Митрополит Филипп и Иван Грозный - Дмитрий Володихин

Именно из этого знания, из этой простой решимости мерить аршином веры всех и вся выросла невиданная энергия Филиппа и невиданная твердость в делах. Следовало исправить хозяйственные дела монастыря? Он исправил. Следовало заменить неказистые деревянные церквушки великолепными каменными храмами? Он заменил. Следовало позаботиться о братии? Он обеспечил ей достаток. Всякий раз, выполняя свой долг, Филипп видел великие препятствия. Всякий раз перед ним возникали задачи, разрешение которых требовало долгих месяцев и даже лет. Но он двигался к цели, не предаваясь рассуждениям о тяжести и длительности трудов. И достигал ее в конечном итоге.

Итак, думается, «соловецкая притча» в жизни Филиппа – это притча о необыкновенной силе, которую христианин может почерпнуть от крепкой веры.

Спокойная жизнь Филиппа на Соловках кончилась в июне 1566 года. Из Москвы прибыл государев гонец с известием: царь Иван Васильевич желает видеть соловецкого настоятеля «духовного ради совета» и велит ему немедленно собраться для поездки в Москву. Очевидно, посланник открыл тайную суть монаршего приказа: игумену предстояло подняться к митрополичьему сану.

Это была большая неожиданность для Филиппа. К тому времени он достиг возраста 59 лет, считавшегося тогда весьма преклонным. До него немногие доживали в России XVI столетия, а из тех, кто всё-таки доживал, большинство пребывало в дряхлости физической и духовной. Игумен соловецкий собирался мирно окончить дни в стенах монастыря. А до наступления последнего срока планировал поставить еще одну каменную церковь, окончить кое-какие мелкие строительные работы на Большом Заяцком острове да на Святом озере.

В тоске расставался он с милой сердцу обителью, с печалью провожала его братия…

Делать нечего. Филипп еще мог противиться возвышению, к которому двигал его старый настоятель, Алексий, но когда сам государь хотел его возвысить, Филипп, желая того или нет, обязан был повиноваться. Последний раз он вел литургию в стенах монастыря, последний раз причастился, последний раз трапезовал с братией и сел на корабль.

Так закончилась одна притча, рассказанная Богом через судьбу святого Филиппа, и началась другая…

На Московской митрополичьей кафедре Филипп пробыл немногим более двух лет. 25 июля 1566 года его поставили в митрополиты, а в начале ноября 1568 года – лишили сана.

Московская царская летопись сохранила краткое известие о том, как Филипп стал главой Русской Церкви. Вот оно: «Того же месяца июля в 24 день [1566 года], в среду царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии и сын его царевич Иван с своими богомольцы с архиепископы и епископы и со всем еже освященным собором избрал в дом Пречистыя Богородица{ Успенский собор Московского Кремля.} на святый великий престол великих чюдотворец Петра и Ионы на Русскую митрополию после Афанасия митрополита из Соловецкого монастыря игумена Филиппа, и возведоша его того дни на митрополич двор. А июля в 25 день, в четверг, повелением благочестиваго царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии самодержца поставлен бысть на святый великий престол великих чюдотворцов Петра и Алексия и Ионы на Русскую митрополию игумен соловецкий Филипп Колычов».

Когда Филиппа призвали в Москву, митрополия «сиротствовала». Но освободилась она не из-за смерти предыдущего главы Русской Церкви, а совсем по другой причине. Крайне для царя неудобной.

