Падший клинок - Джон Кортней Гримвуд

Вспомнить, кто он.

Но прежде, чем мутная вода лагуны поглотила юношу, в памяти всплыло только одно слово: Бьорнвин. Смысла в этом слове было не больше, чем в видении женщины под вуалью. Люди, прорубившие юноше свободу, удалялись в одном направлении, а течение несло его совсем в другом.

Интересно, что будет дальше. Наверное, он умрет. Может, стоит прекратить барахтаться?

Юноша перестал бить ногами, и кандалы немедля потянули его вниз.

Он почувствовал соль и погрузился еще глубже. Муть вверху, тьма внизу. Пальцы ног коснулись жидкой грязи на дне канала. В Венеции боковые каналы чистили раз в десять лет, судоходные русла и большие — по мере необходимости. Юноша ничего не знал об этом. Только чувствовал мягкое под ногами.

Он погрузился глубже и ощутил гальку.

Вода хлынула в легкие, но она несла жизнь.

Тело пронзили молнии, в глазах вспыхнуло пламя. Юноша чувствовал, как тело сражается помимо его воли, не имея знания, как выиграть эту схватку за жизнь. Он натолкнулся на обломки корабля, которые рассыпались под рукой, и едва увернулся от падающих досок.

Горящее судно осталось далеко позади, перед юношей выстроились ряды домов. Над ними, среди облаков, мерцало бессчетное множество звезд.

Юноша доплыл до Большого канала, не осознавая, где он и что он. Не осознавая ничего. Перед глазами стояла пелена, его трясло, внутренности пытались извергнуть грязную воду. Юноша обнял прилив и позволил увлечь себя.

Потом желудок скрутил спазм. Небо стало сиреневым, лунный свет больно бил в глаза, рот наполнила горечь.

— А вот и ты…

Он не произносил этих слов.

Они незваными пришли в его разум, а вместе с ними — образ той женщины, которую он видел, когда тонул. Старуха с юной улыбкой. Девушка с глазами старухи. Ее лицо, как вуаль, пересекали тонкие струйки дыма, но едва юноша вгляделся, они исчезли.

— Алекса? — произнес он.

— Кто сказал тебе мое имя?

Он не знал, не помнил и сейчас ощутил, как она старается отыскать разгадку в его разрушенной памяти. Но она не нашла ничего, кроме его прежних имен.

— Беловолосый — слишком описательно. Ты — местоимение. Тадси на старо-норвежском — каламбур с дерьмом, а Тичет означает «идиот». Здесь мы произносим это имя как Тико, — в ее голосе звучало мрачное веселье. — Оставим последнее. Оно тебе подходит.

Тико заставил ее голос исчезнуть.

Лунный свет мерцал на воде Каналассо, изящного канала, разделяющего надвое город — город, в который пылающий корабль доставил Тико. Свет отражался от плавающих листьев. А его блики играли на стенах рыбного рынка на противоположной стороне. Но трое детей, стоящие на скользких ступенях Большого канала, не замечали этой красоты.

Они сосредоточились на зоне прилива у подножия ступеней, где скапливался мусор и обломки. Сегодняшним уловом была девочка-утопленница, ее длинные серебристые волосы покачивались на легкой зыби.

— Давай, доставай ее.

Джош обращается к ней, догадалась Розалин. По крайней мере, смотрел он на нее. Розалин подоткнула платье и вошла в грязную воду.

— Холодно.

— Давай-давай.

Джош говорил, трупы можно продать.

Наверно, некромантам. Розалин не могла представить, кому еще они понадобятся. Она ахнула, когда холодная вода дошла до бедер, но все еще не дотягивалась и шагнула глубже, ухватив утопленницу за волосы.

— Дай руку, — попросила она.

Джош не шелохнулся, но Пьетро, ее брат, влез в воду, чтобы помочь подтащить тело к ступеням.

— Господи, — промолвила Розалин.

Мальчик, его член свисал набок, грудь плоская, пупок идеальной формы. Если бы не пупок, мальчик мог быть ангелом, которому отрезали крылья. Девочка еще никогда не видела подобной красоты.

— Его подстрелили.

— Подумаешь.

Но она все равно выдернула стрелу.

— Мы не сможем это продать, — выпалил Джош. — А что у него на руке?

Розалин нагнулась и увидела блеск металла в лунном свете.

— Наручники. По-моему, там серебро.

— Не будь дурой. Никто не станет…

Розалин придвинулась поближе и одернула платье. Ей не нравилось, как Джош, будто невзначай, посматривает на нее. Спустя секунду она опустилась на колени.

У Джоша всегда был тяжелый нрав. А после той ночи в Каннареджио, когда они прятались от демонов в дубильной яме, его характер стал еще хуже. С каждым днем он все меньше сочувствовал тому, что с ней сделала Стража. Девочка чуть расслабилась: наверное, Джоша обрадует их находка. Мертвый юноша казался бледным и очень-очень мертвым; на руках под наручниками плоть содрана до кости.

— Куда ты пялишься?

Розалин снова сжалась.

— Смотри, — сказала она. Кровь, вытекающая из раны от стрелы, казалась черной, ее истинный цвет неразличим в темноте.

— Он ведь чужестранец. — Джош повернулся к Пьетро. — Дай ей свой нож, а ты кончай трусить и отрежь ему руку.

Розалин знала, это проверка. Джош много раз говорил: она слишком глупа, чтобы жить своим умом. И ее брат скоро ему поверит.

— Я срежу наручник.

Она не прошла проверку. И Джош этого ожидал.

— Розалин…

Сейчас он приказывал ей отрезать кисть, как будто речь шла о разделке украденной свиной ноги. Удивительно, но он всего лишь с отвращением втянул воздух.

— Поторопись.

Она согнула руку трупа и схватила наручник. Твердое дерево, инкрустированное серебряной проволокой. Странно, но замок наручника не закрыт, а запаян. В конце концов она сломала пайку, размышляя, почему же мальчик этого не сделал. Может, у него не было ножа.

«Нужно уходить отсюда», — подумала она.

«Нужно уйти от Джоша».

Розалин замерзла, мокрые лохмотья облепили бедра и ягодицы. Ей было страшно. Мочевой пузырь переполнился, и, похоже, скоро она начнет кровить. Дай-то Бог.

— Почти готово.

— Давно пора.

Розалин, проталкивая лезвие снизу, отковыряла проволоку. Резкое движение, и она распорола себе палец до кости. Боль пришла сразу. Девочка отшатнулась, и кровь брызнула на лицо мертвого юноши.

— Ну что еще? — спросил Джош, когда услышал ее вздох.

Темные, с янтарными крапинками глаза открылись. Мертвый юноша внимательно смотрел прямо на нее. Розалин отшатнулась, ей показалось, что желудок сейчас выскочит наружу. Потом его глаза закрылись.

— Порезалась, — чуть слышно произнесла она.

— Отпихни его подальше.