Живая земля - Андрей Рубанов

– Пошел ты в лифт, – сказал он. – Где ты тут паренька увидел?

Тамбовский знаток морошки побагровел, потом рассмотрел представителя нового поколения внимательнее и побагровел еще сильнее: против Дениса шансов у него не было.

– Грубый ты, – мрачно сказал он.

– Зато молодой и красивый, – добавила одна из дам, опять проснувшись. – Не то что вы, старые балбесы. Скажите молодому человеку, пусть меня с собой возьмет.

– У него на тебя денег не хватит, – рассмеялся тамбовский человек. – Слышь, братуха! Не обижайся на меня. Ты молодец, смелый. Я б тебя застрелил, но мне лень. Хочешь выпить?

Денис отрицательно покачал головой, думая о том, что тамбовец оказался не из слабых. Не решившись на физическое столкновение, он решить взять свое другим способом. Морально. Унизить неприятеля посредством игры слов. К счастью, тут зазвонил телефон.

– Ты где? – спросил Модест. – Договаривались же. Я пришел, тебя нет… Приходи, тут сегодня каша гречневая с горячим молоком.

– Уже бегу, – ответил Денис, принимая деловой вид, и попросил счет.

На улице было совсем светло. Женщина в платке отдирала с веревок замерзшие ребра серых простыней. Старуха крошила птицам хлеб. Этот тамбовский разложенец, конечно, прав, подумал Денис. Но не во всем. Иногда они о нас думают. Об этой старухе, например, подумали. Провели закон, чтоб люди старше семидесяти пяти жили только на первых этажах. А не мучились, поднимаясь по лестницам. Живут они, конечно, не поодиночке, в коммунах, по двое-трое в комнате, – но старикам, наверное, так даже лучше, в компании доживать всяко веселее.

В «Чайнике» почему-то было пусто. Денис поискал зеленого товарища – нигде не увидел. Зато увидел несколько сломанных стульев и мрачного Кешу, владельца закусочной, – Кеша возил шваброй по кафельному полу, сгонял из-под столов к центру зала мутную малиновую воду.

– Забрали Модеста, – сказал он. – В патруль. Он сидел, тебя ждал, потом зашли какие-то уроды, не местные, человек семь. Здоровые быки. Вроде не разложенцы, но… В общем, они мне сразу не понравились. В восемь утра – пиво с водкой… Подсели к Модесту, разговорились… Кто-то назвал его «мыслящим тростником»…

– Ах, черт, – сказал Денис. – Что ж ты их не предупредил? Видел же, что не местные.

– Не успел, – сокрушенно сказал Кеша. – Потом всех увезли. Четверых в больницу, остальных в участок, и Модеста тоже…

– Ладно. Давай вторую швабру, помогу.

– Не надо, сам справлюсь. Садись вон, в угол, там чисто. Кашу будешь, гречневую?

– Буду, – ответил Денис. – И чаю давай, горячего. И хлеба черного.

За Модеста он не волновался. Модест был богаче всех друзей и знакомых Дениса, за исключением, конечно, Глеба Студеникина, и мог без особых усилий мгновенно компенсировать пострадавшим все расходы по лечению сломанных носов, выбитых зубов и вывихнутых конечностей. А тащить зеленого человека в суд было бессмысленно, ибо нельзя приговорить к исправительным работам того, кто и так готов делать любую работу и много лет ее делает. Скромно, молча, за копейки.

Денис все же пособил Кеше с уборкой, собрал сломанную мебель и понес выбрасывать, причем по дороге за Денисом увязались двое серьезных юнцов и за пять минут, подбирая варежками сопли, ловко убедили его, что два из трех стульев можно починить. Ладно, разрешил Денис, делайте вещи, берегите сбереженное; вручил мебель в руки малолетних умников, и те ушли, возбужденные и довольные, хрустя по снегу новыми валенками.

