Возвращение Ворона - Адам Хлебов

были вынуждены прозябать и пассивно ждать подходящего случая.

Я предположил, что даже если я буду взрослеть быстрее, чем планирую, у меня есть в запасе как минимум три или четыре года для того, чтобы построить клан, равный по силе клану неспящих.

Это большой срок. Я успею за это время раздать долги матушки и подняться на ноги, а заодно и восстановить силу и могущество Вороновых.

В своей Келье я решил прилечь и отдохнуть, не дожидаясь соседа.

Рука саднила я чувствовал себя опустошенным.

Когда я прилег на кровать, то закрыл глаза и попробовал снова связаться с вороном. На десятой попытке я понял, что все мои попытки тщетны. Вскоре я уснул.

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо.

Это был Иван Горохов.

— Илюх, вставай. У нас уже подъем. Бежим, а то на завтрак, а потом и на учебу опоздаем. Нас с тобой никто ждать не будет.

— О, здорово, Иван. — я рассматривал спросонья моего приятеля — ты оказался моим соседом?

— Ага. Я.

Я понял, что понятия не имею, как тут умываются

— Мне бы умыться.

— Вот полотенце чистое, а вон водица, — он указал кадку у кровати.

— Ты иди. Я сейчас догоню.

— Хорошо, что тебе брать?

— То же что и себе. Давай гони. Я скоро буду.

Ваня радостно улыбнулся и выскочил из кельи на улицу.

Я посмотрел на свое отражение в кадке. Особых изменений со вчерашнего дня я не приметил. Пока еще не повзрослел.

Закончив с утренними процедурами, я оделся в униформу училища и отправился искать трапезную

Спустя пару минут я был уже в зале, где ученики училища стучали ложками по своим плошкам.

Я поискал глазами Ивана Горохова, но его нигде не было видно.

Девчонки, сидящие за ближним столом, обернулись и приветливо мне помахали.

Я улыбнулся и помахал им в ответ.

Трапезный зал, стены которого украшала роспись с грифонами, жар-птицами, львами делился на две части: золотую и синюю.

Они разительно отличались не только дизайном. В золотом зале было светло и просторно. Столы имели овальную форму и за каждым из столов сидело не больше четырех человек.

То тут, то там сновала обслуга, разнося блюда и убирая посуду. Они носились, как ракеты по залу из кухни и обратно, таская на огромных подносах миски, плошки и кружки.

Я заметил в углу Жаботинского, сидящего со своими дружками. Они зыркали в мою сторону и о чем-то переговаривались.

Я не чувствовал опасности. Но тут же вспомнил, что теперь мне нужно снова учиться оценивать обстановку головой и развивать простую человеческую интуицию.

Сам Жаботинский ничего не ел. Его тарелка пустовала. В отличии от его друзей он не мог открывать рот, а, следовательно, и не мог принимать пищу.

Я улыбнулся ему во все зубы, как старому другу и помахал рукой.

Мне казалось, что я услышал, как заскрежетали его зубы. Его глаза горели пламенной ненавистью.

Его дружки набычились, но после вчерашней драки и боя с вайтами сказать ничего не решились.

Оставшись довольным произведенным впечатлением, я направился в синий зал в поисках своего нового соседа по келье.

На синих стенах не было ни богатой росписи, ни хорошего освещения.

В зале в полумраке сидели ученики за тесными и грубыми скамьями. Причем, если кому-то было необходимо выйти, то он поднимал целую армию товарищей, сидящих рядом с ним на одной скамье.

Никаких франчиков, так называли в училище официантов, в синем зале не было. Студенты обслуживали себя сами.

Понятно. Это был зал, где ели ученики из бедных и бесславных, заурядных родов.

Уверенный в том, что здесь мне не место, я развернулся и проследовал обратно в золотой зал.

Увидев пустой стол, я уселся за него и принялся ждать Ивана.

Он куда-то запропастился. Я подумал, что, наверно, он пошел за едой и ждет очереди.

Вдруг один из официантов завидев меня, грозно нахмурился и направился в мою сторону.

— Ну-ка вон отсюда, шкет! Совсем обнаглел.

Я оторопел от такого обращения к себе и даже оглянулся, чтобы убедиться, что за мной никого нет и он, действительно, обращался ко мне.

— Да-да, я с тобой разговариваю поганец! Он попытался схватить меня за рукав, но не успел.

— Не трогай его, Пахом! Это Илья Воронов! Он новенький и порядков здешних пока не знает, — услышал я приятный взволнованный женский голосок. Рядом очутилась Лиона.

— Да, сударыня Львова, вы безусловно, правы. Но он мог бы и поинтересоваться. Ему бы показали его место.

Сюда по тому, что Пахом сделал особый акцент на фразе о моем месте, передо мной стоял, закомплексованный, зачуханный чужими поучениями субъект, желающий отыграть на мне свои унижения.

— Илья, у нас такие порядки, что каждый ученик обедает в месте, соответствующем его рангу, — она старалась говорить деликатно, чтобы меня не обидеть.

— Здесь столуются ученики из знатных родов, княжеских или боярских. Всех тех, кто может себе позволить содержание по высшему классу.

Она сделала паузу, чтобы дать мне возможность оглядеть золотой зал, но я смотрел в ее роскошные и красивые глаза и улыбался.

— Вон, там, — она указала рукой на синий зал, откуда я только что вернулся, — столуются дети обычных родов, тех, кто может позволить себе оплатить содержание в пансионе по высшему разряду.

Она немного закашлялась, стараясь подобрать слова.

— А те, кто на содержании училища или благодетелей — она запнулась, — они обедают на кухне. Для них не предусмотрены места в зале.

— Вот именно, Воронов! Ты же знаешь, на чьем ты содержании? Давай парень вставай, твое место на кухне и поживее.

Я продолжал невозмутимо сидеть за столом и счастливо улыбаться девушке.

— Пахом. Ты забываешься, — она сделал строгое выражение лица, — не смей меня больше перебивать! Ты же знаешь, что любой ученик из золотого зала имеет право раз в неделю пригласить друга из кухни за свой стол. Принеси приборы и стул на одну персону, сегодня Илья будет завтракать с нами.

Она повернулась в сторону своего стола и увидела, как остальные девушки одобрительно закивали.

— Леона, ты сегодня обворожительна! Ты словно горный цветок — прекрасна и тонка. Мне безумно приятно, что ты меня пригласила, но я вынужден отказаться от твоего предложения. Прости.

В зале повисла тишина. Это было не слыханным. Все ученики из низших сословий мечтали, чтобы когда-нибудь средне-княжеская дочь оказала им честь и пригласила бы отобедать с нею.

Более того, это могло быть расценено, как оскорбление. От такого предложения не отказываются.

Кто-то обозвал меня наглецом и