Дарт Мол: Взаперти - Джо Шрайбер
Шрифт:
Интервал:
— Спроси у них сам, — огрызнулся Мол и собрался было идти дальше, но человек протянул руку и остановил его.
— Я спрашиваю тебя.
Нейлхед наклонился к нему так близко, что Мол ощутил запах крови у него в бороде. Из его рта разило, как из могилы. Из-под манжеты робы мелькнуло что-то заостренное, желтовато-серое, едва видное на уровне горла, готовое разить.
— А теперь я еще раз спрошу, я сегодня добрый. Что ты им сказал? Ты говорил о том, что было сегодня утром?
— Они хотят встретиться, — ответил Мол.
— Это правда? — Нейлхед облизнул губы. — И где же, по их мнению, должна состояться встреча?
— Вентиляционный туннель 11-AZR. — Мол придвинулся ближе. — Да, и они сказали мне еще кое-что.
— Что же?
— Они сказали, готовьтесь истечь кровью.
Двери турболифта раскрылись в полной тишине.
Садики провела Весто Слифера через вычислительный центр, наполненный перемигивающимися консолями и шкафами с серверными стойками; заполнявшее всю ширину эргономичной, плавно изогнутой стены окно выходило на центральный ангар тюрьмы.
Весь вычислительный центр, казалось, затаил дыхание. Шагавший рядом с комендантом Слифер открыл было рот, собираясь что-то сказать, но остановился, озадаченный, потому что не удалось издать ни звука. Садики кивнула вверх, указав подбородком на сетку из конусов акустической пены, которые крест-накрест выстилали стены и потолок, поглощая каждый децибел шума, рожденного в окружающей среде.
Муун понимающе кивнул. Мгновение они просто стояли и смотрели на молодого человека, работавшего за своей консолью: он изучал потоки данных, полученных предыдущей ночью, проводил диагностику, вносил мелкие коррективы; все это составляло смысл его присутствия здесь.
Наконец Садики тронула рычажок, клинья на стенах и потолке слегка изменили угол наклона, и зловещую тишину будто смыло хлынувшими в помещение извне гулом и грохотом. Одновременно у присутствующих возникло впечатление, будто все находящееся здесь вздохнуло с облегчением.
— В высшей степени впечатляет, — проговорил Слифер, когда к нему вернулся голос. — Полагаю, здесь поработали генераторы «белого шума»?
Садики кивнула:
— Не только они. Также планировка и отделка. Само помещение центра представляет собой безэховую камеру.
— Звукоизолированное помещение?
— Звук не может проникнуть ни изнутри наружу, ни снаружи внутрь, — уточнила она. — Вы что-нибудь знаете о пониженном акустическом сопротивлении?
— Боюсь, это далеко за пределами моей эрудиции.
Садики указала на стены:
— Вот эти клинья из пены расположены под углом девяносто градусов друг к другу. Когда они выровнены, пирамидальные поглотители вызывают непрерывное изменение диэлектрической постоянной. — Она покачала головой. — Все это создает то, что мой брат называет «абсолютно свободным пространством бесконечного размера». Оно буквально пожирает звуковые волны.
— Ваш брат… — Муун покосился на молодого человека, сидящего за главным пультом. — Судя по вашим словам, он очень умный.
— Очень. — Она вздрогнула. — Лично у меня от этого места мурашки по коже.
— Ага. — Муун снова улыбнулся ей. — Вы предпочли бы, чтобы здесь было шумно?
Садики пожала плечами:
— Я предпочла бы, чтобы здесь была жизнь.
— В этом мы с вами сходимся. Здесь настолько тихо… — Муун с возросшим уважением оглядел помещение. — Знаете, в какой-то момент я даже не слышал, как бьется мое сердце.
— Я никогда к нему до конца не привыкну. Конечно, не я придумала все это соорудить.
Подойдя к молодому человеку в сером кителе, Садики наклонилась, чтобы коснуться губами его щеки:
— Ты спишь?
Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и рассеянная, детская улыбка возникла на его лице — лице молчаливого близнеца, ее персонального призрака, будто она только что разбудила его, видевшего приятный сон. Садики знала, что улыбка предназначалась не ей, но это не делало ее менее привлекательной; женщина понимала, что первейшее и главное удовольствие в жизни для ее брата всегда исходило от его алгоритмов.
— Позвольте вам представить моего брата Дакарая, — произнесла Садики. — Дакарай, это Весто Слифер из МБК. Он приехал проверить нашу работу и убедиться, что мы не запускаем руку в чужой карман.
— О нет! — запротестовал Слифер. — Я не стал бы расценивать мою задачу таким образом. — Он решился подойти ближе к стеллажам с носителями данных и модулями их обработки. — Значит, это вы знаменитый Дакарай Блирр? Я много слышал о вас, и все из достоверных источников. — Муун протянул руку. — Рад с вами познакомиться.
Дакарай лишь посмотрел на протянутую ему руку с непроницаемым лицом, отвернулся и взялся за белую керамическую кружку с кофе, украшенную стилизованной эмблемой «Улья-7».
— Вы должны извинить моего брата. — Садики наблюдала, как он берет кружку обеими руками, словно ребенок, и подносит к губам. — Он ни с кем не разговаривает вот уже десять лет.
— В самом деле? — поразился муун. — Даже с вами?
— Боюсь, за это время я не слышала от него ни единого слова, — ответила Садики, внимательно глядя на брата с намеком на грусть — реальную или мнимую, даже она не могла точно определить. — Сейчас я даже не уверена, что смогу узнать его голос.
Дакарай посмотрел на нее. Глаза программиста мерцали над краем кружки, бледно-голубые и слегка водянистые, светящиеся где-то глубоко внутри. При свете мерцающих мониторов Садики они иногда казались почти похожими на серые жидкие кристаллы, словно капельки конденсата, глубоко посаженные на гладком, бледном лице; высокий лоб и аристократический нос разительно напоминали ее собственные. Как и у нее, у брата были черные как смоль, слегка взлохмаченные волосы, неровная челка небрежно падала на лоб.
— Ни единого слова целых десять лет, — проговорил муун, глядя на Дакарая так, словно тот предстал перед ним в совершенно новом свете. — Он дал какой-то обет?
— Не думаю, что это каким-то образом связано с религией, — ответила Садики, нежно проводя пальцами по волосам брата. — Дакарай — знаток беззвучия. Когда мы с ним разговаривали в последний раз, он сказал, что, по его мнению, тишина алгоритмической определенности находится ближе всего к чистой радости из когда-либо им слышанного. Все остальное, включая его собственный голос, лишь отвлекает.
— Я понял.
— Он как-то говорил мне, что математика — это музыка, и она идеальна. И с чего мы взяли, что можем улучшить ее своими воплями и бормотанием?
— Математика — это музыка, — повторил муун; ему явно понравились эти слова. — Снова наши с вами мысли совпадают — и меня от этого факта прямо жуть берет. Что же касается математики... — Он вновь повернулся к консолям. — Предполагаю, именно здесь работает ваша программа? Та система, что управляет поединками, верно?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!