Пропавшие буквы, или Алёша Попов в Муми-доле - Николай Тёмкин

— Потому что тогда оно ещё не появилось, и вообще появилось оно не у меня, а у Глафиры. Я, как увидела, спрашиваю: «Откуда у тебя новый рогач?»

— Рогач? — взволнованно вскочил со скамейки Алёша.

— Рогачом у нас ухват называется, — объяснила Баба Яга.

— Ага, — подтвердила печка. — Так вот, значит, я спрашиваю, а Глафира в ответ…

— Да знаем мы, что она в ответ, — перебил следователь и передразнил законопослушную сестру, — «Съешь моего ржаного пирожка, тогда скажу».

— Вот именно, — бухнула откуда-то из поддувала Авдотья. — Пришлось повозиться, пока выяснилось, что происхождение у этого ухвата самое загадочное. Не было, не было — и вдруг есть. Как раз та история, о каких вы любопытствуете. Я рогач у Глафиры забрала — и сразу сюда. Я ж понимаю, время не терпит. У неё бы вы часа три всё это выясняли.

Следственная бригада в шесть глаз уставилась на ухват. С виду рогач как рогач, ничего особенного. Яга и Лёша продолжали изучать старинный предмет кухонной утвари, а Марусе это скоро наскучило, и она стала зыркать глазами по сторонам. Поэтому первой заметила приближающуюся опасность и крикнула:

— Берегись!

На поляну выбежало невиданное чудище. Тремя прямыми ногами, идущими в один ряд и не сгибающимися в суставах, оно разбрасывало в стороны песок и хрипло дышало на ходу: «Йе! Йе! Йе!» Плоская напряжённая спина. Головы нет. «И хвоста», — успела заметить Маруся перед тем, как чудовище нависло над ней. Хорошо ещё, что избушка умудрилась дотянуться до него своей куриной лапой и отбросить от кошки.

Но трёхногий тут же пришёл в себя. Потеряв интерес к Марусе, которая, распушив шерсть и грозно шипя, отползла ещё ближе к спасительным куриным лапам, он устремился к Бабе Яге. Отважная старуха и не думала спасаться бегством. Выхватив из кольца на печкином стояке рогач, она крепко обхватила руками его деревянную рукоять и выставила металлическую рогатку навстречу трёхногому. «Так, — подумал Алёша, — в старину на медведя ходили, в учебнике истории есть картинка. Не с ухватом, конечно, но похоже».

Чудовище одну за другой совершило в направлении Яги несколько атак, но каждый раз натыкалось на рогатку ухвата и боевой клич: «Вот тебе, Морра, получай!» Осознав бесполезность своих попыток, трёхногий оставил бабушку в покое и бросился к Алексею Попову. «Йе! Йе! Йе!»

Следователь, задумавшийся об особенностях медвежьей охоты далёких предков, промедлил и не успел увернуться. Трёхногий, подпрыгнув, ударил его в грудь и повалил наземь. Само же чудовище опустилось всеми тремя ногами на песок рядом. Оно всё ближе, ближе… И тут, глядя на диковинного зверя с новой позиции, следователь сообразил: это ведь буква — неимоверно выросшая и повернувшаяся на девяносто градусов по часовой стрелке!

— Е, — еле слышно прошептал Алёша, — Е…

Опасность тут же миновала. Следователь вскочил на ноги. Перед ним предстала такая картина: на песке неподвижно лежит огромная буква «Е»; Маруся прижалась к избушкиной лапе и шипит, как закипевший чайник; в сторонке стоит Авдотья; Баба Яга, потрясённая собственной смелостью, застыла, как была, с рогачом наперевес.

Алёша, выравнивая дыхание, присмотрелся к рогатке ухвата. Прищурился. Попросил, как мастер в фотоателье:

— Бабушка, вы не могли бы держать рогач немного погоризонтальней? Вот, так уже лучше. И отойдите чуть-чуть подальше, так будет виднее… Эс!

— Что эс? Что за эс-то? — всполошилась Баба Яга.

Рогатка сама собой соскочила с рукояти и упала на землю большой буквой «С». Бабушка, потрясённая ещё раз, продолжала держать в руках деревянную палку. Опыт, полученный следователем раньше, ясно говорил о том, что беседовать с новонайденными беглецами не имеет смысла: всё равно ничего толкового от них не добьёшься. Вновь в ход пошло уменьшительное зеркало. «Е» и «С» отправились в коробочку, где уже пребывали свидетели Вэ и Восклицательный знак.

— Вот дела-то! — пробасила Авдотья и отправилась рассказывать сестре-близняшке о подвигах следственной бригады и оповещать встречных о продолжающихся поисках всего, что появилось внезапно.

— Мне, — слабым голосом промолвила Баба Яга, — надо успокоительного отвара выпить. Переволновалась. — И она, тяжело опираясь на ветхие перильца, поднялась по ступеням крыльца. Дверь избушки захлопнулась.

Следователь и кошка тоже приводили нервы в порядок: Алёша — сидя на лавочке, Маруся — развалившись рядышком на песке. В синем небе появилась полная луна, круглая-прекруглая.

— Луна? — вслух удивился Алексей. — Что за диво такое? День ещё только клонится к вечеру, солнце палит, — а тут ночное светило…

— Лукоморье, — небрежно успокоила его помощница. — Тут и не такое случиться может.

На крыльцо вышла успокоившаяся Яга. Спустилась на полянку. Зевнула. Устремила взгляд к небосводу. Увидела совершенно несвоевременную луну. Изумилась. Воскликнула:

— О!

Луна резко крутанулась, превратилась в обруч, и он стремительно полетел вниз. Никто и глазом не успел моргнуть, как небесное кольцо, едва не задев старушкины уши, очутилось у неё на шее. От удара Баба Яга даже слегка присела.

— Какое красивое тебе досталось колье, бабушка! — позавидовала Маруся.

— О! — сказал следователь. — Буква «О». Вы её назвали, и она, естественно… — с уменьшительным зеркалом в руке он двинулся в сторону Бабы Яги.

— Остановись! — закричала та.

Но было уже поздно. Неосторожно использованное зеркало сделало своё дело: вместе с буквой уменьшилась и старушка. Малюсенькая Баба Яга стояла с кольцом на шее и пугливо озиралась. Слева к ней подбирался муравей, с ветки вербы с опасным любопытством поглядывала, поводя клювом, хищная синица…

Полный раскаяния следователь едва разобрал тонкий голосок уменьшенной бабушки:

— В коробочку! Скорей! Я хочу в коробочку!

— Конечно-конечно, — поспешил Алёша. — Извините великодушно. И не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.

Крышка шкатулки прочно закрылась. Хищная синица разочарованно отправилась искать пропитания куда подальше.

— Неудобно получилось, — вздохнул Алексей Попов. — Надо будет при первой возможности постараться вернуть бабушке прежний вид, — и быстро обернулся, услышав за спиной чьё-то деликатное покашливание.

Это был Чингачгук, подошедший так тихо, как умеют только индейцы.