Влюбленная Джейн - Рейчел Гивни

Старуха протянула ей листок и спросила:

– Вы готовы пожертвовать этим ради любви?

Джейн пожала плечами:

– Клочком бумаги? Конечно.

– Насколько сильно вы хотите любви? – спросила миссис Синклер.

Джейн задумалась. Мистер Уизерс скоро должен был жениться, и теперь эти воспоминания не имели значения, но она все-таки не могла забыть, как они гуляли вдвоем по саду. Он остановился под большим деревом, чтобы застегнуть пуговицу на манжете, а потом с улыбкой посмотрел на Джейн. Она улыбнулась в ответ. Это был сущий пустяк, ведь они знали друг друга лишь несколько минут, и все же в тот момент она не была одинока. Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого теплого чувства.

Джейн поглядела на миссис Синклер и сказала:

– Я хочу любви больше всего на свете.

Та кивнула:

– Раз вы уверены, то вы ее получите. Давайте запишем ваше желание. – Очинив перо, миссис Синклер перевернула обгоревший листок и что-то нацарапала. – Это подействует только раз. Действие обратимо: вы сможете все вернуть, но, опять же, только один раз. Теперь давайте палец.

Джейн протянула левую руку, и миссис Синклер уколола ее в подушечку указательного пальца острием пера.

– Ой! – На листок упала капля крови. – Вы с ума сошли?!

Старуха прикрыла глаза и произнесла какое-то заклинание. Джейн, нахмурившись, облизнула палец.

– Нужно будет сказать вот эти слова, – промолвила миссис Синклер и занялась своей капустой.

Джейн рассмеялась:

– Прошу прощения… Это что – все?

– А чего вам еще? – возразила старуха.

– Куда мне идти? Кому вы намерены меня представить? Надо полагать, каплей собственной крови я заплатила за знакомство с каким-то мужчиной? Ничего не понимаю…

– Я не буду никому вас представлять. Вы встретите его сами.

– Да кого? – не успокаивалась Джейн. – Кого я встречу?

– Его, – повторила миссис Синклер и, вернув гостье обрывок рукописи, больше ничего не сказала.

Джейн взяла листок, встала и растерянно оглянулась. Очевидно, странная сваха больше не собиралась уделять ей внимание. Захрустела капуста, нож застучал по столу. Джейн со вздохом произнесла:

– Ну, тогда я пойду?

Старуха ответила молчаливым кивком. Джейн вышла, еще раз глубоко вздохнув. Внутри у нее все кипело от разочарования и досады. Лишь только она вновь оказалась на мощенной булыжником улочке, к ней тотчас приблизилось какое-то дьявольское создание, с головы до ног покрытое сажей. На черном как смоль лице сверкнула белая улыбка. Джейн ахнула и в испуге отпрянула.

– Добрый вечер, мисс, – произнесло безобразное существо, дотронувшись до полей грязной шляпы.

Это был не дьявол, а всего лишь трубочист, перепачканный копотью. Щетки с длинными ручками отягощали его плечи. Он возвращался домой после дневных трудов.

Другой человек протопал мимо, таща за собой тележку, на которой стояла зловонная бочка, полная скользких угрей.

– Прочь с дороги, глупая гусыня!

Тележка подпрыгнула, хлюпнув склизким чешуйчатым грузом.

– Но я здесь по делу, сэр, – ответила Джейн.

– Тоже мне дело! – расхохотался мужчина. – Вы одна из тех девиц, что жаждут любви. Они днями и ночами сюда ходят.

– Зачем?

– Чтобы их облапошили. Старуха – шарлатанка. Ее добыча – дуры припадочные.

Мужчина усмехнулся и, покачав головой, потащил свой пахучий товар дальше. Джейн закрыла глаза. Какая она глупая! Странное воодушевление, с которого начался этот день, утонуло в копоти Чипсайда. Отчаяние и боль уязвленного самолюбия возвратили Джейн к действительности. Теперь она ясно видела себя легковерной дурочкой, которая, уступив неразумной прихоти, явилась в Лондон и стоит совсем одна посреди убогой грязной улицы. Глупое сердце громко застучало. Она приказала ему умолкнуть, чтобы не усугублять своего положения – и без того смешного и жалкого.

Уныло шагая вдоль зловонной Темзы в сторону собора Святого Павла, Джейн даже не прикрыла носа. На Пикадилли она села в почтовую карету, где на сей раз оказалась единственной пассажиркой, и отправилась домой.

У дома Джейн ожидала целая ассамблея. Перед Сидни-Хаусом собрались все его обитатели, добрая половина населения Саттон-стрит и даже кое-кто с Грейт-Палтни-стрит. Судя по озабоченным взглядам, произошел какой-то скандал, ради наслаждения которым стоило отложить ужин. Джейн хотела было подойти поближе и узнать, какое семейство постигло несчастье и в чем оно заключалось, но вдруг застыла и спряталась на углу за изгородью. Из дома вышла миссис Остен с мокрым от слез лицом. Констебль, кивая, стал слушать ее и записывать что-то в книжицу. Маменькины волосы, всегда изысканно завитые и уложенные, были влажны и безвольно свисали из-под шляпки для верховой езды. Ее любимое синее платье, всегда безукоризненно чистое и накрахмаленное, было запачкано, а правый рукав и вовсе порвался. На мягкой щеке краснела длинная тонкая полоса – по-видимому, царапина, оставленная веткой. Джейн нахмурилась. Что с матушкой? Никогда в жизни она не видела ее в грязной одежде и с мокрыми волосами.

В следующую секунду Джейн, содрогнувшись, поняла, в чем дело. Она отсутствовала весь день, а уезжая, не оставила записки, в которой говорилось бы о намерении посетить друзей или совершить с ними прогулку. Мама, наверное, всюду ее разыскивала.

Джейн внимательнее оглядела собравшихся соседей. Впереди, как пастушья собака возле стада, маячила леди Джонстоун. Болтая со всеми, она едва ли не прыгала от радости. Она и ее приятельницы будут долгие годы вспоминать это как большой остеновский скандал. Если дочь пастора, никому ничего не сказав, исчезла из дома, причина может быть только одна, причем несовместимая с добродетелью. Толпа трепетала, с нетерпением ожидая, когда грехи падшей женщины выплывут наружу.

Джейн посмотрела на мать: явно не разделяя всеобщей радости, миссис Остен не обращала на собравшихся никакого внимания. Она говорила только с констеблем, показывая ему портрет Джейн, написанный Кассандрой. Сходство было слабое, нос получился острым, как клюв, да и вообще художница, по правде говоря, спешила. И все же матушке это показалось лучше, чем ничего. Наверное, она перерыла весь дом в поисках портрета младшей дочери. Джейн даже не думала, что мать знает о существовании этой плохонькой картинки, но миссис Остен с нежностью держала портретик в руках и тотчас смахнула каплю, упавшую со шляпы полицейского. Джейн захотелось подойти к матери и с улыбкой прикоснуться к ее руке. Вероятно, они могли бы сказать друг другу то, чего никогда прежде не говорили. Однако воспоминания о горящей рукописи были еще слишком живы. Джейн осталась стоять в стороне, безмолвно наблюдая материнские страдания. «Как любим мы наказывать тех, кто нам дорог!» – подумалось ей. Кроме того, она опасалась, что не найдет в себе сил, чтобы выйти к родным прямо сейчас, в присутствии всех этих почтенных матрон, рыбных торговок и прочих взволнованных жительниц города. Можно было предположить, какой эффект произведет ее появление!