Птица солнца - Уилбур Смит

– Скорее, просто холмы красного цвета, – заметил я.

– И вся эта история с табу. – Салли не обратила внимания на мои слова. – Должно быть, из-за руин. О боже, у меня просто кровь кипит – храмы, полные драгоценностей, реликты и письменные документы целой цивилизации, могилы, оружие…

– Отметь абсолютно беспристрастный, лишенный романтики и исключительно научный подход моей ассистентки, – сказал я Лорену, и он улыбнулся.

– К моему великому огорчению на этот раз я чувствую то же самое, – признал он.

– Да вы поумнели, голубчик, – ядовито откликнулась Салли.

* * *

Было уже два часа дня, когда мы добрались до восточного края котловины, откуда нам предстояло начать движение к холмам по компасу, и почти сразу стало ясно, что сегодня нам туда не добраться. Путь оказался трудным, песчаный вельд хватал машины за колеса и превратил нашу поездку в движение чуть не ползком. Много раз грузовики застревали в песке, и их приходилось вытягивать с помощью четырехколесной трансмиссии «лендровера». Каждый такой случай вызывал продолжительные извинения со стороны шофера и экипажа злосчастного грузовика.

Песок поглотил всякий след недавних дождей, но о них говорили свежая зелень, покрывшая колючие кусты и акации, и – еще более выразительно – буйство диких цветов, которые толстым ковром укрыли все поверхности.

Три долгих года засухи их семена и луковицы спали, ожидая пору изобилия, и теперь алые огоньки короля чаки сверкали среди полей незабудок наманква. Звездные лилии, эрики, золотые газании и десятки других цветов создавали царское зрелище и смягчали утомительность нашего черепашьего продвижения.

На каждой вынужденной остановке я оставлял Лорена ругаться и понукать работников и уходил с фотоаппаратом прочь от машин.

Заход солнца застал нас в пятнадцати милях от холмов, и, взобравшись на верхние ветви акации с плоской кроной, под которой мы разбили лагерь, на востоке у горизонта я увидел холмы. Озаренные последними лучами солнца, они казались оранжево-красными. Я сидел на развилке дерева и смотрел на них, пока солнце не зашло и они не слились с темным небом.

Странное чувство охватило меня, когда я смотрел на далекие холмы. Ожидание загадочной судьбы заполнило душу вялой истомой и меланхолией, вселило беспокойство и неуверенность.

Когда я спустился, Лорен один сидел у костра, глядя на пламя. Он пил виски.

– Где Салли? – спросил я.

– Пошла спать. В дурном настроении. Мы спорили о кровавом спорте и избиении черных. – Лорен взглянул на палатку, которая светилась изнутри.

Мы с Лореном ели жареную печень сернобыка, запивая теплым красным капским вином, а от костра слуг доносилось пение. Поев, мы какое-то время сидели молча, потом прикончили вино.

– Устал, – сказал наконец Лорен и поднялся. – Пойду позвоню Ларкину. Обещал связываться с ним каждый второй вечер. До завтра, Бен.

Я смотрел, как он идет к «лендроверу» и включает рацию. Сквозь шорохи и треск атмосферного электричества донесся пьяный голос Ларкина. Несколько минут, пока Лорен разговаривал, я прислушивался. Потом тоже встал и ушел от лагерного костра.

В темноте беспокойство и неуверенность вернулись. Туши сернобыков привлекли к лагерю стаю гиен, и из колючих зарослей долетал их хохот и визг. Поэтому далеко от лагеря я не отходил. Я подошел к палатке Салли, испытывая удовольствие от ее близости, потом пошел к костру слуг, беззвучно ступая по мягкому песку. Когда я подошел, говорил старик-подносчик. Остальные, сидя на корточках у низко горящего костра, внимательно слушали. Я ясно слышал его слова, и они пробудили мою память. Холодок пробежал по спине, призрачные пальцы коснулись рук и шеи, волосы встали дыбом.

– Зло на земле и в умах людей должно быть уничтожено навсегда.

Эти самые слова я слышал от Тимоти Магебы. Слова были те же, язык другой. Я зачарованно смотрел на источенные временем черты старого матабеле. Он как будто почувствовал мой взгляд, повернул голову и увидел меня.

И снова заговорил, предупреждая остальных: «Осторожнее, тут Паук». Они прозвали меня Пауком из-за маленького тела и длинных конечностей. Его слова как будто освободили слуг от заклятия, они зашевелились, закашляли, поглядывая на меня. Я повернулся и отошел, но слова старика матабеле продолжали звучать в памяти, усиливая беспокойство.

В палатке Салли было темно, у Лорена тоже. Я пошел к себе и долго лежал без сна, слушая лай гиен и гадая, что принесет завтра. Одно было несомненно: к полудню мы узнаем, природное или искусственное происхождение имеют линии на фотографии. С этой мыслью я наконец заснул.

На следующее утро в десять часов с переднего сиденья «лендровера» стали видны холмы. Над самыми высокими акациями, занимая весь горизонт, показались оранжево-красные вершины, высокие – прямо перед нами и уменьшающиеся – по сторонам.

Я вел машину, а Лорен, сверяясь с картой и фотографией, направлял меня к самому высокому месту. Мы увидели на фоне неба группу гигантских канделябров – деревья эуфорбии; эта группа хорошо просматривалась на фотографии.

Холмы достигали в высоту двухсот – двухсот пятидесяти футов, их обращенные к нам склоны, изборожденные складками, разрушенные ветром и дождями, восходили к вершинам почти отвесно. Позже я установил, что они сложены из разновидности затвердевшего песчаника, пропитанного минеральными окислами. Под крутыми откосами поднималась небольшая роща высоких деревьев; было ясно, что эти гиганты питаются из какого-то подземного источника. Их обнаженные корни змеясь ползли по склонам, как разъяренные питоны, а густая темно-зеленая листва представляла приятное разнообразие после тусклой зелени колючих кустарников и акаций. Полоска непосредственно перед холмами, примерно в полмили шириной, была относительно ровной и заросла редким кустарником и выгоревшей травой.

В тишине, которая становилась все более напряженной, я вел «лендровер» через кусты к холмам. Мы все ближе подъезжали к высоким красным утесам, и вот уже пришлось закидывать голову, чтобы увидеть их вершины.

Наконец Салли нарушила молчание, выразив общее разочарование и огорчение.

– Мы должны были бы уже находиться внутри большой главной стены, если она существует.

Мы затормозили у подножия утесов и выбрались из машины, подавленные, не глядя друг другу в глаза. Ни следа города, ни единого обтесанного камня, ни одного холмика, который можно было бы принять за след стены или здания. Девственный африканский буш, где не ступала нога человека.

– Вы уверены, что это то самое место? – спросила Салли, но мы не ответили. Подъехали и остановились грузовики. Слуги выбирались небольшими группами, поглядывая на холмы и переговариваясь приглушенными голосами.

– Ну ладно, – сказал Лорен – пока они устраивают лагерь, осмотрим местность. Я пойду вдоль холмов сюда, а вы вдвоем – в другую сторону. И, Бен, возьми с собой мой дробовик.

Мы пробирались вдоль подножия холмов, среди молчаливых деревьев. Один раз мы вспугнули на высоких ветвях небольшую группу зеленых мартышек, и они с негодующими криками убежали по вершинам. Их ужимки не вызвали улыбки ни у меня, ни у Салли. Временами мы останавливались и осматривались, но в наших усилиях было мало энтузиазма и надежды. В трех-четырех милях от лагеря мы остановились отдохнуть и сели на большой камень, упавший со склона.