Черника на снегу - Анна Данилова

Рите, чтобы голоса Марка не услышала Наташа, пришлось выйти из комнаты.

– Послушай, я отправлю ее домой. Отвезу сама…

– Нет, ни в коем случае. Вызови такси, и все. То, что мне рассказала Ксения Илларионовна, полный бред! К тому же эта девица так и не объяснила тебе, каким образом она оказалась в Пристанном. Да это же чистой воды подстава! Тебя разводят, как девочку! Смотри, чтобы она не обокрала тебя, не унесла какой-нибудь твой натюрморт. Может, ты забыла, что на прошлой неделе несколько газет писало о том, что твои работы будут выставлены на аукционе Доротеу в Зальцбурге? И что? Тебя не смутило, что буквально через несколько дней после этих публикаций в нашем доме появляется эта странная особа, имитирующая душевное заболевание…

– Хватит тебе, Марк, отчитывать меня, как девочку! Хорошо, я сделаю так, как ты говоришь, отправлю ее домой. Вот прямо сейчас и вызову такси… А ты? Когда ты приедешь? Мы же договаривались, что ты будешь возвращаться в Пристанное. Я переживаю за тебя…

Она хотела сказать: а вдруг и у тебя появилась на стороне какая-нибудь балерина? Но сдержалась. Побоялась оскорбить Марка своим недоверием.

– Вообще-то я собирался позвонить тебе по другому поводу, – сказал Марк и, как показалось Рите, вздохнул.

– Что-нибудь случилось? Очередное убийство?

– Это-то да… – как-то странно проговорил Марк. – У нас новое дело… Убили женщину. Но я хотел рассказать тебе о другом. Ты же знаешь Мишку Семенова…

По голосу мужа Рита определила, что случилось нечто непоправимое.

– Марк, что с ним? – Она знала, что это его друг, и, хоть они виделись редко, все равно Марк всегда говорил, что Мишка – его лучший друг, самый преданный. Знала Рита и его жену, милую, с чудесной улыбкой – Машу.

– Его больше нет. Ты вот говоришь, Рита, что я чрезмерно подозрителен, что я веду себя порой как идиот, которому повсюду мерещатся преступники, но ведь я и вижу их каждый день, понимаешь? И моего друга, Мишку, тоже убили! Кто-то пришел с букетом, в котором был скрыт шприц, ему сделали инъекцию – и все, Мишки больше нет… А ведь он был самым миролюбивым существом на свете! Он никогда и ни с кем не конфликтовал… Может, он порой и не знал, как себя вести в том или ином случае…

Марк вдруг замолчал. Рите показалось, что он плачет.

– Марк! Что с тобой?

– Будь осторожна, Рита. Вы с Фабиолой для меня – самые дорогие люди… Я постоянно думаю о вас, о тебе, Рита. Будь внимательна, все это серьезно!

– Но что – серьезно?!

– Все, я не могу больше говорить…

Она вернулась в мастерскую. Наташа сидела прямо, готовая в любую минуту встать. В ней чувствовалась какая-то собранность, настороженность.

– Знаете, Рита, мне тоже надо позвонить… Одной своей знакомой. Вы не одолжите мне свой телефон?

– Да, конечно, – Рита протянула ей свой телефон. – Если хотите, я выйду…

И, не дожидаясь ответа, Рита покинула мастерскую, дошла до кухни, там налила себе воды, выпила. Из головы у нее не выходил этот разговор с Марком. Мишку Семенова убили! Марк прав, он действительно был на редкость неконфликтным человеком, и непонятно – кому он помешал? Кто и за что убил Мишу? Два самых трудных вопроса.

Его могли убить только по одной-единственной причине – он оказался случайным свидетелем преступления. Кто-то побоялся, что Мишка, возможно, что-то увидел или услышал, и убил его. Как жалко парня! Совсем молодой. Что же теперь будет с Машей?

С мыслью о том, что ей надо бы позвонить Марии и выразить ей свои соболезнования, Рита вернулась и постучала в дверь своей мастерской. Еще подумалось ей тогда, что как-то это странно – она стучит перед тем, как войти к себе же в мастерскую, в свою святая святых! А вдруг эта Наташа на самом деле, пока ее там не было, украла что-нибудь? Мастерская просто забита работами. Пухлые папки с эскизами, пачки пастельных набросков, полки с коробками, в которых хранятся работы маслом, ожидающие своих рамок. Все это стоит немалых денег.

Однако, войдя в мастерскую, Рита подумала, что Наташа за это время даже с места не сдвинулась. Да и взгляд у нее был какой-то потухший, усталый.

– Я позвонила подруге, она дождется меня возле моего дома и переночует у меня, чтобы мне не было так страшно… Так что можете вызывать такси. А деньги я вам потом верну. И одежду тоже.

– Хорошо, Наташа. Я приготовлю твое платье, уложу его в пакет.

Рита чувствовала себя ужасно. Обстоятельства ее жизни складывались таким образом, что, вместо того чтобы вести себя естественно, идти по жизни с распахнутым сердцем и открытой улыбкой на лице, ей приходилось постоянно чего-то опасаться и быть грубой с людьми, которым, кстати говоря, возможно, требуется ее помощь. С одной стороны, Марк прав, конечно, но с другой…

Она вздохнула. На что Наташа моментально отреагировала:

– Не берите в голову, Рита! Я понимаю вас. Вы – увлекающаяся натура. И на самом деле – все это выглядело более чем странно. Это мое появление перед вашими окнами… И то, что я каким-то невообразимым образом, случайно, запомнила историю этой древней римлянки, носящей такое же имя, как и у вашей дочери… Цепь случайностей. Я не обижаюсь. Больше того, я вам очень благодарна за то, что вы приютили меня, когда я находилась на грани. Может, это только благодаря вам я не сошла с ума. Ладно, давайте уже, вызывайте такси. Тем более что подруга меня ждет.

Рита, вконец расстроенная, позвонила и вызвала машину. И, как ей показалось, незаметно для Наташи, которая тем временем приводила в порядок свои волосы перед зеркалом, сфотографировала ее телефоном, причем несколько раз. Звук щелчка она заглушала покашливаниями.

– Да вы не бойтесь, щелкайте… – вдруг, обернувшись, с насмешливой улыбкой проговорила Наташа. – Говорю же, возьмите хороший фотоаппарат!

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Хорошо. Вы уж извините, что так все по-дурацки получается… Но я надеюсь, что мы еще увидимся. У вас очень необычное лицо, оно так и просится на портрет. Подождите минуточку, я сейчас принесу свою «лейку».

«Чтобы подняться в спальню за фотоаппаратом, мне понадобится еще несколько минут», – подумала, сгорая от стыда за собственные мысли, Рита. Но все равно пошла, потом побежала, взяла фотоаппарат, схватила по пути свою дубленку, сапоги, вернулась, запыхавшаяся. С какой-то мертвой улыбкой на губах она принялась щелкать фотоаппаратом, представляя себе, как позже будет делать зарисовки для портрета. Кружилась вокруг своей несостоявшейся натурщицы, испытывая нестерпимый душевный дискомфорт, с одной стороны, и тихий эстетический восторг – с другой.

В дверь мастерской постучали.

– Рита, там такси… Уже минут пять, – сказала смущенно Ксения Илларионовна, глядя на дочь с виноватым видом. В том факте, что за «гостьей» приехало такси, была и ее вина. Ведь это она позвонила Марку и рассказала обо всем, что происходит в доме.