Домовой - Олег Рой

Внучку баба Нюра любила, но была строга с ней, особенно когда учила своему ремеслу. «У тебя, – говорила она, – и дар есть, и голова на плечах, не то что у Таньки… Так что учись, пока я жива. Потом мне спасибо скажешь – всегда при куске хлеба будешь». И Фима старалась, запоминала названия и предназначения всех трав, учила рецепты зелий и порядок колдовских действ, зубрила слова заговоров. Записывать ничего было нельзя, иначе ворожба всю силу потеряет.

Пойдя в школу, Фима с изумлением узнала, что ничего из того, что доселе наполняло ее жизнь, оказывается, на самом деле не существует. Что нет никаких домовых, бесов и русалок, что болезни не лечатся травами и нашептыванием, и что все, чем занимается баба Нюра, – просто шарлатанство, невежество и суеверие. В тот момент с девочкой случилось именно то, что сейчас принято называть модным термином когнитивный диссонанс. Некоторое время Фима не понимала, что думать и чему верить. А потом стрелка ее мысленных оценок, долго колебавшаяся от крайности к крайности, все-таки склонилась в сторону бабушки. Если все заговоры и травы – это всего лишь суеверия, то почему же после них проходят бородавки и перестают болеть зубы? И разве может шарлатанство навсегда отвадить мужика от бутылки? А сосед дядя Коля уже седьмой год как не пьет, на радость жене, в свое время упросившей бабу Нюру поворожить…

– Что бы там учительница ни говорила, ты, бабуля, все равно лучшая колдунья в мире! – уверяла Фима и слышала в ответ:

– Скажешь тоже! Куда мне до лучшей… Может, свое дело и знаю, да полной силы у меня нет. И не будет.

– А у меня, баба? – с надеждой спрашивала Фима. – У меня будет полная сила?

– Ну, разве что силодар отыщешь, – усмехалась в ответ бабка.

О силодаре Фима знала чуть не с рождения. Однажды услыхав от бабушки эту историю, девочка часто просила рассказать ее вновь и вновь. И баба Нюра опять и опять повторяла рассказ, как давным-давно, много-много лет назад, на земле случайно встретились два ангела – золотой и черный, посланец света и посланец тьмы. Три дня и три ночи бились они друг с другом, но никто так и не победил, а все потому, что добра и зла в мире отпущено поровну, и так уж суждено, что никто из них не может взять верх над другим. Так и разлетелись ангелы в разные стороны, а на том месте, где бились они, появилось маленькое озеро с чудесной серебряной водой. Каждый, кто выпивал той воды, приобретал удивительную силу – мог и по воздуху летать, и сквозь стены проходить, и самые страшные недуги исцелять, и мертвых к жизни возвращать, и превращать в золото все, к чему прикоснется, будь то даже ком грязи. Но поселялась такая сила в человеке не навсегда, а лишь на время, пока не кончится действие воды.

Слухи о чудесной воде распространились мгновенно, и очень быстро озеро вычерпали почти до дна. И тогда черный ангел вернулся на это место вместе с толпой своих слуг и повелел им собрать всю серебряную воду, разлить по хрустальным флаконам, в золото оправленным, убрать те флаконы в кованые сундуки, а сундуки спрятать в тайном месте. Не послушались, однако, слуги и не в точности исполнили приказание. Воду-то они по флаконам разлили и флаконы в сундуки попрятали, да только не схоронили те сундуки в одном месте, а растащили кто куда. И, говорят, до сих пор еще есть где-то в мире те хрустально-золотые флаконы с волшебной серебряной водой, что прозвана силодаром.

– А как его найти, баба? – с замиранием сердца спрашивала Фима.

– Найти силодар нелегко, – слышала она в ответ. – Можно всю жизнь искать, да все без толку. Но коли захочет силодар – так сам человеку откроется. И тогда будет тому человеку видение, что где-то рядом схоронен сундук, а в нем – бутылочки хрустальные, в золото оправленные, с водой серебряной…

– Вот бы мне так открылся силодар, – мечтала девочка, но бабка предупреждала:

– Мало того, чтобы он тебе открылся. Надо еще и правильно его взять. И не своими руками – иначе зелье всю силу потеряет. Взять его для тебя может только плоть от плоти твоей.

– То есть если б тебе открылся силодар, то только я бы могла его тебе добыть? – догадалась умненькая Фима.