Потом долго завтракал, обсуждая с Кешей местные сплетни, потом прилег в подсобке «Чайника» на твердую кушетку, укрылся ветхим кроличьим полуперденчиком и заснул, а проснулся только под вечер, разбуженный телефонным звонком: Студеникин напомнил, что ждет в гости.

Денис не хотел идти. Точнее, в гости хотел, тем более к Глебу, – но не хотел видеть Таню. Особенно в квартире Глеба. Теплую, домашнюю, небрежно причесанную. Сидящую в кресле Глеба, проходящую по коридору Глеба, предлагающую ему – Денису, гостю – кофе Глеба, сваренный в кофеварке Глеба и налитый в чашку Глеба. Мужчина не должен видеть, как его бывшая женщина обживает чужой дом. Особенно если это дом лучшего друга. Но в «Чайнике» пахло горячими калачами, Кеша пек их каждое воскресенье, за столами тесно сидел народ, в вязаных кофтах, свежих рубахах и простых платьях из льна и ситца, все свои, правильные, и многие грубые ладони приветственно поднялись, когда Денис, почесывая легкую со сна голову, вышел в зал, а за идеально чистыми окнами густел и уплотнялся прозрачный зимний вечер, настоящий московский, сверху рубиново-лиловый, с редкими твердыми звездами, снизу – мохнато-серый, словно разумное северное чудо-юдо гостеприимно помавало мягкими лапами: расслабься, человек; позвали в гости – иди с чистой душой, если с чистой душой позвали.

И он пошел.

Таня – пусть; в халате, с маленькими голыми ступнями в шлепанцах из козьей шерсти, хозяйкой чужого дома – пусть. Он будет невозмутим. Он будет шутить, выпивать и закусывать, он не выдаст себя даже полувзглядом.

По обычаю богемных двадцатых этажей потащил увесистый мешок еды и бытовых мелочей; ничего особенного, пять килограммов сахара и десяток пачек мыла, и то и другое – купленное за простые рубли в лавке кооператива «Все свое». Дело не в самом подарке, а в его тяжести. Поднять на девятнадцатый этаж пачку сахара – тоже труд. Конечно, Студеникин не испытывал проблем с доставкой, и дешевое мыло, скорее всего, презирал, но Денис любил и уважал традиции: зовут в гости, на верхние этажи – не бери конфеты, не бери вино, прихвати что-нибудь простое и тяжелое. Воды канистру. Или картошки полмешка.

Дверь у Глеба открывалась древним способом, как у безумного Постника: видеоглаз с инфракрасным режимом и электрический замок. Плюс еще совсем архаичное приспособление, древнерусское: засов. Стальная балка поперек, с внутренней стороны. Разумеется, Студеникину есть что беречь, мысленно констатировал Денис, без зависти, но с уважением.

– Ноги не болят? – осведомился Глеб, без усилий опуская на место массивную пластину засова.

– Нет, – сурово ответил Денис. – Что за шмотка на тебе?

– А что? – озабоченно спросил Глеб и приосанился. – Свиная кожа. Полторы тысячи простых рублей. Две недели вокруг нее ходил, с духом собирался и вот сегодня решил – не могу, надо взять. Сделать себе подарок… С барышей. Проходи давай. Одного тебя ждем.

– Разложенец, – сказал Денис, изловчившись скрыть улыбку.

– Ничего подобного, – возразил Глеб и небрежно погладил богато отделанный рукав. – Я поддерживаю отечественного производителя. Товар куплен в магазине «Все свое». Изготовлено из российских материалов по российской технологии. По-английски ‘‘tatoo-pig’’, по-русски – «свинячий партак». Патент продан в двадцать стран, автор патента уже миллионер и недавно переехал в Новую Москву. Гениальная идея. Татуировки наносятся живой свинье, потом ее забивают, а кожу выделывают. Дамские сумочки идут нарасхват. Куртки тоже. Я последнюю взял…