Змеесос - Егор Радов

— А я готова натурально сорвать с тебя трусы, — серьезно сказала девушка.

— Так в чем же дело, — вскричал Гриша Лоно, подпрыгивая. — Может быть, это — любовь? Может быть, мы любим друг друга?!

— Я просто сохну по тебе, — сказала девушка.

Мгновенно они выбросили свои горящие сигареты куда-то вдаль, посмотрели друг на друга, словно еще не видели своих красивых лиц; руки их соединились, сжимаясь в бешеном рукопожатии, и наконец легкий и доверительный поцелуй завершил это любовное признание, доказывая близость к истине интересных речей Гриши Лоно.

— Я, наверное, погибну и закончу свое бытие, — сказал Гриша, отсоединив свои губы от девичьих. — Я не знаю, кто я такой и кто меня создал. Мне кажется, я в самом деле бабочка, которая нужна только для первой и последней любви, но сдается мне, что я несу в себе зародыш жизни вечной. Плевать, я не помню своего прошлого и не знаю будушего; я не вижу никаких целей, кроме тех, о которых я очень умно сказал, но я отдаю себя только для этого; да здравствует ночь, объятия и чувство конца; может быть, я чье-то орудие, но умирая, я доставлю тебе радость и дам тебе смысл!

— Не говори так, — грустно прошептала девушка, своей рукой поглаживая член Гриши сквозь джинсы. Ты будешь жить долго и умрешь в один день со мной!

— Может быть, — растерянно произнес Гриша, залезая девушке под юбку.

— Я уверена, что все будет хорошо, — сказала девушка, расстегивая ширинку Лоно.

— Возможно, — проговорил он, оттягивая резинку девушкиных трусов.

Они еще делали какие-то мелкие приятные действия, но потом Гриша резво отпрыгнул от девушки назад, посмотрел на нее и сказал:

— Послушай! Что мы тут делаем? Пойдем лучше трахаться ко мне.

— Ура! — крикнула девушка, оправляя юбку и беря Лоно под руку.

Какое-то время они шли по дороге, уйдя в свои вожделенные предвкушения. Никто не говорил ничего; то, что должно было свершиться, все-таки имело, наверное, большой смысл, несмотря на разочаровывающую конкретную реальность происходящего; и поэтому в этот момент времени гармония была достигнута и различие всеобщего и случайного было преодолено, и все могло тут же закончиться прямо на этих словах; но тут Гриша Лоно издал звук, похожий на «ух», и история снова продлила свое движение.

Потом Гриша и девушка пришли в какую-то квартиру, закрыли за собой дверь в комнату, где была кроватки встали друг перед другом, замерев от нерешительности.

— Неужели это все же возможно? — прошептал Гриша, расстегивая пуговицу на рубашке. — Я не верю в это.

— Это очень странно, — сказала девушка, раздеваясь.

Молча они разделись догола и осмотрели друг друга.

— Нет, это невозможно! — крикнул Лоно, отводя глаза. — Я не могу представить тебя в голом виде.

— Зачем же представлять! — возмутилась девушка. — Смотри на меня.

— Не могу, — сказал Гриша.

Он закрыл глаза и подошел к девушке. Он положил руки на ее талию и поцеловал ее.

— Ты — моя любимая! — сказал он. — Ты — Оля, ты — Оля Яковлева, неужели это ты?! Неужели это ты сейчас со мной?!

— Меня зовут Антонина Коваленко, — сказала девушка, прижимая свою грудь к торсу Гриши Лоно.

— Неважно… — зачарованно прошептал Гриша и рухнул вместе с девушкой на постель. Они обнялись, возбуждая друг друга различными ласками. Гриша решил поторопить события и тут же начал совершать половой акт. «Это действительно происходит», — изумленно подумал он, посмотрев на отрешенное лицо Антонины, и тут же взял ее двумя пальцами за сосок. Но видно, слишком большое ожидание подточило мужскую силу Гриши Лоно, и сразу после этой мысли великолепный, как лучшее ощущении, оргазм полностью прекратил дееспособность, поразив всю его душу и плоть, и словно сразил Лоно наповал.

— Ааааа!!!! — дико закричал Гриша, отдавая продукты своей секреции внутрь жаждущей утробы.

— Это случилось, — восторженно сказала Коваленко, — ты перешел ко мне и будешь рожден. Вот твое «Я».

— Я погиб… — печально прошептал Гриша Лоно и тут же сгинул, словно его в самом деле никогда не было в этом мире.

Возможно он перешел в собственную сперму, отдавая самость потомству; может быть, это было наказанием за все-таки свершенный грех, а скорей всего, это была жертва. Так или иначе, Гриша Лоно зачал Мишу Оно и пропал непонятно куда, выполнив свое предназначение. Зачавшее женское существо нагло улыбалось, лежа на постели в бесстыдной позе. Новообразованный зародыш где-то внутри оставался еще непонятен никому. Так была выполнена одна из насущных задач высшею порядка. Любовь с помощью похотливых тел начала новую жизнь. Что-то произошло.

«Лао умер, — сказал Иисус Кибальчиш. — От зависти к независимым существам умер Лао».

«Все кончено, — сказал Я и закрыл глаза. — Что-то началось».

«Я хочу изменений, — сказал А. К. — Мне скучно, я люблю момент».

Кто-то родился опять. Семен сел на стул.

Итак, после совершения ряда попыток получилось все именно так, что Яковлев забеременел. С интересом он рассматривал в зеркале свою располневшую фигуру, хранящую плод, и радовался переменам. Кода он лежал утром в постели, чувствуя шевеление новой жизни внутри себя, он часто задавался разными вопросами, типа «кто это, что это, зачем это?» Но зародыш безмолвствовал в отцовской утробе и был абсолютным, как новоявленное и свет творение, не требующее объяснений и анализа.

— Я счастлив! — говорил самому себе Яковлев, попивая кофе.

Он был тридцатипятилетним брюнетом с кривыми ногами, его глаза презрительно блестели, когда он злился, пиджак мешком висел на сутулых плечах. Часто он лежал на кровати, не зная, что бы такое предпринять, но человеку, готовящемуся стать отцом, было необходимо отдыхать и больше спать, и поэтому Яковлев яростно сжимал зубы, но переносил наступающую скуку с завидным мужеством. Он смотрел на яркое синее небо в окне и мечтал о развратных удовольствиях, которых он был лишен. Однако, великая миссия грела нынешнюю жизнь.

Когда он заходил в автобус, то пассажиры уступали ему место, но не потому, что видели истинную причину его большого живота, а потому, что думали, что Яковлев болен ожирением и ему трудно ехать стоя. Яковлев подсмеивался про себя над людьми, не верящими в противоестественное чудо, и садился на сидение.

Когда он приходил на работу, коллеги встречали его бытовыми разговорами и протягивали ему сигарету.

— Нет! Я бросил! — отрывисто говорил Яковлев, проходя дальше к рабочему месту.

— Почему у него такой живот?! — спрашивал начальник остальных подчиненных, но они не знали ответа.

Яковлев работал не спеша, не напрягаясь особо, чтобы не повлиять плохо на дитя, которое уже проявлялось внутри тела. Вероятно, ребенок был в настоящее время рыбой, и он часто тыкался острым рыльцем в обратную сторону живота Яковлева. В эти секунды Яковлев буквально расцветал, хлопал себя по ляжкам и выглядел очень довольным; коллеги смотрели на него недоумевая и думали о нехорошем.