Серебряное кресло - Клайв Стейплз Льюис

Вас ждут горячие ванны, мягкие постели и добрые сердца. А кормить вас будут четырежды в день и жареным, и печеным, и сладким.

— Вот это да! — воскликнул Юстэс. — Подумать только — снова спать в кровати!..

— И принять ванну, — добавила Джил. — Вы думаете, они предложат нам остаться? Мы ведь незнакомы…

— Вы только скажите им, что дама в зеленом шлет привет и посылает милых южных деток к осеннему празднику.

— Спасибо вам! — ответили Джил и Юстэс. — Большое спасибо!

— Постарайтесь попасть туда к вечеру, — сказала дама. — Они рано закрывают ворота и не откроют, как бы громко вы ни стучали.

Дети снова поблагодарили ее. Глаза их сияли. Дама помахала им на прощанье. Квакль снял шляпу и сухо поклонился. Молчаливый рыцарь и дама поскакали к мосту; кони их громко цокали копытами.

— Ну, — сказал Хмур, — хотел бы я знать, куда она едет. Откуда бы ей взяться в таких местах? Решительно, это не к добру!

— Ерунда, — сказал Юстэс. — По-моему, она просто высший сорт! И подумайте, мы хорошо поедим, будем спать в теплой комнате… Надеюсь, до Харфанга уже недалеко.

— А какое у нее платье! — сказала Джил. — А лошадь!

— Все равно, — упорствовал Хмур, — хотелось бы знать, кто она такая.

— Я и сама расспросила бы ее, — сказала Джил, — но как я могла, когда ты отказался рассказать о нас?

— Да, — сказал Юстэс. — Почему ты так сухо держался? Они тебе не понравились?

— Они? — переспросил квакль. — Кто это — они? Я видел только эту вашу даму.

— А рыцаря ты разве не видел? — удивилась Джил.

— Я видел латы, меч и копье, — ответил Хмур. — Почему он молчал?

— Мне кажется, он стеснялся, — сказала Джил. — А может, ему хочется смотреть только на нее и слушать ее голос. Я бы сама на его месте…

— Интересно, — сказал Хмур, — что бы мы увидели, если бы подняли забрало шлема и заглянули внутрь?

— Да брось ты! — крикнул Юстэс. — Что там может быть, кроме человека?

— Скелет, — усмехнулся квакль. — Или, — задумчиво прибавил он, — вообще ничего. То есть ничего такого, что мы можем увидеть.

— Ну и мысли у тебя, Хмур, — сказала Джил. — Как они тебе только в голову приходят?!

— Да ну его с его мыслями! — рассердился Юстэс. — Он всегда каркает и всегда неправ. Подумай лучше про добрых великанов. Хотел бы я знать, сколько еще до Харфанга.

Разговор этот чуть не стал первой из ссор, предсказанных кваклем. Конечно, они и раньше спорили, но сейчас впервые рассердились по-настоящему. Хмур вообще не хотел идти в Харфанг. Он сказал, что ему неизвестно, какой смысл вкладывают великаны в слово «добрый». Во всяком случае, Аслан ничего не говорил о визите к каким бы то ни было великанам. Дети уже устали от ветра и дождя, костлявой дичи, зажаренной на костре, твердой холодной земли вместо кровати, и просто до смерти хотели к добрым великанам. В конце концов Хмур согласился при одном условии: они без его согласия не скажут великанам ни слова о Нарнии и о поисках принца. Дети пообещали и все двинулись дальше.

После встречи с дамой дела пошли хуже. Во-первых, идти было трудней: дорога вела через нескончаемую долину, пронзительный северный ветер дул прямо в лицо, и не было укромного местечка, чтобы сделать привал. Земля под ногами стала каменистой, от непрестанной ходьбы болели ноги, а ночью — и все тело.

Во-вторых, что бы ни говорила дама, на детей это в конечном счете повлияло плохо. Они ни о чем не могли думать, кроме кроватей, ванн, горячей еды и крыши над головой. Об Аслане они не упоминали, о принце Рилиане — тоже. Джил перестала повторять знаки каждый вечер и каждое утро. Сначала она говорила себе, что слишком устала, а потом и совсем забыла о них. Казалось бы, можно было ожидать, что мысль о Харфанге приведет детей в лучшее расположение духа, но они стали больше думать о себе, чаще раздражались и то и дело огрызались друг на друга и на Хмура.

Наконец ущелье, по которому они шли, расширилось, и по обеим сторонам показались мрачные леса. Перед путниками лежала каменистая равнина, а за ней, еще дальше, горы в снегу. Между этими горами и другими, дальними, возвышался холм с неровной, но плоской вершиной.

— Смотрите! — воскликнула Джил, показывая вперед, и в сгущавшихся сумерках, над плоским холмом, все увидели огни. Не луну, не костер, а радостный ряд освещенных окон. Если вы никогда не шли неделями через пустынные места, вы не поймете, что почувствовали путники.

— Харфанг! — весело закричали Юстэс и Джил.

— Харфанг, — мрачно повторил Хмур, но тут же воскликнул: — Эй, дикие гуси! — и мигом снял лук с плеча и подстрелил жирную птицу. Конечно, они не успели бы добраться до Харфанга в тот же день. Но у них была горячая еда, и ночь казалась теплее, чем обычно. Правда, когда костер потух, она опять стала холодной, и, проснувшись наутро, они обнаружили, что одеяла замерзли.

— Ничего! — сказала Джил, притопывая ногами. — Сегодня мы примем ванну!

Спору нет, день был отвратительный. Сверху нависло небо, обложенное снеговыми тучами, внизу трещал мороз, дул сильный, пронизывающий до костей ветер. Старая дорога за мостом была сильно разрушена. Путники шли по огромным камням, пересыпанным галькой, а это очень тяжело для натруженных ног. Но как бы они ни устали, как ни прихрамывали, остановиться они не могли, было слишком холодно.

Часов в десять первые хлопья снега упали Джил на руку. Через несколько минут они уже падали густо. Через четверть часа земля заметно побелела, а через полчаса начался настоящий снегопад. Снег летел им в глаза, они почти ничего не видели (это надо отметить, чтобы понять все последующее). Вскоре невысокая гора скрыла от них огни в замке. То и дело протирая глаза, путники видели лишь на несколько шагов вперед. Нечего и говорить, что им было не до разговоров.

Добравшись до подножия горы, они заметили какие-то скалы — кубические, если приглядеться, но никто приглядеться не мог. Сил хватило только на то, чтобы взобраться на ближайший уступ, преграждавший им путь. Он был не больше ярда высотой. Длинноногий квакль без труда вспрыгнул на него и помог остальным. Для них это было непросто, на уступе уже лежал довольно глубокий снег. За первым уступом, шагов через пятьдесят, возвышался еще один. Всего их оказалось четыре, и шли они через неравные промежутки.

Карабкаясь на четвертый, путники были уверены, что теперь-то находятся на вершине. До сих пор склон хоть в какой-то степени укрывал их, теперь ветер дул со всех сторон. Как ни странно, гора была такой же плоской, какой казалась издали. Во многих местах снег едва припорошил камни, ибо ветер поднимал его и бросал им в лицо. Внизу тоже кружились снежные вихри, и ноги скользили, как по льду. В довершение бед гору перерезали и пересекали какие-то выступы, разделяя ее на неравные прямоугольники. С северной стороны этих выступов намело много снегу, и, перелезая через них, все промокли.