Радость моих серых дней - Екатерина Дибривская

– Ненасытная, – похотливо шепчет он мне в рот. – Я не буду тебя долго мучить. Всё случится быстро.

Мне становится страшно от его обещания. Думаю, сейчас возьмёт и на член свой огромный натянет. Пугаюсь, отказаться хочу. И хочется, и боязно. Он… Такой большой. Совсем не как палец. Если палец с трудом вынесла, то как его принять смогу?

Но Тихон, кажется, и не думает об этом.

Рвёт меня на части своими дерзкими поцелуями, грудь терзает до боли да пальцами массирует по влажности.

– Сейчас я снова войду, – предупреждает.

Закрываю глаза, чувствуя давление. Распахиваю от удивления, что сразу два пальца входят. Скользят в меня. Туго наполняют.

– Такая мокрая, – шепчет Тихон. – Идеально готовая.

Краснею от его взгляда. Обжигающего. Воспламеняющего. Порочного.

Тихон шею мою целует. Кожу нежную зубами прихватывает. Трёт всё внутри. И снаружи.

Нет сил сопротивляться. И я тону.

Бьюсь в его руках. Крепко держит. Ждёт, пока дрожь не остановится. Несёт и на полку сажает. Целует глубоко.

– Сейчас я приду, – говорит. – И помою тебя. Отдыхай.

– Куда ты, Тихон? – спрашиваю.

– Разденусь и сразу назад, – усмехается. – Одну тебя не оставлю.

Входит через пару минут. Обнажённый. Я краснею и глаза отвожу.

– Не надо пугаться, девочка, – шепчет Тихон. – Я хочу тебя до боли, так, что искры из глаз могут посыпаться, но, пока не станешь готова, пока не пойму этого, и пальцем тебя не коснусь.

Кривит губы в усмешке, довольный своей шуткой. И я краснею ещё больше от его не озвученных обещаний.

Будет касаться, пока полностью не овладеет.

Но с огромной плотью, что вверх гордо поднята, с венами вздутыми, багряной, гладкой, бархатной, нужно что-то делать.

О таком я тоже в книгах читала. Знаю, что вредно такое перевозбуждение.

Поднимаюсь, беру мочалку и в таз опускаю. Мылю. Руками в густую пену взбиваю. Подхожу к удивлённому Тихону.

Облизываю губы дрожащие и говорю:

– Я тебя первым помою, Тихон, – стыжусь своих слов. – Хочу тебе приятно сделать. Расслабься и получай удовольствие.

Он врезается в мои губы и жадно целует. А потом кивает. Могу начинать.

Руки трясутся, что делать, я и не знаю. Куда мне до его рук умелых!

Начинаю тереть его мочалкой со спины, с шеи, постепенно вниз спускаюсь. Дохожу до мясистых крепких бёдер и перехожу на лицевую сторону. Тру шею, грудь, живот. И откладываю мочалку в сторону.

Провожу осторожно по вздыбленной плоти руками мыльными. Такой твёрдый! Просто камень! Огромный, как скала. Горячий, как лава.

Тихон затаил дыхание. Меня боится испугать. Словно я сейчас и так не умру со страху.

Глажу ствол двумя руками. Ритм задать пытаюсь. Огромное тело мужчины дрожит под моими ладонями. Страстью объято.

– Да-а-а-а, – выдыхает мужчина. – Сожми чуть крепче, милая!

И я сжимаю. И он дёргается в моих руках. На лице – чистое блаженство. Семя струёй обжигающей льётся на мои руки.

Мужчина шумно выдыхает и прижимается лбом к моему. Заглядывает в глаза.

– Сегодня было быстро, – говорит. – Потому что я целый день на взводе от тебя. В другой раз будет медленнее.

И целует меня.

Быстро смывает с себя пену, намыливает меня, поливает чистой водой. Закутывает. Одевает. Несёт в дом.

В моей голове туман. Устала.

Стоит только голове на подушку упасть, блаженно закрываю глаза.

Чувствую на краю сознания, как Тихон ложится рядом. Прижимается к моей спине грудью гранитной. Обнимает меня и к себе притягивает, так, что я попой ощущаю его твёрдость.

– Спокойной ночи, моё сокровище, – шепчет мне на ухо.

От него исходит жар, и я засыпаю.

Он.

Поражённый в самое сердце, лежу и не могу глаз сомкнуть. Удивила меня девчоночка. Кошка моя ненасытная. Спит довольная. Утомлённая. И ко мне только теснее жмётся.

Тяжело вздыхаю. Плоть свинцом наливается от воспоминаний о сегодняшнем дне. О вечере нашем. О том, как легко отправить её парить на волнах оргазма. И о том, как я сам, словно мальчишка, воспарил от невинных прикосновений тонких рук.

Ухмыляюсь. Встаю и выхожу на мороз. Закуриваю. Витюша выходит ко мне.

– Долго вы умываетесь, – вздыхает и затягивается.

– Скажи ещё, что заскучал, – смеюсь.

– Нет. Но в следующий раз я первым пойду умываться.

Идёт к бане. Ворчит под нос. А я смеюсь ему вслед.

***

Просыпаюсь один в кровати. Шарю рукой по пустоте. Поднимаюсь.

Девчоночка моя с Витюшей во дворе прогуливается да с Полканом играет. Смеётся над рассказами боевого друга.

Вот тебе и защитник, что глаз обещал не спускать.

Гляжу на часы, а время к полудню приближается.

Выхожу за дверь.

– Тихон, – кричит она. – Одевайся теплее! Ты чего раздетый вышел?

Бежит ко мне. Румяная от мороза. Прекрасная.

Подхватываю её на руки и разглядываю. Налюбоваться не могу.

– Идём, я тебе чаю налью, – улыбается.

Хочу сказать, что кофе пью. Чёрный. Исключительно. Но понимаю, что действительно хочу чай. Думаю, яду предложит – и то отказаться не посмею.

– Как спалось? – спрашиваю.

– Хорошо, спасибо. – Её рука передо мной с заварничком. – Тебе, вижу, тоже хорошо спалось.

– Да, – протягиваю. – Давненько так не спал.

Улыбается. Глядит на меня. Ставит заварник. Рядом садится. Беру её руку. К губам подношу. Вдыхаю запах нежной кожи. Прохожусь поцелуями от запястья до кончиков пальцев. Такое вот утро. Доброе.

– Завтрак приготовить? – спрашивает. – Или обедать раньше сядем?

– Как тебе удобно, – отвечаю.

Она колдует у плиты, а я покурить иду. Витюша на улице мнётся.

– Ты чего здесь? – удивляюсь.

– Да непривычно, что ты теперь не один. Вроде как я – третий лишний.

– Мне и самому непривычно, – признаюсь. – Не знаю, как относиться к этому. Не понял пока. Ты вот смотришь на меня, радуешься. А я думаю: не сошёл ли с ума на старости лет? У нас почти двадцать лет разница. Она мне в дочери годится, Витюша.

– Любви все возрасты покорны, – подумав, изрекает друг. – Ты мне вот что скажи: уверен ли ты, что, кроме как в постели, она тебя привлекать будет? Ты, конечно, много лет в лесу живёшь, но… вернёшься с ней в город однажды. А дальше что?