Плач палача - Наталья Рощина

Словно нарочно, Антон Савельевич завел порядок, при котором журнал посещения теперь лежал не в коридоре на подоконнике, а на столе в его кабинете. Так что рабочий день начинался с приветственных слов, которыми он встречал вошедших. Утро для Алевтины начиналось со стресса. Она начинала волноваться, едва поднявшись с постели. Тщетно отвлекала себя по дороге к институту, а подходя к кабинету Гринева, чувствовала, что у нее становится сухо во рту и язык перестает повиноваться. Самым страшным для нее было показаться глупой дурочкой, которая не в состоянии даже нормально поздороваться. Она бодро входила в открытую дверь кабинета и, улыбаясь, произносила: «Доброе утро», получая в ответ неизменное: «Доброе, Алевтина Михайловна, теперь наверняка доброе». Она опускала глаза и, чувствуя, что краснеет, спешила выйти в коридор, где прижимала руку к груди. Сердце пускалось вскачь, Алевтина боялась, что грудь ее вздымается слишком высоко и часто. Ругая себя, она открывала дверь лаборатории и, надев халат, принималась поливать цветы. Это успокаивало. Алевтина улыбалась: расслабившись, она вспоминала пристальный взгляд карих глаз, озорно смеющихся ей каждый день. Она не пыталась задавать себе вопросы. С некоторых пор она предоставляла времени расставлять все по местам по собственному усмотрению.

Встретить Новый год было решено всей лабораторией. Алевтина не понимала, как это у нее получилось: она вдруг предложила собраться у нее. Раньше она не позволяла подругам, знакомым захаживать к ней в гости. Алевтина постоянно придумывала несуществующие поводы, чтобы избавиться от непрошеных гостей. Исключение составляла только Соня. К ней Алевтина прониклась доверием, немаловажной причиной этого было то, что Соня умела не докучать и всегда оставляла Алевтину раньше, чем та успевала устать от общения с ней. Одним словом, предложение Алевтины, естественно, вызвало недоумение. Отшельничала по полной программе столько лет, а тут – сама изъявила желание, отказываться причин не было.

Аля вскоре пришла в себя, осознав, что сотворила. В ее уют войдет десяток совершенно чужих этим стенам людей! Нет, этого нельзя допустить. Она вдруг испугалась, решив на следующий же день сказать, что передумала. Но утром, войдя в кабинет Гринева, как обычно, первой из сотрудников, услышала в ответ на свое приветствие непривычный текст:

– Доброе утро, Алевтина Михайловна. Знаете, а я очень рад, что мы соберемся у вас. Я имею в виду Новый год.

– Да? Я тоже рада, – выдавила из себя Алевтина, понимая, что путь к отступлению закрыт.

– Вы наверняка прекрасная хозяйка.

– Обычная, Антон Савельевич. Впрочем, через четыре дня вы сами в этом сможете убедиться.

– Договорились, – загадочно усмехнулся Гринев и опустил голову, показывая, что разговор окончен. Уже вслед выходящей Алевтине он произнес: – Для меня это будет первое знакомство в неофициальной обстановке с коллективом.

Алевтина остановилась в проеме двери, понимающе кивая головой, но Гринев добавил, продолжая что-то писать:

– С коллективом… и с вами, – после этих слов он медленно поднял голову и уже без улыбки прямо посмотрел Алевтине в глаза. Та потеряла дар речи, часто мигая и дыша открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. – Я смутил вас, простите.

– Я пойду? – вопросительная интонация удивила Гринева.

– Конечно.

Алевтина долго открывала дверь лаборатории, потому что ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Наконец, оказавшись внутри, она села за свой стол и долго сидела неподвижно, положив ладони на колени. В такой позе ее застала Соня.

– Привет, Аля, как дела? – защебетала она с порога, но, увидев лицо подруги, подошла и нахмурила брови. – Что случилось?

– Ничего.

– На тебе лица нет.

– А что вместо него? – кисло улыбнулась Алевтина.

– Маска из мела, которая пытается улыбаться.

– Это точно я, можешь пощупать.

– Так что же случилось? – настойчиво спросила Соня, понижая голос до громкого шепота.

– Ничего, я ведь сказала уже. Плохо себя чувствую.

– Может, пойдем в медпункт?

– Спасибо, мне лучше, – в подтверждение своих слов Алевтина поднялась и сняла с вешалки халат. При этом она неловко повернулась, зацепив лежащую на углу стола кипу папок, бумаг. Они упали на пол, сделав бордовый линолеум белым.

– Я помогу тебе, – поставив сумку на стул, сказала Соня. Присев, она начала собирать исписанные листки. Алевтина делала то же самое, но втрое медленнее. Потом взяла подругу за руку, показывая этим, что просит ее внимания.

– Соня, я боюсь.

– Чего?

– Ты оказалась права.

– В чем?

– Я попалась, – трагическим шепотом ответила Алевтина. Она поднялась и положила несколько подобранных бумаг на стол. За спиной она почувствовала горячее дыхание Сони. Убедившись, что они все еще одни в комнате, добавила: – Никогда не думала, что со мной произойдет что-то подобное.

– Давай мы поговорим об этом после работы, – с опаской поглядывая на стеклянные двери, сказала Соня. Она понимала, как важно Алевтине выговориться, но в любую минуту в комнату могли войти. Женский коллектив не располагал к откровениям. Как говорила Людмила Семеновна: «Кажется, здесь у стен есть уши». – Извини, что я прерываю тебя, но это для твоего же блага.

– Хорошо, спасибо, – улыбнулась Алевтина дрожащими губами. – Поужинаем у меня?

– Договорились.

Весь день у Алевтины все валилось из рук. Это было заметно настолько, что руководитель группы предложила ей немного раньше пойти домой.

– Идите, Алевтина Михайловна. Ничего срочного на сегодня нет. Кажется, вы плохо себя чувствуете?

– Да, Людмила Семеновна. Что-то с самого утра.

– Идите, дорогая. Я придумаю что-нибудь, если вы вдруг понадобитесь Антону Савельевичу. Но, надеюсь, все будет как обычно – он никогда не контролирует нас настолько. Идите.

– Спасибо. До завтра.

Алевтина зашла в соседнюю комнату, напомнив Соне, что будет ждать ее.

– Хорошо, хорошо, я после работы прямиком к тебе, – ответила та.

Алевтина пошла домой пешком, по пути зайдя в несколько магазинов. Она присматривалась к тому, какие платья выставлены на витринах – она должна была соорудить что-то модное к Новому году. Нужно было тряхнуть стариной – когда-то Алевтина неплохо шила. Уволившись с ткацкой фабрики, она словно позабыла об этой своей способности. Самое время взять в руки ножницы, сесть за швейную машинку. Осталось не так много времени. Алевтина увидела то, что искала: платье цвета морской волны из тонкого трикотажа, отделанное по последнему слову моды. Покупать его она не собиралась. Долго рассматривала, наконец, разобралась в том, что нужно изменить лично для нее.

Домой уже не шла – летела. Переодевшись и наскоро перекусив, взялась за работу. Первая попавшаяся под руку газета сослужила последнюю службу, став выкройкой будущего платья. Ткань Алевтина приобрела пару месяцев назад, получив премию. Она потратила на нее почти все деньги. И тогда она не жалела о том, что однажды стала транжирой, а уж сейчас… Она позволила себе эту роскошь, словно знала, что скоро ей будет необходимо выглядеть на все сто.