Снежная соната - Кэтрин Полански

— Это просто разные определения, как теплый и мягкий. Филармонический — это оркестр при филармонии, а симфонический — просто вид оркестра. Бывает камерный оркестр, малый симфонический и большой симфонический, он же просто симфонический. И каждый из них — живой организм.

— В каком смысле? — Неожиданно поток сведений вызвал у нее живейшее любопытство, а может, все дело было в том, как Валентин говорил: легко и откровенно, а слова слетали с его губ словно бабочки.

— В таком, что состав инструментов может меняться. В нашем оркестре две флейты и флейта-пикколо, два гобоя и английский рожок, два кларнета, бас-кларнет, два фагота, контрафагот, шесть валторн, три трубы, три тромбона, туба, литавры, альты, виолончели, контрабасы, арфа и — перейдем к живым существам — два ударника, которые играют на тарелках, большом и малом барабане и так далее. Ну и, разумеется, первые и вторые скрипки. Вот и все.

— Ничего себе — все! — пробормотала Сильвия. Она сомневалась, что сможет отличить гобой от кларнета. Она предпочитала слушать музыкальные диски, а вживую оркестр видела только на тех концертах, куда ее водили родители. Это было очень давно, да и во время этих выходов в свет Сильвия предпочитала смотреть не на сцену, а на маму и папу.

— Понимаю, звучит угрожающе, — согласился Валентин и улыбнулся.

А Сильвия вдруг поняла, что не может на него смотреть. Совсем не может. Она отвела глаза, чтобы не видеть, как он проводит рукой по волосам, какие у него морщинки у глаз и как выстрижены волосы на висках, и уставилась в панике сначала в свою чашку, а потом на узор на скатерти. По пальцам словно заструилось электричество, и стало жарко и неудобно. Валентин Джекобс в одно мгновение превратился для Сильвии в мужчину, на которого смотреть просто преступно. Нельзя так. Нельзя, чтобы он понял, что она сейчас влюбится в него с первого взгляда и забудет через пару дней, сохранив только мимолетный светлый образ. Никогда это не должно прочитаться на ее лице.

— Вы совсем не любите музыку? — спросил Валентин, не дождавшись ответа.

Конечно, я ему никто, лихорадочно размышляла Сильвия. Не надо так пугаться самой себя. Он уйдет через несколько минут.

Интересно, так же чувствует себя электрический скат, когда кто-то касается его бока и по мышцам пробегает разряд?

— Нет. То есть да, люблю. — Остатки капучино в чашке по-прежнему казались более безопасными, чем Валентин Джекобс. — Только плохо запоминаю. Я способна отличить произведения Баха от Шопена, и на этом мои познания исчерпываются.

Не то чтобы она не пыталась их расширить. Но память на музыку у Сильвии и впрямь была отвратительная.

— Музыка — это не только память. Ею можно наслаждаться сиюминутно. Одно и то же музыкальное произведение никогда не исполняется одинаково.

Сильвия решилась поднять глаза и обнаружила, что боялась зря: Валентин задумчиво смотрел вбок, где за плохо вытертым матовым стеклом бежали деловые прохожие.

— Ноты ведь те же самые.

— Да, верно. И вместе с тем манера игры, манера дирижера… Все это накладывает свой отпечаток. — Будто спохватившись, он отвел взгляд от стекла и снова посмотрел на Сильвию теплыми глазами. — Я все о себе. А вы чем занимаетесь?

— Я… До недавнего времени работала в туристической фирме. Некоторое время назад пришлось уйти, и сейчас я ищу работу.

— О, так мы с вами почти коллеги! — улыбнулся Валентин. — Возможно, именно вы отправляли наш оркестр в какое-нибудь путешествие.

— Что вы! Я работала в маленькой фирме. — Ей почему-то не хотелось сознаваться, что секретаршей. Захотелось стать значимее, выше и стройнее. Вот глупая.

— Но теперь у вас есть шанс поработать в большой.

Сильвия с подозрением взглянула на Валентина. Он что, ее поддразнивает, этот почти незнакомый человек?

В его лице не наблюдалось ни капли злой иронии — только добрая усмешка, которую Сильвия нечасто видела на лицах мужчин. Обычно мужчины, озабоченные своими важными и нужными делами, напускали на себя вид возвышенный и снисходительный одновременно. Этим они показывали, что, как горные орлы, сидят на вершинах жизни и могут судить, насколько хороша открывающаяся панорама. Сильвии временами казалось смешным подобное поведение, однако она благоразумно удерживала все замечания при себе. Если хочешь считать себя горным орлом — считай на здоровье, никому от этого хуже не станет. С орлами, правда, Сильвия разговаривать не умела, да ее и не тянуло особо. А вот Валентин…

Что в нем особенного? Привлекательный, уже не слишком молодой мужчина (лет тридцать пять — тридцать восемь, наверное), глаза с ироничным прищуром, нос вовсе не образец классических носов, сотворенных природой и Микеланджело, и рот кажется слегка кривоватым, потому что Валентин улыбается только одним уголком. Сильвия мазнула взглядом и вновь отвела глаза — ну что, что особенного в этом мужчине с волосами щеточкой и длинными сзади, как будто его неудачно постригли в парикмахерской, а он, углядев такое безобразие, велел остановить работу на середине?

Сильвия с трудом заставила себя вспомнить о теме разговора.

— К сожалению, в большую компанию меня не берут, — пожаловалась она и тут же пожалела, что пожаловалась.

— Не может быть, чтобы такую очаровательную девушку не взяли на работу!

Он что, шутит? Сейчас так точно издевается! Ни один мужчина в здравом уме не называл Сильвию Бейтс очаровательной. Арнольд, бывало, звал миленькой, придумывал какие-то пухленькие прозвища, но очаровательная — это комплимент совсем иной породы. Его говорят красавицам с холеным телом, которые умеют двигаться так, будто их обучали походке на небесах.

— Вы сами сказали — это Нью-Йорк. Всем требуются смазливые секретарши.

Что я делаю? — в панике подумала Сильвия. Что я, дурочка, делаю?! Вот так вывалить все свои проблемы и комплексы на человека, сидящего напротив, с которым познакомилась полчаса назад! Вот поэтому и…

Валентин не выглядел раздраженным, скорее задумчивым.

— У меня есть друг, он владелец туристической фирмы. Они часто оформляют поездки для нашего оркестра. — Валентин достал из кармана бумажник. — Где-то у меня была его визитка… А, вот. — Он положил перед Сильвией золотистый бумажный прямоугольник. — Позвоните ему, скажите, что вы от меня и ищете работу. Думаю, у него что-нибудь найдется для вас.

— Но… я не могу! — пробормотала ошарашенная Сильвия.

Она ведь рассказала ему о своих проблемах не затем, чтобы он ей помогал! Хотелось мимолетного сочувствия и честности: пусть сразу знает, какая она, и не питает никаких иллюзий на ее счет. Господи, какая же она все-таки глупая! Какие иллюзии могут возникнуть у успешного скрипача насчет Сильвии Бейтс? Он забудет ее, выйдя из кафе.

Валентин удивленно приподнял брови.

— Не можете? Но я ведь не даю вам пачку денег, не обещаю службу секретарем у Ротшильдов, я просто поделился имеющейся у меня информацией, которая может вам пригодиться.