашнем хозяйстве, я позвал мальчика-раба и потребовал ужин. Я уселся на террасе с видом на широкую долину Нила и наслаждался тонким вкусом дикой куропатки, сваренной в меде с козьим молоком, которую повар дворца приготовил специально в честь моего возвращения. Со своего места на террасе я следил за баркой моего господина, возвращающейся с противоположного берега. Она медленно шла под квадратным парусом в алых лучах заходящего солнца, и я почувствовал, как сердце мое уходит в пятки. Вельможа Интеф мог послать за мной уже вечером, а я не был готов к разговору с ним.

Потом я с облегчением услышал, как Расфер, начальник дворцовой стражи, зовет мальчика, сегодняшнего любимчика вельможи, бедуина с миндалевидными глазами, которому едва исполнилось десять лет. Немного позже я услышал жалобные крики ребенка, когда Расфер протащил его мимо моей двери к занавешенному входу в покои великого визиря. Хотя за много лет я привык к подобным крикам, но не мог без содрогания слышать плач детей, и жалость снова охватила меня. И все же я с облегчением подумал, что сегодня вечером за мной не пошлют. Нужно было выспаться как следует, чтобы прекрасно выглядеть утром.

Я проснулся до рассвета, но чувство страха еще сжимало мое сердце. Привычное купание в холодных водах Нила не смогло прогнать его. Я поспешил обратно в свою комнату, где два мальчика-раба смазали мое тело маслом и расчесали волосы. Я терпеть не мог новомодного обычая наносить грим на лицо, который распространился среди знати. Моя кожа была достаточно чиста, а цвет ее достаточно красив и без грима, но мой господин любил, когда его мальчики пользуются гримом, а сегодня мне больше чем когда бы то ни было хотелось доставить ему удовольствие.

Хотя отражение в бронзовом зеркале вселяло уверенность, позавтракал я без всякого аппетита. Первым из окружения вельможи пришел в водный сад, где он каждое утро проводил аудиенции.

Ожидая, пока соберутся все, я смотрел, как охотятся зимородки. Я сам распланировал водный сад и наблюдал за его строительством. Он представлял собой сеть каналов и маленьких прудочков с проточной водой. Здесь были собраны цветущие растения со всего Египетского царства и из-за его пределов. От разнообразия цветов слепило в глазах и кружилась голова. В прудах жили сотни разнообразнейших рыб, какие только попадаются в сети рыбаков на Ниле, но из-за зимородков запасы рыб в прудах приходилось пополнять каждый день.

Вельможа Интеф любил наблюдать, как эти птицы зависали в воздухе, словно маленькие кусочки лазурита, а потом бросались вниз и, поднимая фонтанчики брызг, взлетали с серебряной искоркой в клюве. Мне кажется, он видел себя таким же хищником, ловцом людей, и ощущал сородичем. Не разрешал садовникам пугать их.

Постепенно в саду собрался весь двор великого визиря. Многие еще зевали и не успели расчесать свои волосы. Вельможа Интеф вставал рано и любил заканчивать дневную работу до наступления жары. Освещенные первыми лучами солнца, мы ожидали его появления.

— Он сегодня в хорошем настроении, — прошептал постельничий, усаживаясь рядом со мной. Может быть, мне еще удастся избежать серьезных последствий глупого обещания помочь Лостре.