Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей - Фридрих Ницше

49

Приобретённое, а не унаследованное истощение:

a) Недостаточность питания, часто от неведения в этом вопросе, например, у учёных;

b) Преждевременное эротическое развитие — по преимуществу бич французской молодёжи, особенно парижан, вступающих из лицеев в жизнь уже развращёнными и загрязнёнными и уже не могущими вырваться из цепи позорных склонностей, жалких и презренных в собственных глазах — галерников при всей их утончённости (впрочем, в большинстве случаев это уже симптом расового и фамильного декаданса, как всякая гипертрофированная чувствительность; сюда же следует отнести заразу, исходящую от среды — слепое подчинение влиянию среды также относится к декадансу);

c) Алкоголизм, не как инстинкт, а как привычка, тупое подражание, трусливое или тщеславное приспособление к царящему режиму. Так, подумать только: какое благодеяние — еврей среди немцев! Немцы... О сколько тупости, о эти льняные головы, эти голубые глаза, отсутствие esprit в лице, словах, манерах — это ленивое потягивание, эта немецкая потребность в отдыхе, происходящая не от переутомления в работе, а от отвратительной возбуждённости и перевозбуждённости алкоголем...

50

Теория истощения. — Порок, душевные больные (среди, например, артистов...), преступники, анархисты, — всё это не угнетённые классы, но отбросы всех классов бывшего до сих пор общества...

Усмотрев, что все наши сословия и состояния проникнуты этими элементами, мы поняли, что современное общество не — «общество», не — «тело», но больной конгломерат чандалы{15}, — общество, утратившее силу извергать из себя вредные ему элементы.

Насколько от совместной жизни в течение долгих столетий болезненность проникает всё глубже:

— современная добродетель;

— современная духовность;

— наша наука... как формы болезни.

51

[Состояние испорченности.] Понять взаимную связь всех форм испорченности, и при этом не забыть христианской испорченности{16} (Паскаль{17} как тип); равным образом социалистически-коммунистической испорченности (она как следствие христианской) — с естественнонаучной точки зрения высшая концепция общества представляется низшей в общественной иерархии; испорченность «потусторонности», как будто кроме действительного мира, мира становления, есть ещё мир сущего.

Здесь не должно быть никакого соглашения{18}: здесь надо вычищать, уничтожать, вести войну, — нужно ещё поизвлечь отовсюду христиански-нигилистический масштаб оценки и бороться с ним под какой бы маской она не находилась: так например, — из теперешней социологии, из теперешней музыки, из теперешнего пессимизма (все формы христианского идеала ценности).

Либо то, либо другое истинно: быть истинным значит в данном случае способствовать повышению типа «человек».

Священники, пастыри душ, как негодные, недостойные формы существования. Всё воспитание до сих пор беспомощно, неустойчиво, лишено надлежащей опоры и веса, носит на себе следы противоречия ценностей.

52

Не природа безнравственна, когда она без сострадания относится к дегенератам — наоборот, рост физиологического и морального зла в человеческом роде есть следствие болезненной и противоестественной морали. Чувствительность большинства людей болезненна и неестественна.

От чего зависит, что человечество испорчено в моральном и физиологическом отношении? — Тело гибнет, когда поражён какой-либо орган. Право альтруизма нельзя сводить на физиологию{19}; столь же мало можно это делать и по отношению к праву на помощь, на одинаковую участь — это всё премии для дегенератов и убогих{20}.

Нет солидарности в обществе, где имеются неплодотворные, непродуктивные и разрушительные элементы, которые к тому же дадут ещё более выродившееся, чем они сами, потомство.

53

Существует глубокое и совершенно неосознанное влияние декаданса даже на идеалы науки — вся наша социология служит доказательством этого положения. Ей можно поставить в упрёк, что она знакома по опыту только с формой упадочного общества и неизбежно осуждена принимать свои собственные упадочные инстинкты за норму социологического суждения.

Клонящаяся к упадку жизнь современной Европы формулирует через эти суждения свои общественные идеалы, которые разительно похожи на идеалы старых, отживших рас.

Поэтому стадный инстинкт, завоевавший теперь верховенство, — представляет нечто в корне отличное от инстинкта аристократического общества — ведь от ценности единиц зависит то или другое значение суммы... Вся наша социология не знает другого инстинкта, кроме инстинкта стада, т. е. суммированных нулей, где каждый нуль имеет «одинаковые права», где считается добродетелью быть нулём...

Оценка, с которой в настоящее время подходят к различным формам общества, во всех отношениях сходна с той, по которой миру придаётся большая ценность, чем войне, но это суждение антибиологично, оно само порождение декаданса жизни... Жизнь есть результат войны, само общество средство для войны... Господин Герберт Спенсер{21} как биолог — декадент, таковым же является и как моралист (видя в победе альтруизма нечто желательное!!!).

54

Мне посчастливилось, после целых тысячелетий заблуждений и путаницы, снова найти дорогу, ведущую к некоторому да и некоторому нет.

Я учу говорить «нет» всему, что ослабляет, что истощает...

Я учу говорить «да» всему, что усиливает, что накопляет силы, что оправдывает чувство силы.

До сих пор никто не учил ни тому, ни другому — учили добродетели, самоотречению, состраданию, учили даже отрицанию жизни. Всё это суть ценности истощённых.

Долгое размышление над физиологией истощения обратило меня к вопросу о том, насколько суждения истощённых проникли в мир общих ценностей.

Достигнутый мною результат был до невероятности неожиданным, даже для меня, успевшего освоиться уже не с одним чуждым миром. Я открыл, что все высшие ценности, все, господствующие над человечеством, — по крайней мере над укрощённым человечеством — могут быть сведены к оценкам истощённых.

Из-под священных имён извлёк я разрушительные тенденции — Богом назвали то, что ослабляет, учит слабости, заражает слабостью... я открыл, что «добрый человек» есть форма самоутверждения декаданса.

Добродетель сострадания, о которой ещё Шопенгауэр говорил как о высшей, единственной и основной добродетели, — именно это сострадание признал я более опасным феноменом, нежели любой порок. Решительно идти наперекор родовому подбору и очищению вида от элементов упадка — вот что доныне считалось добродетелью par excellence...