Девонширский Дьявол - Дмитрий Безуглый

— А как еще о нем говорить? — вкрадчиво произнесла Уитни Милтон, затем сделала несколько шагов вглубь комнаты и грациозно присела на кровать чуть в стороне от дочери. — Я очень хорошо знаю их породу. Норберт в молодости таскался по девкам, равно как и его отец Хамиш. И вот теперь Алисдэйр проявляет исконно мужское качество всех Эддингтонов. А ты, глупышка, сохнешь по этому бабнику!

— Да хватит же! — взвилась Джиневра, бросая гребешок на стол. — Неужели тебе доставляет удовольствие говорить мне все эти гадости?

— Отнюдь, — с безупречным спокойствием возразила баронесса. — Я просто хочу тебя образумить.

— Неужели?! За что ты так ненавидишь его?

Руки Джиневры были крепко сжаты в кулачки, ее глаза сверкали от возмущения и переполнявших эмоций.

— Ошибаешься, девочка моя. Нет никакой ненависти, — на какое-то мгновение по лицу Уитни пробежала тень презрения, однако тут же испарилась, уступая место маске сдержанности и напускного безразличия. — У меня больше опыта и информации, которая позволяет мне делать такие выводы. И основываясь на них, я хочу тебя уберечь.

— От чего? Это всего лишь твои фантазии! Алисдэйр не такой, и те слухи, на которые ты опираешься, — также всего лишь слухи!

— Бог мой, какая же ты глупышка!

— Не говори со мной, как с дурочкой! — Джиневра вскочила на ноги, ее дыхание участилось.

— И не собираюсь, — баронесса также встала с кровати. — Ибо ты ею и являешься! Неужели ты не понимаешь, что безразлична ему? Ведь он даже не смотрит в твою сторону! Или думаешь, у него в Лондоне мало девиц, которые с легкостью дадут ему то, что он пожелает?

Гнев резко сменился отчаянием. Джиневра и сама не раз думала об этом, но в силу своей любви гнала подобные мысли прочь из своей головы. Однако они с регулярным постоянством возвращались, и теперь не без помощи «добрейшей» маменьки. Слезы потекли из глаз девушки, она закрыла лицо руками и зарыдала, уже совершенно не сдерживая нахлынувшую обиду. Где-то внутри стало очень больно и безумно жалко саму себя.

— Джинни, девочка моя, — вновь немного приторная тональность и нотки показной жалости, что раздражало еще больше. Ведь Джиневра знала жестокий характер своей матери и ее уникальную способность наслаждаться чьим-то горем или душевными муками.

— Хватит так называть меня! — закричала она и выбежала из комнаты.

Быство спустившись по лестнице, Джиневра выбежала из дома, чувствуя, что ей больше невмоготу находиться в нем. Скрывшись в любимом уголке сада, она продолжала плакать и злиться на мать одновременно. За ее жестокую правоту. Кое-как успокоившись по истечении непродолжительного времени, Джиневра решила развеяться и прогуляться улицами деревни, тем более, что скоро она увидит своих подруг Бетси Тернер и Мариссу Эддингтон. Надежда на то, что последняя сможет вскользь упомянуть что-либо обнадеживающее о своем старшем брате, была маленькой, но все же была. И она придавала сил, даже какой-то скрытой веры, что еще не все потеряно, что еще может произойти нечто, и судьба соблаговолит подарить ей возможность быть рядом с любимым. Хотя сама Милтон прекрасно понимала, что Марисса втайне завидует ее красоте и не желает видеть ее рядом с Алисдэйром в силу этой зависти, скрыто наслаждаясь ее страданиями. Дурочка! Пусть лучше присматривает за своим мужланом Ройлом Фармером, пропахшим свежеиспечённым хлебом.

Джиневра пошла тихой центральной улочкой в сторону парка, располагавшегося вдоль реки. Долгий и скучный дождь наконец прекратился, оставляя после себя сырую прохладу и грязные, местами со скоплением воды, улицы. Многочисленные ручейки текли по мостовой, унося с собой земляную жижу. Проходящие мимо люди вежливо приветствовали девушку, которая грациозно кивала в ответ, уже окончательно успокоившись после очередного неприятного разговора с мамой. Подобрав подол платья повыше, чтобы не испачкать его, Джиневра Милтон аккуратно переступала через лужи и островки намытой грязи. Из кузницы раздавались мерные удары молота о наковальню, мимо нее по мостовой проскакал всадник, торопясь куда-то и совершенно не заботясь о разлетающихся брызгах из-под копыт его скакуна, а из таверны на площади доносился гомон уже изрядно подпитых голосов, которые, как всегда, живо обсуждали очередную пикантную тему, коротая время за кружкой доброго эля. Не стоило обладать большим умом, дабы догадаться, что таковая была об убийстве Элеонор Тоу и Сатане, разгуливающем по окрестностям графства и оставляющем следы на земле. До встречи с подругами оставалось еще много времени, и Джиневра, дав волю своему любопытству, решила как можно ближе подойти к таверне и послушать, о чем именно толкует народ. Вдруг услышит что-нибудь пикантное и сможет поделиться этим с Мариссой и Бетси.

— А я тебе и говорю, что никакой это не дьявол! — услышала девушка, когда оказалась неподалеку от настежь распахнутых окон и дверей питейного заведения.

— А кто же тогда следы в лесу оставил? А?

— Женушка твоя толстозадая! — гоготнул третий голос, чем вызвал всеобщий смех.

— Иди к черту!

— Все просто, — продолжал первый. — Элеонор, царствие небесное, очень красивая…

— Была.

— А… ну да… была. Вокруг нее парни так и вились. Вот у кого-то нервишки и не выдержали — убил бедняжку в приступе ревности.

— Так просто?

— А чего тут сложного? Только дубина констебль — сущий размазня! Прижми каждого, да покрепче, у виноватого нервишки и не сдюжат!

— А… ик… следы? — вопрошающий, видимо, был уже хорошо подпитым.

— Тьфу ты, черт! Да зверь какой пробежал! Мало ли чего? А вы, олухи, в эти басни верите!

— Но девчонку изрядно подрали, — вставил другой голос. — Слыхали? Все брюхо выпотрошили, как требуху у рыбы! Скажешь, из-за ревности? На кой черт так кромсать? Штрыкнул пару раз, и дело с концом. Ан нет!

— Да кто его знает! Может, псих какой-то!

— Последнее время ее видели с Селби. Вроде как они встречались.

— Хочешь сказать, что это он?

— А почему нет? Про молодого виконта, наверное, знаете? Ну, что он также долго дружбу с Тоу водил?

— И чего?

— А ничего! Он пару недель как вернулся уже.

— Сынишка Норберта? Славный малый! К чему клонишь? Что это он убил?

— Совсем рехнулся! Кончай налегать на кружку, раз такую чепуху несешь! Я просто сказал, что он вернулся из Лондона, а Элеонор влюблена в него…

— Была.

— А… ну да… была. Может, они это… ну снова… того. А Селби заревновал.

— Так это Селби ее убил?!

— Да мне почем знать! Но мог же! Из ревности.

— Если каждую вот так резать только из-за того, что она водит дружбу с молодым Эддингтоном, — то это чего? Пол графства перерезать надо?

Лицо Джиневры покраснело от стыда и возмущения. Пьянчуги! Да как они смеют говорить такое?! О нем! О ее Алисдэйре!