– Или ты, или Танька, твоя мать, – подтверждала баба Нюра. – Иначе никак.

И после этих разговоров Фима не могла уснуть до самого утра, все мечтала о силодаре…

А потом все изменилось в один миг. Как-то в пасмурный зимний день, когда уже темнело, четырнадцатилетняя Фима вернулась из школы и застала бабушку лежащей на кровати. Это было очень странно, потому обычно баба Нюра никогда не ложилась днем.

– Что с тобой, баба? Ты заболела? – испугалась Фима.

Это тоже было необычно, ведь баба Нюра не болела практически никогда. Все свои начинающиеся хвори она глушила в зародыше мазями и отварами собственного приготовления.

Лицо бабки было странным: серьезным и одновременно каким-то мягким, будто его разгладили утюгом. А глаза смотрели куда-то вдаль, словно сквозь внучку. Но все-таки баба Нюра видела Фиму, потому что сказала непривычно тихим, еле слышным голосом:

– Наконец-то… Уж думала, не дождусь тебя… Подойди…

Фима подбежала к ней. Баба Нюра сжала ее руку сухими горячими пальцами, прошептала что-то похожее на «прощай», вздохнула… И в один миг сделалась вся желтая, словно репа. А за окном вдруг послышался резкий птичий крик.

Что было дальше, Фима помнила смутно. Разговоры соседей, похороны, поминки – все это словно было окутано в памяти туманом. Вспоминалось только то, что сначала она сильно обрадовалась приезду матери и особенно ее словам, что та хочет забрать дочь с собой в город. Но очень скоро Фима поняла, что мать совсем не рада такому повороту событий.

«Только тебя мне сейчас не хватало! – с досадой заявила она. – Мало мне других забот, теперь еще тебя корми-пои-одевай. А я и так живу от получки до получки. Да еще и мужик бросил…» И мать, уже успевшая хорошенько «помянуть» свою маму, разрыдалась пьяными слезами.

Сразу после поминок, даже не убрав со стола, мать начала что-то искать. Перевернула всю избу вверх дном, но так ничего и не нашла, а когда Фима спросила, в чем дело, вместо ответа огрызнулась и со всей силы огрела дочь поленом. От удара Фима почти увернулась, но злобу затаила. Сразу поняв, что именно ищет мать, – бабкины деньги, конечно! – она от обиды не сказала ни слова о тайнике. Так мать и уехала ни с чем, увезла с собой только несколько чемоданов бабкиного добра и дочку – но ту без всякой охоты.

Жить в городе Фиме, в общем, нравилось. Конечно, не так привольно, как в родной деревне, зато все блага цивилизации под боком, ни дрова не надо колоть, ни воду носить, ни печку топить. Однако отношения с матерью становились с каждым днем все хуже и хуже. Татьяна и будучи трезвой не упускала случая упрекнуть дочь, что та села ей на шею и мешает устроить жизнь, а уж выпив, и вовсе не скупилась ни на брань, ни на колотушки. Впрочем, Фима тоже девка была не промах, с младых ногтей могла постоять за себя. Вспомнив все, чему ее учила бабка, Фима начала ворожить, чтобы отвадить мать от пьянки. Сперва Татьяна только пуще бесилась, но потом колдовство стало действовать. Почувствовав, что ее воротит от одного вида бутылки, Татьяна не знала, как реагировать – то ли драться, то ли благодарить дочь. «Выучилась, стало быть, у бабки… – бормотала она. – Ох, старая карга… Ни меня, ни мою мать учить не хотела – а тебя, стало быть, выучила…» Через некоторое время, оценив ситуацию, Татьяна стала куда добрее к дочери, а вскоре начала просить, заискивая, чтобы та приворожила к ней давно облюбованного ею мужика. Сначала Фима отнекивалась, но больше для виду, ей самой хотелось еще раз убедиться в своих возможностях. И ведь снова подействовало! Не прошло и трех месяцев, как мамкин хахаль разругался со своей законной женой и пришел жить к ним. Только Фиму это совсем не обрадовало – мало того, что пришлось тесниться втроем в малогабаритной однушке, так еще вновь прибывший и на нее глаз положил… Так что девушка, поняв, куда ветер дует, едва дождалась окончания школы, а потом собрала манатки и укатила куда подальше, а именно – в Москву.