Врата Валгаллы - Наталия Ипатова

Теоретические дисциплины оценены на отлично. Практические — в том числе полеты — удовлетворительно едва-едва, хотя сумма налетанных часов почти догоняла его собственную. Разумеется — официальную. Картина, прямо противоположная той, что привык видеть Рубен. Пилоту чаше искренне наплевать на физику, а вот летать он любит. Можно биться об заклад: из всех систем истребителя этот лучше всего знает катапульту. Комэск поймал себя на том, что пролистывает файл с нарастающим раздражением. Слабый пилот — не только первая жертва. Это чья-то незащищенная спина. Отметка «неинициативен» отсекала парню путь стать когда-нибудь командиром хотя бы звена. И едва ли коммуникабелен. Мысленный крест, нарисованный на Вале, становился все жирнее. Какого, спрашивается, черта? Шел бы себе… в инженеры! Тем более родители его из преуспевающих буржуа, испокон веков торгующих оружием для Империи.

И кем нужно быть, чтобы заполучить в графу «сексуальные предпочтения» это восхитительное в своей непосредственности «не определено»? Подобные вещи отлавливались психологом безошибочно, на самых первых курсах. Другое дело, Рубен уже обнаружил за флотскими спецами страсть сводить частные случаи к общим закономерностям. Вольно им было валить все в кучу. Разбираться с индивидуальностями придется ему самому. Для того, чтобы оценить человека, у него есть только физиономистика, да это вот досье. И в том, и в другом для парня — ничего хорошего. Обычных армейских «га» Вале в свой адрес еще наслышится, не хватало ему своего комэска. Впрочем… вот уж это — как летать будет!

А вот с замом откровенно повезло. Улле Рени — совсем другой закваски парень. Черноволосый, остролицый, с челкой. Сидит напротив, чуть слева, закрыв глаза. Правильно, между прочим. Боль — это река, бороться с ней — все равно, что строить запруду. Запрешь русло — и все это скопится в тебе. И ведь рано или поздно прорвет, что характерно. Такое сосредоточенное спокойное выражение на лице, что Рубен не постеснялся бы увидеть его и в зеркале. На досье он бросил только беглый взгляд: оно целиком и полностью подтвердило первое впечатление. И, кстати, по умолчанию — Синий-1.

Правое плечо упиралось в стену. Левое — в Магне Далена, веснушчатого здоровяка, явно попавшего в Академию по квоте для «фабрики»: выходцев из рабочих кварталов. Дышал он шумно, словно порции восстановленного воздуха, распределенного между ними двенадцатью, было ему мало. Рубен неплохо относился к «фабрике», выбивавшейся в люди именно этим способом: как правило, заводские ребята обладали здоровой хваткой и добивались многого. Прилив здоровой крови. Надо посмотреть его внимательнее. Читать досье Рубен не стал, потому что парень легко мог заглянуть ему через плечо. Гражданские технологии давно уже позволяли проецировать на сетчатку: хочешь текст, а хочешь — видеодраму; но на военке, где постоянные вибрации, это совершенно исключено. Читаем по-старинке, с экрана. Сделал только пометку: «нестандартный скафандр», и двинулся дальше по списку.

Краем глаза комэск покосился на светловолосых близнецов, пристроившихся в дальнем от него углу отсека. Близнецы — повод для лишней головной боли руководства всегда. Эээ… да он и сам пару раз сдавал «за того парня». Несколько минут Рубен потратил, чтобы научиться отличать «левого» от «правого», плюнул и полез в досье, где в кои веки обнаружилось полезное. Эно Риккен значился как экстраверт, Танно — как интроверт. Подняв глаза, Рубен заметил, что правый говорит, а левый — слушает. Поскольку в течение некоторого времени тенденция сохранялась, комэск решил, что выводы сделаны правильно. Этих — в одно звено. Готовая пара. В мистические связи близнецов Рубен верил не слишком, и если бы того требовала боевая задача, разлучил бы их бестрепетно. А так он решил, что не в его правилах создавать лишнюю нервозность, только чтобы власть показать. Пилоты, вертящие головами от своих ведущих… спасибо, не надо. Хорошо еще, что девушек в армию не берут.

