Исход - Кейт Стюарт

всерьез. Все зашло намного дальше, чем могла себе представить.

Не хочу в этом участвовать. Уже нет. Без них – нет.

Я едва не свихнулась от того, что мне разбили сердце.

– Я не могу расплачиваться за ошибки отца. И без того тяжело быть его дочерью. Но мне жаль, понимаешь? Мне жаль твоих родителей. И за то, что к этому причастен Роман. Но не мне просить прощения, не мне и за случившееся расплачиваться. Твоя война – с ним.

Я вздыхаю, чувствуя, как ослабла от борьбы.

– Я приехала сюда ради матери, чтобы убедиться, что о ней позаботятся и она ни в чем не будет нуждаться. Она больна. Уверена, Шон тебе об этом рассказывал. – На короткий миг я закрываю глаза. – А может, и не рассказывал, но теперь ты знаешь, какова моя цель, причина, почему я не покинула Трипл-Фоллс. Ее благополучие – мой приоритет, и я даже не могу представить, что потеряю ее. Так что мне жаль, что так получилось. Повторяю в последний раз: я тебе не враг.

Кожу покалывает от его укусов, тело сводит от желания. Я раздраженно качаю головой.

– Я понимаю, что тебе плевать на меня, ведь ты только что сорвал с моей шеи предмет, который мог гарантировать мне безопасность. Господи, как же все по-дурацки. – Я иду к краю поляны, намереваясь сохранить остатки рассудка. – С меня хватит, понял? Хватит. Черт возьми, держись от меня подальше. – Собравшись с духом, я поворачиваюсь в направлении дома.

– Тебе ничего не угрожает. – Его слова останавливают меня и ощущаются как бальзам. Я поворачиваюсь и вижу, что он стоит рядом, словно молча за мной шел.

– Уж прости, но я тебе не верю. Королевство полностью в твоих руках. В конце лета я уеду.

– Я позабочусь об этом.

Обессиленная, позволяю ему оставить за собой последнее слово. Я чувствую его пристальный взгляд всю обратную дорогу.

Глава 5

Несколько дней спустя я сижу за туалетным столиком, разглядывая свою шею и следы от укусов на груди. Я выгляжу так, словно подверглась жестокому нападению, и в каком-то смысле так и было… но нет.

На следующее утро после нашей с Тобиасом встречи я целый час потратила на то, чтобы замазать укусы на шее, а потом обнаружила на запястье синяки и взяла на работе выходной. Отметины от укусов из красных стали фиолетовыми, поблекнув до желтого цвета, но все еще не сошли, а я пока не успела оправиться, чтобы на работе делать вид, что все в порядке.

Последние пару дней я провела в спальне, не в силах перестать думать о поцелуе и размышляя обо всем, что узнала.

Брат Доминика.

Я поцеловала его.

Но это был не просто поцелуй.

Этим поступком я предала память о них, и с этим достаточно тяжело смириться, а голова по-прежнему раскалывается от вопросов. Да и чувство вины тяготит меня, грузом притягивая за прикованную ко мне цепь.

Кто заявил на меня права: Шон или Доминик? Оба? Возненавидят ли они меня, если узнают, что я чуть не переспала с ублюдком, который разлучил нас?

Имеет ли это значение? Прошло несколько месяцев, а они не дали мне ничего, кроме безделушки. Я месяцами брела в темноте, где не за что было зацепиться, и они собирались меня удержать кулоном?

Этого мало. Очень мало. Мое презрение к их отсутствию вынудило открыто бросить вызов. И, возможно, поэтому я разделила с ним тот поцелуй.

Я почувствовала, как нить начала распутываться, как только ублюдок начал терзать мой рот. Я до сих пор чувствую его губы, чувствую, как впивается в спину скелет лесного покрова. Безжалостный поцелуй за считаные секунды превратил меня из воина в безропотную овечку. И это заставило усомниться в себе.

За последние несколько дней я провела инвентаризацию, собрала все известные детали, составила новые теории. Но как бы я ни пыталась собрать их по кусочкам – собрать по кусочкам себя, – я лишь продлеваю свое заключение.

Мне нужно отпустить ситуацию. Я обязана отпустить ситуацию. Теперь причин сделать это множество.

Потому что мучительным был не только поцелуй Тобиаса, но и тот факт, что я должна ждать и требовать большего. А люди в моей жизни мешают поверить, что я этого достойна.

Когда отца известили о моем отсутствии на заводе, пришлось ответить на его дотошное письмо и сообщить, что заболела. Его такой ответ удовлетворил, и он потерял ко мне интерес. Роман больше не поддерживает наши фальшивые взаимоотношения. Нет смысла. Скоро он все равно от меня откупится.

Мама звонит все реже и реже. Не знаю почему – может, снова ушла в себя, но не могу же я помогать ей, если она этого не хочет. Как только она разбогатеет, возможно, попробует получить необходимую помощь специалистов. Но это не отменяет того, что в двадцать лет я чувствую себя сиротой.

Я разрешаю себе немного ненавидеть за это обоих родителей.

День за днем мои отношения с ними постепенно сводятся на нет.

Кроме Кристи, ни одной живой душе нет до меня дела настолько, чтобы быть рядом. Чтобы сделать меня приоритетом.

Может быть, исключением служит тот, кто прислал этот кулон. Но даже у него не хватило смелости заявить на меня права, поддержать свое заявление, свое решение. Сражаться за меня. Не так, как ему следовало бы.

И не так, как я бы того хотела.

Моя самооценка пострадала в том числе и по моей вине.

Я не могу избавиться от ощущения, что случившееся с Тобиасом не просто борьба с мужчиной, который спит и видит, как уничтожить меня, а более пристальное знакомство со своим отражением.

Я хотела его, брата Доминика.

Хотела его.

Так сильно, что питаю отвращение к тем частям тела, которых он коснулся.

В душе я безжалостно тру кожу мочалкой, пытаясь избавиться от всех следов, радуясь жжению и одновременно с этим раздражая следы от укусов на шее и груди. Он порвал кожу вокруг соска, и в поцелуе я ощутила медный привкус вкупе с предательством.

Больной ублюдок.

Но если он больной ублюдок, кем являюсь я? Что говорит обо мне факт, что я не могу перестать представлять, что бы случилось, если бы я уступила ему? Дело не только в том, как он меня целовал. Между нами всякий раз, как он оказывается рядом, пробегает разряд, и это неопровержимый факт. Я запомнила свою первую реакцию на него, когда мы только встретились, – сочетание тревоги и шока. Сейчас все несколько изменилось. Сегодня утром, когда