Труды по античной истории - Георгий Петрович Чистяков

Гармодии и Аристогитоне». В схолиях к Фукидиду содержится следующее замечание: «Он говорит так, потому что и сам принадлежит к роду Писистратидов, а потому клевещет он на Гармодия» (Schol. ad Thuc. I, 20). При сопоставлении рассказа Фукидида с сообщениями Геродота и Аристотеля сразу становится ясной несостоятельность этих объяснений. Все они весьма единодушны в том, что Гармодий и Аристогитон убили не тирана, а брата тирана (Herod. V, 55; Arist. Ath. Pol. 18; Arist. Pol. 1311a, 31 sqq.), что тирания после этого не прекратилась (Herod. Ibidem; Arist. Ath. Pol. 19), а «Афинская полития» кроме того сообщает (18), что само убийство было вызвано личными мотивами; с этим Аристотель опять-таки соглашается в «Политике» (Pol. Ibidem). Более того, псевдоплатоновский диалог «Гиппарх», бывший в данном случае одним из источников для «Афинской политии»[166], а вслед за ним и сама полития, усугубляют вину убийц Гиппарха, так как в диалоге «Гиппарх» он занимает место инициатора записи поэм Гомера, друга Симонида и Анакреонта и просвещенного носителя культуры (Ps.-Plato. Hipp. 228b–229). То же самое повторяет «Афинская полития», которая называет Гиппарха φιλόμουσος (18). На достоверность этой традиции указывает то, что о дружбе его с орфиком Ономакритом, которого схолии называют редактором поэм Гомера, писал Геродот (VIII, 6); и он (V, 56), и Фукидид (I, 20, 2) считали Гиппарха организатором Панафиней.

Более того, сопоставление известного свидетельства Цицерона о записи гомеровских поэм (De or. 3, 137) со свидетельством диалога «Гиппарх» (Ps.-Plato. Hipp. 228b) показывает, что Цицерон практически дословно заимствовал свое сообщение из этого источника[167], но заменил в нем имя малоизвестного Гиппарха знаменитым именем тирана. Наконец, «Афинская полития» свидетельствует о том, что схваченный Гиппием Аристогитон (18) старался предать как можно больше людей и не показал себя героическим образом[168]. Последних обстоятельств Фукидид не сообщает, то есть в его рассказе тираноубийцы изображены в значительно менее темных тонах, чем у Псевдо-Платона и Аристотеля, что явно указывает на нелепость объяснения Гермиппа. Таким образом, необычность толкования этого события и особый интерес Фукидида нужно пытаться обнаружить в другой области. Сопоставим сообщения об этом Геродота и Фукидида.

1. Фукидид, так же как и Геродот, считает, что после убийства Гиппарха «тирания сделалась для Афин более тяжелой» (Thuc. VI, 59, 2 и Herod. V, 55). Убийство Гиппарха, по Геродоту, также не было концом тирании, а только лишь ожесточило Писистратидов (Herod. VI, 123).

2. Геродот, точно так же как Фукидид, утверждает, что тираноубийцы убили только брата тирана, а не самого тирана, а следовательно, никакого зла не устранили, и, в сущности, тираноубийцами не были (Herod. V, 55 и Thuc. I, 20; VI, 55, 3).

3. Гиппарх не был убит во время процессии, которую устроил он сам (Herod. V, 56 и Thuc. I, 20; VI, 55).

4. Впоследствии Гиппий был низложен Алкмеонидами и лакедемонянами (Herod. VI, 61–64 и Thuc. I, 20; VI, 59, 4).

