Вся ярость - Кара Хантер

Я глубоко вздыхаю. Алекс вернулась в гостиную, я слышу звуки телевизора, дождь барабанит по стеклу мансардного окна у меня над головой. Я знаю, что нужно делать, просто у меня нет особого желания этим заниматься.

– Хорошо, Сомер. Остальное предоставь мне. Я позвоню Харрисону и скажу, что мы собираемся переквалифицировать это дело. Возможно, речь идет о преступлении на почве ненависти.

* * *

* * *

Уже поздно, но нет и речи о том, что Сомер ляжет спать в обозримом будущем. Она берет телефон и колеблется в нерешительности, гадая, не разбудит ли его. Но Эрика знает, что он не ложится спать рано, а сейчас ей очень хочется услышать его голос.

Он отвечает после второго гудка: значит, не спал.

– Привет, я надеялся, что ты позвонишь. Как там оно?

– Ты имеешь в виду дело? Думаю, лучше. Возможно, у нас прорыв.

– У вас или у тебя?

Сомер улыбается. Это он умеет: напомнить ей о ее собственных успехах. У нее это как-то не получается – даже сейчас.

– А от тебя ничего не скроешь, да?

Он смеется, у него приятный смех.

– Ну, кажется, у меня есть кое-какая конфиденциальная информация на данное конкретное лицо.

Эрика садится в кресло и подбирает под себя ноги, она слышит на заднем плане тихие неразборчивые голоса.

– Ты смотришь телевизор? – На самом деле это ее не интересует – ей просто хочется поговорить. О чем угодно… ни о чем.

– Ага.

Можно не спрашивать, что именно. Для следователя с более чем десятилетним опытом работы Джайлс сохранил трогательную привязанность к преступлениям. Телевидение, книги, видео, скачанное из Интернета, – у него есть все, свидетельством чему являются диски, которыми теперь завален шкаф Сомер. И она разделяет это увлечение – до определенного предела. Она смотрела вместе с Джайлсом «Подозрения»[15] и не могла оторваться, но Джайлса интересует весь спектр, от серьезных документальных фильмов до таких поделок, как «Жены с ножами»[16] и «Жаркие южные преступления»[17], что Сомер сначала приняла за розыгрыш. Однако с точки зрения Джайлса все это одинаково увлекательно. «Помогает мне понять почему, – ответил он, когда Сомер пристала к нему. – Почему, после десяти тысяч лет развития человеческой цивилизации, мы по-прежнему делаем друг другу такие вопиющие мерзости».

– А у тебя как прошел день?

Эрика слышит, как Джайлс потягивается.

– Нормально. Ничего особенно интересного.

– От девочек слышно что-нибудь насчет лета?

У Сомареса две дочери, живущие вместе с матерью в Ванкувере. Сомер с ними еще не встречалась, но они должны приехать на длинные летние каникулы. Эрика старается изо всех сил не допустить, чтобы эта перспектива свела ее с ума.

– До сих пор жду подтверждения вылета.

Она ищет, что бы еще сказать, но начинает сказываться долгий день.

– Все будет хорошо, – говорит Джайлс, правильно истолковав ее молчание. – Точно. Они отличные девчата. И хотят, чтобы я был счастлив.

«А счастливой меня делаешь ты».

Джайлс не произносит это вслух, но, наверное, в этом и нет нужды.

– Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ними, – говорит Сомер, с удивлением и радостью ловя себя на том, что говорит это искренне.

* * *

Адам Фаули

2 апреля 2018 года

09:15

В нашем ремесле бывают разные виды молчания. Есть молчание бессильной ярости, когда у нас есть абсолютная убежденность, но нет абсолютно никаких доказательств, и мы ни черта не можем поделать. Есть молчание сострадания, к людям, которым пришлось перенести ужасное, в том числе – и особенно – от рук тех, кто вроде бы любил их. И есть молчание неудачи и сожаления, когда мы сделали все возможное, однако этого оказалось недостаточно. Но когда Сомер присылает копию свидетельства о рождении Фейт, это молчание совершенно другого вида. В воздухе буквально витает запах страха. К чему все это может привести, чем обернуться?..

– Значит, вы полагаете, что это может быть преступление на почве ненависти? – говорит Гислингхэм, поворачиваясь ко мне.

Я киваю.

– Надеюсь, что это не так. Однако подобная вероятность существует.

Эверетт беспокойно ерзает.

– Но Фейт по-прежнему утверждает, что никакого нападения не было. Как мы можем начать расследование, если она не говорит нам, что произошло на самом деле?

– Нам просто остается надеяться на то, что она передумает, – замечает Бакстер, похоже, взявший на себя прежнюю роль «того, кто указывает всем на очевидное».

Снова молчание. Молчание оценки ситуации. Размышления.

– Итак, как, по-вашему, нам следует разыграть эту партию? – Это уже Куинн.

Я собираюсь с духом.

– Мы начнем с того, что еще раз допросим Фейт. На этот раз официально – и настойчиво. Полагаю, мне не нужно напоминать вам о том, что действовать нужно крайне осторожно, однако от этого никуда не деться: необходимо выяснить, кому, помимо родных Фейт, известно истинное положение дел.

– Я могу еще раз проверить социальные сети, – предлагает Бакстер. – Посмотреть, есть ли что-нибудь – быть может, она посещает какие-либо форумы подростков-трансвеститов… В первый раз ничего не выскочило, но я особо и не искал.

– Замечательная мысль, Бакстер! – подхватывает Гис, судя по всему, стремящийся применить на практике последнюю тему «Поддержание обратной связи» («будьте позитивными, обращайтесь по имени»; уж я-то должен знать, в свое время меня также посылали на эти проклятые курсы).

– Да, согласен, – говорю я. – И посмотрим, удастся ли проследить отца.

Гис кивает и делает пометку.

Я обвожу всех взглядом. Только один из присутствующих еще ничего не сказал.

– Есть какие-либо мысли, констебль Асанти?

Констебль задумывается, и делает он это не спеша. По крайней мере, молчание его не пугает.

– Нет, – наконец говорит он. – Думаю, мы все предусмотрели.