Белый крест - Наталья Иртенина

После изъявления восхищения незнакомец перешел к средствам более радикальным. Начал присылать билет на вечернее представление оперного театра. Это граничило с неприличием, и барышни каждая для себя решали, принять ли приглашение. Около половины не рискнули. Другая половина по очереди перебывала на «Щелкунчике», «Евгении Онегине» и «Кармен». Впечатлениями после этого они друг с другом не делились. Ходили задумчивые и отделывались от вопросов загадочным выражением лица, которое можно было перевести как «Вам и не снилось». Те, кто побывал в театре раньше, смутно подозревали — но молчали. Ведь могло оказаться, что кому-то и в самом деле повезло больше, чем им. Ларчик открывался просто — ни одной из них не посчастливилось узреть таинственного незнакомца. Соседние места в партере занимались людьми, явно не имеющими отношения ни к цветам, ни к запискам.

На Стаси, которая опять-таки не получила приглашения, начали поглядывать теперь уже с откровенным интересом. Появились недвусмысленные догадки. Весь курс был скандализован и горел желанием докопаться до сути дела. Директорская дочь начала избегать общения с подругами. Стала лихорадочно румяной, а глаза горели плохо скрываемым гневом.

Тем временем настойчивый аноним открыл новую серию посланий. На этот раз пылкие признания в неравнодушном отношении. Барышни, не выдержав, в один голос обратились к Стаси с требованием разъяснить, кому она так насолила, что вот уже четвертый месяц ей мстят с изощренностью, достойной Нерона и Чезаре Борджиа. Что она им ответила, о том история умалчивает. А через неделю на лекции по конспирологии мадемуазель Мирская задала вопрос по теории заговора:

— Господин Мурманцев, скажите, могут ли определенные события имитировать заговор или интерпретироваться как заговор против кого-то с целью внедрения в общество некоего мнения относительно объекта этого заговора?

— Безусловно. Пример — убийство Распутина. Точнее, некоторые его поздние извращенные интерпретации как заговора английской разведки против русского престола и «спасителя» отечества Распутина.

— А может ли сам объект заговора быть тем, в кого внедряется это мнение?

— В истории встречалось и такое.

— Но тогда это мнение должно быть как-то обозначено, вербализовано или определено иным способом?

— Несомненно.

— Благодарю вас. Это все, что я хотела узнать.

Остальные девицы ничего не поняли, но Мурманцев мог поклясться, что мадемуазель Мирской известно все и она требовала у него ответа на совсем другой вопрос. Однако выводов не сделал. За что и поплатился позором.

Еще через неделю он стал замечать отчужденное отношение коллег, хмуро-косые взгляды профессуры, перешептывания за спиной и презрительное недоумение в глазах курсантов. Ломать голову пришлось недолго. На одной из лекций его спросили прямо:

— Господин Мурманцев, вы не считаете для себя делом чести немедленно уйти из Академии? Ваше решение — оскорбление для всех нас.

— Что вы сказали, господин Кайсаров?! — Мурманцев усилием подавил растерянность.

— Я сказал, что если вы отрекаетесь от вашей веры, от вашей родины — то вам здесь не место, — горячо заявил курсант.

— Что за чушь? С чего вы взяли, что я отрекаюсь? — Мурманцев сделался бледным.

— Информация вывешена на сайте. Там ясно говорится, что вы уезжаете в Уль-У, чтобы принять дзен-ислам. Вы хотите сказать, что не собирались обнародовать это внутри Академии?

Скомкав лекцию, Мурманцев удрал из аудитории. Заперся у себя дома. Мучился стыдом и позором до вечера. Это была жестокая шутка. Но чья?

В восьмом часу слуга впустил гостя. Пожаловала мадемуазель Мирская. Мурманцев напрягся.

— Нам будет вас не хватать, мсье Мурманцев, — печально качнула головой Анастасия Григорьевна. — Как же так! Уезжаете, оставляете разбитыми сердца двух десятков девиц, которым так щедро признавались в любви!

Мурманцеву показалось, что он выпал из самолета без парашюта. Рухнув со стула на колени, воскликнул умоляюще:

— Пощадите! Вы все знаете!..

— С самого начала, — безжалостно подтвердила она.

Мурманцев схватился за голову.

— Поверьте, я никуда не намерен уезжать. Это дурацкий розыгрыш… — Он осекся и посмотрел на нее. — Ваш?!!

— Всего лишь ответ на ваш, не менее дурацкий. — Стаси взяла из вазы финик и положила в рот. — Что же нам теперь делать? — размышляла она вслух. — Придется спасать друг друга.

Она встала и подошла к нему.

— Мсье Мурманцев, я принимаю ваше предложение руки и сердца.

Мурманцев онемел на целых десять секунд.

— Но я его еще не сделал!

— Так делайте же! Или вы предпочитаете ехать в Уль-У и искать божественную пустоту Буддаллы?

Курсантам Академии запрещалось вступать в брак до окончания обучения. Через полгода Стаси получила диплом, и они обвенчались. Истории с поклонником-анонимом и уль-уйским вариантом тихо-мирно завяли. Впрочем, последняя — не без самоличного вмешательства директора Мирского. Благословив молодых, генерал-майор проводил их в свадебные каникулы.

Теперь же срочно звал обратно.

В понедельник утром они сошли с поезда на московском Финляндском вокзале. Мурманцев отвез жену в особняк, который снял перед свадьбой, — в тихом переулке Марьиной Рощи. Увидев дом впервые, Стаси одобрила его, но тут же принялась сочинять новую отделку. Мурманцев рассеянно кивал. После завтрака он оставил жену в хозяйственных мечтах и поехал в Академию.

Генерал- майор, в белом, всегдашнем своем мундире Белой Гвардии, встретил его в кабинете, обнял, усадил, напоил любимым зеленым чаем.

— Как Стасенька? Здорова ли? Вечером чтобы оба были у меня. — Он погрозил Мурманцеву пальцем. — Соскучился я по моей егозе. Да и тебе, зятек, чай, общение с тестем не повредит. Вижу, вижу, не терпится тебе узнать, зачем из отпуска отозвали. Могу сказать, что прошение твое удовлетворено. Так что твой уход из Академии решен. Крути дырки в погонах для очередного звания.

— Спасибо вам, Григорий Ильич.

— Да за что ж мне? Без протекции моей все решилось. Тут, Савва, все сошлось. И обстоятельства особые, и прошение твое, и личное дело, и даже женитьба ваша, выходит, вовремя пришлась. В общем, твоя кандидатура всех устроила. Но об этом потом. Завтра. В восемь тридцать подъезжай-ка. Отправимся с тобой кое-куда.

— Но… — Мурманцев был ошарашен. — У меня нет опыта оперативной работы. Из ваших же слов я понял…

— А ты, сынок, не торопи коней. Не думай, что с моих слов ты что-то понял. Сказано завтра — значит, завтра. А сегодня отдыхай пока. Балуй жену молодую. Как она, не понесла еще?

— Как будто нет.

— Ну, может, оно и к лучшему сейчас. Даст Бог, успеет еще нарожать.