Разница между их рассказами заключается только в том, что Фукидид сообщает причины, по которым тираноубийцы решились на убийство Гиппарха (VI, 54, 2–4; VI, 56) и обстоятельства самого убийства, в то время как Геродот передает рассказ об этом событии кратко и очень сухо. Вместе с тем надо иметь в виду, что Фукидид пишет о τόλμημα Аристогитона и Гармодия (VI, 54, 1), а Геродот рассказывает не о тираноубийцах, а об освобождении Афин от тирании (V, 55, 1; V, 62, 1), то есть рассказ о тираноубийцах помещается у него между прочим. Интерес у двух историков имеет в данном случае различные направления, тем не менее сопоставление рассказов Геродота и Фукидида показывает, что последний следовал при написании этого экскурса Геродоту и старался во всем придерживаться его версии.

Народ знал, что тиранию уничтожили не Гармодий и Аристогитон. На этом положении Фукидид начинает строить свой экскурс (VI, 53, 3). Таким образом, он посвящает его обоснованию общеизвестного факта, что говорит о наличии особого интереса к этой теме. В этих целях он использует свидетельства надписей (VI, 55, 1–2) и разнообразные устные источники. Факт того, что тирания не была уничтожена тираноубийцами, действительно общеизвестен, но есть в этом рассказе какая-то черта, о которой афиняне не знают, на что, бесспорно, указывает Фукидид (I, 20).

Аналогично тому, что мы видели в рассказе о Килоне, Фукидид добавляет ряд фактов, подробностей и т. д. к краткому рассказу Геродота, на котором основывает свое повествование и которым создает своеобразное обоснование своему рассказу.

§ 3. Специальный интерес Фукидида

Введение к этому очерку связано с тираническими предчувствиями, появившимися в Афинах в связи с делом о мистериях (VI, 60, 1). Фукидид об этих предчувствиях вообще говорит неодобрительно, что становится особенно ясным из рассказа о процессе (VI, 60, 3–4).

Когда один из подозреваемых признался, хотя было неизвестно, насколько истинно его признание, демос радостно его принял, тем более что могло получиться так, что τοὺς ἐπιβουλεύοντας σφῶν τῶι πλήθει μὴ εἴσονται (злоумышлявшие против народа не появятся, VI, 60, 4). То есть, как полагает Фукидид, сложившаяся в Афинах политическая обстановка требовала обнаружения каких-либо врагов, на которых можно было бы направить все недовольство афинского демоса. Лучшими «врагами» для этого были, конечно, лица, покушавшиеся на установление тирании. Мы знаем из фрагмента Андротиона (Andr. Fr. 5; Specta Harpocr. Hipp.), что стразу же после введения остракизма в Афинах ему был подвергнут некто Гиппарх, сын Хармона, только за то, что он был родственником Писистрата, а поэтому подозревался в стремлении к тирании. Об этом акте упоминают между прочим Диодор и Плутарх (Diod. XI, 55; Plut. Nic. 11).

Главным обвинением, которое предъявлялось Периклу его врагами и противниками, было обвинение в стремлении к тирании. Тираном назвал Перикла комедиограф Кратин (Plut. Per. 3), а учитель Перикла Дамон имел прозвище φιλοτύραννος (ibidem. 4); наконец, сторонников Перикла многие именовали «новыми Писистратидами» (ibidem. 16) и т. д. Обобщению тиранических опасений, бытовавших в Афинах, посвящен известный стасим «Эдипа» (Soph. Oed. Tyr. 863–910)[169]. Наконец, в «Осах» Аристофана, поставленных в 422 году, говорится о том, что на агоре только и говорят о тирании такие лица, как ὁ πωλῶν τας μεμβράδας ἡ λαχανόπωλις, ἡ πόρνη (Vesp. 514, 517, 520), то есть продавец рыбешки, торговка зеленью и распутница. Последняя, по словам раба Ксанфии, заявляет: εἰ τὴν Ἱππίου καθίσταμαι τυραννίδα (ibidem. 522). По этому поводу сам Аристофан иронически замечает о тирании ἐγὼ οὐκ ἤκουσα τοὔνομ' οὐδὲ πεντήκοντ' ἐτῶν (ibidem. 510), то есть «я не слышу этого имени уже пятьдесят лет».

Аналогично мыслит Софокл; действительно, Эдип