Мертвые не плачут - Сергей Абрамов

Взял ее из кейса, оглядел. На глушитель похожа. Только больше и круглее. Действительно – лимонка. Черная. При выстреле она сузит пучок излучения до размера нити, поэтому промах исключен по определению. Пастух был отличным, очень мягко говоря, стрелком. Не его мнение – наставников. И, наверно, тех, в кого Пастух стрелял. Хотя у них уже не спросить…

Но стрелял он из обычного оружия обычными пулями. А тут – инфразвук. Частота излучения – шесть-двенадцать герц. Адекватно альфа-ритму природных колебаний мозга. Сила удара по-максимуму – под двести децибел. Это смертельно. Регулируется вот этим тумблером на боку ящика-аккумулятора. Реально нужно меньше двухсот. Где-нибудь в районе ста тридцати, ста пятидесяти. Сердце не выдерживает, а у Объекта оно не шибко здоровое. Его ритм входит в резонанс с инфразвуком, оно дает сбои и – фигец котенку. Можно, конечно, помочь, сделать массаж сердцу, можно и вытащить человека, не дать умереть. Можно! Но – некому. Он один дома. Тот, кто стреляет, – не в счет. И заряд в «пушке» один. Один выстрел. Один возможный результат операции.

Что будет, если выстрел окажется неточным?..

Впрочем, этот вопрос – чистая схоластика. В теории инфразвуковое излучение не требует филигранной точности попадания. Сантиметр-другой от цели не испортит результата. Так гласит теория. Но Магистр, который учил Пастуха и напарников по спецухе, говорил: «Результата не испортит, да. А репутацию жалко…»

И был прав, считал Пастух. Ничего нет дороже репутации, даже если она измеряется миллиметрами.

И в сердце надо попадать точно, будь то пуля или инфразвук. Пуля – привычнее: попал – уничтожил. Но факт убийства – налицо, а значит – следствие, пусть даже и безрезультатное, хрен кто Пастуха вычислит и, тем более, отыщет. Но инфразвук не оставляет очевидных следов. Остановка сердца – кто от этого застрахован? Тем более, если сердце пошаливает. А от точного и могучего удара в область сердца следов не останется. Умереть легко вообще-то. Жить сложнее…

Траур, флаги приспущены, народ скорбит и пьет горькую, спешно идут новые выборы, новый персонаж уже на горе, народ ликует и пьет.

Давно сказано: что народу Гекуба?

Стоит дополнить: что Гекубе народ?..

Пастух отсоединил провод, скрутил его, спрятал обратно в тело аккумулятора. Снял со ствола насадку, превращающую инфразвуковой импульс в тонкий-претонкий невидимый луч. Уложил оружие в кейс, закрыл замки. Поиграл и – будет. Завтра в ночь доиграет. А пока можно и к заводоуправлению курс нацелить: все-таки логичный вариант верх взял, все-таки стоит отдать денежку водиле haut Madame.

А часы?.. А часы можно и подарить милому кобельку: вдруг он чего любопытного про Хозяйку поведает. Естественно, сам поведает: Пастух ничего спрашивать не собирался.

В кухне отодвинул от стены облезлый посудный шкаф, в котором из посуды имели место чашка, блюдце, глубокая тарелка и три граненых стакана. За шкафом, вместо батареи отопления, осталась ниша от нее и заваренные трубы. Почему-то кто-то свинтил батарею. Пастух отметил сей факт, когда осматривал жилье. Ниша пригодилась. Умостил в нее кейс и поставил шкаф на место. Шкаф встал плотно к стене.

Можно было и в путь.

К заводоуправлению подъехал в двадцать три двенадцать. Припарковал машинку подальше от входа, запер ее, потопал к не по времени светящемуся зданию. То ли завод пахал круглые сутки, то ли конторские подчиненные Мадам робели идти по домам, пока Хозяйка не уехала.

А она и не уехала: красавец-лимузин с серебряной богиней на капоте стоял на положенном ему месте, ждал.

Пастух пошел, как ему и наказали, в диспетчерскую. Жизнь там била ключом – ну, пусть не амбарным, но уж квартирным – точно. Иными словами, какая-то шоферня по домам все же разъехалась, но немалая часть куковала: играли в шашки, в шахматы, кто-то кроссворд разгадывал, кто-то анекдоты травил. А дежурный диспетчер сидел в стеклянной будке, отчужденный от коллектива с одной стороны и от населения – с другой. Прямо рыбка в аквариуме.

Пастух к нему не пошел, а у играющих в шахматы поинтересовался:

– А где бы мне Первого найти?

– Первого? – задумчиво спросил один из шахматистов. Взял ладью и подвинул ее на две клетки вперед. Отвлекся, глянул на Пастуха: – Первого тебе? Так он еще не освободился… – и заржал.

Но вполголоса.

А соперник даже не улыбнулся. Ответный ход вычислял.

– А когда он освободится? – настаивал Пастух.

– Это, мужик, не ко мне вопрос. Это – к Хозяйке. У них сейчас самый просмотр документации, – и опять заржал.

Пастух молчал, невинно изображал идиота.

– Да придет он с минуты на минуту. Хозяйка обычно в полночь отчаливает. Плюс-минус четверть часа. Жди, служивый… – Вдруг заинтересовался: – Ты ему что, задолжал, что ли?

– Есть такое дело, – согласился Пастух. – Но обоюдно. Я ему, а он мне.

– Тяжелый разговор будет. С него хрен возьмешь, – констатировал игрок, но тут же забыл о Пастухе: соперник прижал его ладью конем.

– Слон на бэ-четыре, – посоветовал ему Пастух и сел поодаль на свободный стул.

Ждал. Это он умел.

Первый появился в двадцать три пятьдесят шесть. И сразу заметил Пастуха. Словно тоже ждал.

– Оба-на! – вроде обрадовался, поспешил к должнику. – Неужто должок привез?

– Как без него! – сказал Пастух, вставая и попадая в объятия Первого.

Не терпел мужских поцелуев, объятий, похлопываний по спине и плечам. Но здесь – роль. Поэтому и обнялся, и по спине постучал. Мог сильнее, но пожалел уставшего от должностной любви коллегу по транспортной службе.

– Ну, пойдем, чайку спроворим под сушечку. – Первый подхватил Пастуха под руку и повел к столу, на котором имел место электрический самовар и стаканы. Сушки тоже были.

Отоварились, сели вдвоем за единственный пустой стол, хранимый, ясный пень, для главного водителя на заводе. Кличка «Первый» говорит сама за себя?.. Пастух задал себе вопрос и ответил: ни о чем она не говорит. Первый – потому что первое лицо возит, это у шоферов обычное прозвище: не уважительное, не презрительное – просто по «первости» хозяина. Здесь – Хозяйки. Пофартило парню. Или не пофартило: с утра начинает пахоту, в ночь заканчивает. Жизни – никакой. В том числе и половой. Поэтому и не юная Хозяйка царевной покажется: на безбабьи-то…

Стоит пожалеть мальчишечку. Или не стоит.

– Устал? – спросил Пастух.

– С чего бы? – удивился Первый. – Любовь – не работа.

– Это верно, – согласился Пастух. – Но и работа – не любовь. А у тебя она, как я понимаю, с утра до ночи…

– Сложно формулируешь, – сказал Первый. – Мне моя служба не в лом, а в удовольствие. Вот доживу до твоих лет, может, и поищу место поспокойнее.

– А тебе сколько?