С февраля 1564 года по май 1566-го митрополитом Московским и всея Руси был Афанасий, бывший духовник Ивана IV, возведенный на высшую ступень церковной иерархии – уникальный случай! – из белого духовенства. Его постригли незадолго до принятия митрополичьего сана. Иван Васильевич знал его давно. Этот смелый человек сопровождал царя в том славном походе, когда русская армия взяла Казань. Ему, безусловно, оказывалось самое высокое доверие со стороны государя. Да и прежний митрополит, Макарий, был с ним дружен: вместе они крестили царских детей, вместе «обновляли и починивали» иконы, будучи искусными иконописцами. И вот Афанасий, не спросясь у Ивана IV, сходит с митрополичьего двора в Чудов монастырь. Официальная летопись сообщает, что он оставил митрополию «за немощию велию». Собрался умирать? Вот уж нет: ни в этом, ни в следующем году бывший митрополит не окончит земное существование… В июне Афанасий уже не участвует в большом Земском соборе, который решал вопрос о продолжении Ливонской войны. Отсутствие его подписи под итоговой грамотой покоробило современников. Иван IV никак не проявил своего недовольства Афанасием. Его не казнили, не сослали, ему не объявили опалу. Ему даже позволяли впоследствии поновлять иконы в Успенском соборе. Однако ощутимое напряжение между царем и Церковью появилось. Во времена Макария такого быть не могло.

Между тем у охлаждения между государем и бывшим его духовником имелись веские политические причины. В 1564 году, очевидно, незадолго до учреждения опричнины, митрополит «печаловался» об опальных аристократах, которых Иван IV начал нещадно губить. Это твердо установленный факт. Собственно, печалование об осужденных являлось давним правом Церкви. Она не имела возможности отменить казнь: все права казнить и миловать находились в руках государя, тут он по средневековому русскому законодательству не имел ни малейших ограничений. Митрополит и прочие иерархи могли только напоминать ему о христианском милосердии и любви. Но если от Макария Иван Васильевич готов был такие напоминания терпеть, то Афанасий, как видно, не обладал в его глазах столь же высоким духовным авторитетом. Или, может быть, конфликт с гордой знатью зашел слишком далеко и старания митрополита привели царя в крайнее раздражение.

Уехав из Москвы в Александровскую слободу, Иван Грозный отказался от престола и разразился грамотой, в которой обвинял служилую знать, дворян, приказных людей (чиновников) в изменах, разорении казны, пренебрежении службой. Особая укоризна касалась духовенства: «И в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, также и служилых князей и детей боярских похочет… в их винах понаказати… архиепископы и епископы и архимандриты и игумены, сложася з бояры и з дворяны, и з дьяки, и со всеми приказными людьми, почали по них же государю царю и великому князю покрывати». Митрополит не назван, но царь явно метил в него. Между тем посадские люди получили иную грамоту, где говорилось, что на них Иван Васильевич гнева не держит. Таким образом, Иван IV провоцировал ситуацию, в которой торгово-ремесленный люд столицы мог подняться на бунт против верхушки общества. Русская аристократия и Церковь отправили в Александровскую слободу делегацию – вести переговоры о возвращении царя на царство. Из этих-то переговоров и родилась в январе 1565 года опричнина. Но вот какая деталь: митрополит Афанасий не поехал упрашивать Ивана Васильевича о прощении, о новом утверждении государя на царстве. По его указанию в слободу отправились люди пониже рангом. Как видно, владыке не по душе пришлась царская затея – стравить разные части общества. Иван IV требовал от Церкви не препятствовать казни тех, кого он считал изменниками. Представители духовенства согласились на это условие, но Афанасий всё-таки не освятил эту сделку своим присутствием. Вскоре с плахи скатились головы пятерых служилых аристократов. Их государь считал главными виновниками кризиса. По всей видимости, Афанасий этих казней не одобрил. Царь грубо вмешался в процедуру возведения в сан Коломенского епископа. Афанасий стерпел. У Ивана Васильевича появились основания рассчитывать на абсолютную покорность Церкви. И вдруг митрополит, презрев обещание более не печаловаться об опальных, вступился за боярина Яковлева, впавшего в немилость. Конфликт между главой Церкви и государем принял осязаемые формы. Не решаясь обострять его, Иван IV «отдал вины», т. е. простил боярина.