Паутина судьбы - Валентин Пушкин

– Мальцева, это к вам, – сказала она и ушла в соседнюю комнату.

Морхинин покосился ей вслед, но тут же отбросил пленение легкого соблазна и вспомнил, зачем пришел.

– Вы ко мне? – Круглолицая дама в больших очках подняла голову от бумаг. – За гонораром? Пока ничем не можем помочь. – Она уперла руки в стол, отчего как-то шарообразно вспучилась: дама была избыточно полна.

– Нет, я не… – разулыбался Морхинин. – Я хотел бы предложить исторический рассказ. Приключенческий.

– У нас совершенно определенное направление, – круглолицая в очках развернула перед взором Морхинина веселенькую книжицу небольшого формата. Мальцева говорила быстро, слегка заглатывая букву «л», и листала номер «России молодой».

– Меня к вам направила Соболева Лидия… – догадался вставить он в эту словесную пулеметную очередь.

– Вы от Лиды? – остановила представление журнала Мальцева, подобрев и внимательно оглядывая посетителя. – Садитесь-ка, – указала ему на стул она и поерзала на месте, отчего ее собственный стул предупреждающе затрещал. – Сюжет, эпоха, суть замысла?

Морхинин, спотыкаясь, объяснил, как мог, кратко. Глядя в его рукопись, Мальцева прочитала вслух:

– «Внезапно мучительное видение словно отпрянуло. Исчезла толпа вокруг помоста, где уже желтела голая спина осужденного, доносился издалека одинокий женский плач, и слепил на солнце тяжелый, искривленный и зазубренный меч в жилистой руке палача…» Беру. Но что это за сверхэффектное название – «Милость бородатых гуйфанов»? Мы хотим, чтобы называлось конкретно и прямо. Русские воины выпустили из города китайских повстанцев? Значит, и в заглавии об этом должно быть указано совершенно точно. Позвоните через месяц. Только предупреждаю: насчет гонораров у нас пока срывы. Видите, чем приходится заниматься? – Грузная круглолицая Мальцева кивнула на дверь, за которой таскали куда-то мешки и коробки.

– Ничего, я могу подождать, – откланиваясь, сказал Морхинин.

Когда он позвонил через месяц, то получил приглашение безотлагательно явиться. Морхинин получил два авторских экземпляра из рук печального человека в сером пуловере. На обложке с сине-красно-белым подцветом значилось: «Северный Торговый банк», а на заднем листе: СП и какие-то иностранные слова в бронзовой изогнутой рамке, и дальше: «Официальный дистрибьютор фирмы SHELL в Санкт-Петербурге». «Ничего себе литературный журнал…» – вздохнул наш незадачливый герой, добровольно избравший для себя испытания и превратности писательской жизни.

Он нашел в журнале свое произведение, с удовольствием прочитал: «Валерьян Морхинин», а затем «Русичи», рассказ.

– Но ведь название-то было другое! – воскликнул негромко Морхинин.

– Таково решение редакции, – ответил печальный в сером пуловере. – А вообще всем понравилось. Симпатичная вещица. В отношении оплаты…

Гонорара за «Русичей» Морхинин так и не дождался.

– Представляешь? Прихожу в ЦДЛ. Там внизу сидят официальные рецензенты… – возмущенно рассказывал Морхинин Обабову, дымившему «Винстоном». – Старый хрен, всклокоченный и щетинистый, как будто его сроду не брили и не стригли, мешки сизые под глазами. При разговоре вместо «р» произносит «л», как в детском саду. «Более сумбулной белибелды я еще не встлечал в своей долгой плактике». Это же надо такого типа определить мне. Его фамилия Флагов. Наверняка секретарша Ковалева нарочно подсунула ему мой роман.

– Га-га-га! – раскатился Обабов, пуская сочными губами кольца дыма. – Бездарные хамы, третирующие скромных творцов литературы!

– За другим столом женщина, – продолжал Морхинин, рассерженный, а потому настроенный сатирически. – Нос острый. Глазки маленькие, черненькие и злые. Волосы будто их нагуталинили, но забыли пригладить, торчат острыми клочками. И зубы, понимаешь, резцами вперед. Сущая крыса! Я даже потянулся глянуть, нет ли у нее длинного хвоста… Так вот эта рецензентка пищит пронзительным голосом грызуна: «Ваша проза устаревшая и сентиментальная».

– Стервятница! – уверенно и смачно произнес Обабов.

– Наконец третий… Противный, рыжий, нос бульбой, а смотрит волком. Фанаберия[2] в каждом движении, как у какого-нибудь зажравшегося мэтра. Фамилия зато Калаченко. «Я ваш фолиант просмотрел по-диагонали, – рычит рыжий, – чтобы не тратить время попусту, а оставить его для чтения произведений со всеми признаками постмодернизма и магического реализма. Актуальность – вот символ времени».

– Ну да, разумеется. Это когда текст без точек, без запятых. Когда подробненько изображаются порнографические панно на множестве терпеливых страниц и распремудрые обсуждения на ту же животрепещущую тему. Чем больше всякой блевотной чуши-перечуши, тем более модно и завлекательно для воспитания дебилов, – произнося свой уничтожающий спич, Обабов стоял в позе памятника Маяковскому на одноименной площади.

– Я и Миколе Лямченко доложил про рецензентов, – сказал Морхинин Обабову, продолжая разговор, – а он мне на это отвечает: «Плюнь с разбега и нарисуй ноль внимания. Это формальности уходящих времен. Наступают новые… да такие, шо ни в сказке сказать, ни пером описать. Ты слыхав шо новый президент, залезши на танк, балакал депутатам нашего белостенного сейма? Ни? Ну, шо ж ты живешь мимо политических аттракционов, хлопец! А президент объявив: «Берите суверенитету хто скильки схапает!» Теперь россиянцы осталися с калмыками да с якутами, не считая кавказских джигитов, которые, ей-боже, не пропустят случая объявить России газават, шо означает войну до победного конца, як при ихнем старинном батьке Шамиле». А что твоя Украйна, спрашиваю? «Та шо мне мыкаться? Я россиянин, родився в Курской области… Как в «Слове о полку Игореве»: «Мои куряне ратники бывалые, с конца копья вскормлены, дороги ими знаемы, овраги ведоми… сами скачут в чистом поле, яко сирые волки». Вот я какого роду! А я тут звонил в «Передовую молодежь», общался с Цедилко. Так тот Владимир жаловался на дирекцию, которая думает, оставить ли издательство издательством либо преобразовать в пивную фирму. Плакався сей Цедилко, шо казацкий журнал у них сорвался. Захватили его собратья из Краснодара. Еще на шо-то он плакався… Говорит, патриотов всех поголовно резать будут либералы и агенты ЦРУ».

Прошлый день ломились в издательство хулиганы не то с Тувы, не то с Таймыра. Сотрудники знаменитого издательства, перепугавшись, прятались в шкафы, а рукописи выкинули. Но – обошлось! Погром «Передовой молодежи» не состоялся: тетка на вахте, взяв швабру, налетчиков разогнала. Те ушли, только стекло у витрины расколотили. Потом сотрудники начали рукописи собирать. Некоторые нашлись, другие затерялись.

– А моя? – спросил тогда, побледнев, Морхинин у Лямченко. – А мой роман?

– Тебе, Валерьян, повезло. Твоего римского поэта Цедилко нашел. Рванул к главному редактору, радуясь, шо не погиб от налетчиков. Поставили они «Проперция» официально в план издательства, если оно, конечно, останется, а не превратится в пивную фирму.