Продолжил бы и дальше, но это в высшей степени полезное занятие прервалось зуммером, предупредившим о выходе из прыжка. Пилоты машинально проверили пристяжные ремни, а кое-кто даже взялся за поручни: генераторы искусственной гравитации на военных транспортах отсутствовали, а флотские байки полнились до непристойности смешными примерами травматизма в момент выхода и стыковки. Не без сожаления Рубен отключил считыватель. Протестующий грохот крови в барабанных перепонках слился с ревом маневровых двигателей, а сосуды глаз норовили лопнуть от напряжения. Нервы в зубах присоединили свои голоса к воплю отчаяния вибрирующего металлопласта.

И все равно он жалел, что тут нет проекционных экранов. Что из глухого отсека, где пилоты были заперты, как консервы в банке, не видно ни блистающей стены гигантской крепости «Фреки», ни маневрирования, когда шаттл подходит к стыковочному узлу. Впервые Рубен был здесь десять лет назад, подростком, чью карьеру расписали уже на всю жизнь вперед. Они прилетели с отцом на министерской яхте и стояли рядом на обзорной палубе, а «Фреки», серебряный и грозный, простирался в ту и в другую сторону насколько видел глаз. «Вот на это вы и покупаете восторженных детей!» — ехидно сказала мать, оставшаяся в инерционном кресле с видеокнигой и бутылочкой-непроливашкой со снадобьем против скачковой мигрени.

«Фреки», безусловно, потрясал воображение, но в тот раз Рубен купился не на это, а на честь, оказываемую его отцу высшими офицерами трехкилометрового монстра. Это напоминало теплый свет, в котором позволено было нежиться и ему, пока он никому здесь не подчинялся.

Шутница-память услужливо подставила поверх того давнего эпизода — более свежий. Курсантские учения тут же, на служебных палубах авианосца, отнюдь не таких выставочно-нарядных, где принимали высоких гостей. Пожар в жилом отсеке, разгерметизация палубы G, утечка теплоносителя в реакторе, повреждение кабеля на орудийной платформе… Все, разумеется, одновременно, как и бывает в бою, без какой-либо ориентировки на истечение времени учений и без надежды на совесть командования. Плюс — приходилось выполнять часть работ за товарищей, терявших сознание, а также за тех, кого командование объявляло условно убитыми. Они собирали на себя столько смазки, в смеси с потом превращавшейся в цемент, что становились совершенно неразличимы на лицо. Здесь не было Эстергази. Только буква палубы, код отсека и личный номер расчета. Погоны уравнивают всех.

Корпус шаттла чуть дрогнул и отозвался гулом, когда подсоединился стыковочный рукав. Из-за герметичной двери слышался бодрый шорох: пассажиры соседних отсеков поспешно выбирались из своих коробок. Двенадцать пар глаз в упор буравили лампочку над дверью, пока та не замигала зеленым. Рубен включил магниты подошв, отстегнул ремень и встал, придерживаясь за поручень. Во-первых, сейчас он не поручился бы за координацию, а во-вторых, у него не было привычки шутить с невесомостью. На «Фреки» — искусственная гравитация, а здесь ее нет. Шут ее знает, где она начинается, а устроить симпатичную кучу-малу при входе на место дислокации было бы весьма дурной приметой. Не говоря уж о репутации Шельм. Неслетанная эскадрилья… да и насчет комэска иллюзии строить пока рано.

Пилоты суеверны.

Впрочем, кремальера на двери поддалась без малейшей заминки: в случае недопустимого перепада давлений ее блокировало. Даже час в чреве армейского транспортника в качестве живого груза, зависимого от малейшей случайности, и в случае нее — совершенно беспомощного, награждал пилотов некоей клаустрофобией, подстегивающей их оказаться где угодно, но только там, где пространство простирается хотя бы на несколько шагов во все стороны.