Мамин интеллект. Как рождение детей делает нас умнее - Кэтрин Эллисон

Даймонд опубликовала отчет по эксперименту в 1971 году, но, по ее словам, «никто не обратил внимания». Поэтому, несмотря на собственное неугасающее любопытство, она оставила изучение данного вопроса. «Лишь гораздо позже, когда другие женщины преуспели в этой и смежных областях, – говорит она, – мой вклад также был признан».

На самом деле в 1960–1980-х политика затормозила научные исследования, привлекавшие внимание к обусловленным полом различиям в строении мозга. Определенно к ним относилась и разработка темы о влиянии репродукции на женщин. Феминистически настроенные ученые: социологи, психологи, социальные антропологи, казалось, не пропускали ни одного предположения о том, что женщины от природы расположены к заботе о потомстве. Они боялись (и не без оснований), что в результате их сдадут в утиль как безмозглых мамаш, тогда как именно в это время женщины-профессионалы вставали на крыло, добивались успеха в областях, где раньше главенствовали мужчины. Сьюзен Фалуди писала в своем бестселлере «Ответный удар: Необъявленная война против американских женщин»: «"Различия" – новое волшебное слово, его твердят, чтобы лишить энергии феминистическое движение за равенство».

Сара Раддик, автор «Материнского мышления», вспоминает, какой яростной критике подвергалась за свою «традиционность»: она «излишне» акцентировала внимание на различиях между мужчинами и женщинами, как бы предполагая, что матери могут видеть мир иначе, хотя Раддик подчеркивала, что перемены возникают благодаря родительскому труду, а не врожденным различиям.

Выдающийся социолог Элис Росси, основатель Национальной организации женщин, после доклада 1983 года, посвященному «биосоциальным перспективам родительства», подверглась сходной критике. «Я предположила, что между полами существуют генетические различия, важные для первичных ролей мужчин и женщин, и попытки общества переменить ситуацию и добиться равенства полов, утверждая, что половые различия – исключительно вопрос различной социализации, обречены, – вспоминает она. – Напротив, мужчинам понадобится компенсаторно развивать навыки заботы, а женщинам – настойчивости и уверенности. Но феминистки не хотели об этом слышать. Они продолжали утверждать… что любые различия между полами, которые мы наблюдаем, обусловлены ролями, которые навязало женщинам обществом».

Однако, согласно мнению Марка Джорджа, специалиста Медицинского университета Южной Каролины, к 1993 году такое отношение к проблеме практически осталось в прошлом. Джордж работал тогда в Национальном институте здравоохранения: он проводил сканирование мозга мужчин и женщин, вспоминавших грустные события собственной жизни. Он обнаружил, что у женщин, заново переживающих эти воспоминания, активируется больше областей мозга, чем у мужчин. Возможно, это объясняет, почему женщины страдают от депрессии в два раза чаще. «Они сияют, как звездное небо», – описывает Джордж результаты сканирования. Осознавая значение своего открытия, Джордж тем не менее переживал, не окажется ли эта тема – фундаментальные различия мужчин и женщин – табуированной. «Я ознакомил с результатами эксперимента группу ученых. Они сказали мне: "Вперед! Иди и публикуйся!", – вспоминает он. – И пока я разбирался с процессом публикации, тема превратилась из абсолютно запретной в модную! Было невероятно увлекательно наблюдать, насколько изменилось общество». Это освободило ученых, позволило им следовать за своей интуицией и искать более глубокое понимание трансформационной механики, задействованной в родительстве.

Пока Тара Магнусон, доброволец в йельском эксперименте по сканированию мозга, готовится к фМРТ, Джеймс Суэйн озвучивает вопросы по списку: «Брекеты на зубах? Осколочные ранения? Металлические пластины в черепе? Кардиостимулятор?» Магнусон слушает и отрицательно мотает головой на каждый вопрос, на ее лице приклеена улыбка, регулярно сопровождающая хронический недосып. Параллельно она виртуозно готовит Александра к тому, что скоро уйдет. Не отводя взгляда от Суэйна, чтобы лучше сосредоточиться на вопросах, она прячет младенца под блузой, кормит его, помогает срыгнуть, прикладывает к другой груди. Нетерпеливое мычание малыша вскоре сменяется довольным агуканьем.

Эффективно решая несколько стоящих перед ней задач: точно отвечать на вопросы Суэйна, удовлетворять потребность ребенка в еде, нежности и нормальном пищеварении, не показывать грудь всем присутствующим – Магнусон кажется небольшой ожившей иллюстрацией к теории Пола Маклина, прогрессивного психиатра Национального института здравоохранения, по сути косвенно ответственного за все происходящее сегодня с Тарой. Маклин много работал над созданием завершенного, позитивного образа материнского мозга, подчеркивая его уникальное эволюционное воздействие на социальные связи и язык. Он первым предложил сканировать мозг молодых матерей.

«Более 180 миллионов лет женщина играла центральную роль в эволюции млекопитающих», – пишет Маклин. По его теории, материнское поведение привело к отделению млекопитающих от рептилий около 250 миллионов лет назад. Материнская забота ящерицы сводится к тому, чтобы отложить яйца и уползти по своим делам. Но все млекопитающие, эволюционировавшие из тех никчемных мамаш, сегодня разделяют три базовых поведенческих принципа, истоки которых – в материнско-детской связи. Они используют язык, выкармливают потомство и играют. Это поведение возникло, возможно, потому, что в семье было необходимо поддерживать мир между детенышами одного помета, конкурирующими между собой.

Самая известная теория Маклина гласит, что человеческий мозг физически развивался параллельно с этими поведенческими изменениями. Маклин ввел концепцию «триединства» или мозга «три-в-одном», цельной системы, управляющей базовыми функциями организма, эмоциями и мыслями. Самая древняя, базовая и надежно укрытая часть – известная как «рептильный мозг» – это стержень мозга, полосатое тело (стриатум) и части таламуса. Ствол головного мозга контролирует непроизвольные функции: дыхание, сердечный ритм, рефлексы. Стриатум управляет мотивацией, определяющей наши действия, и автоматизированными привычками (например, мы, не задумываясь, берем ключи, выходя из дома). Части таламуса важны для обработки сенсорной информации, например, когда мы дотрагиваемся до горячей плиты.

Позднее эволюционировал «эмоциональный мозг», располагающийся над «рептильным», иначе говоря – лимбическая система. Она включает амигдалу (миндалевидное тело размером с орех, ответственное за страх и другие внутренние реакции, важные для самосохранения), гипоталамус (центр гормональной секреции) и похожий по форме на морского конька гиппокамп (слово происходит от греческого hippo – «конь» и kampos – «чудовище»), в ведении которого, как упоминалось ранее, находятся память и обучение.

Наконец, существует также «новая кора», неокортекс, внешняя, самая молодая часть мозга. Им обладают все млекопитающие, но больше всего неокортекс (в некоторых источниках просто кора головного мозга) у человека; он отвечает за критическое мышление, гибкость, язык и долгосрочное планирование. На протяжении нескольких миллионов лет эволюции – до появления человека и после – бóльшую часть времени мы прожили без всякого представления о физике и французской литературе, а основной задачей неокортекса была помощь млекопитающим в выстраивании социальных взаимодействий, в том числе укреплении детско-родительских связей и отношений с другими взрослыми, от которых также зависят шансы малышей на выживание.